Теперь – немного о себе. Ну как же, если собираюсь писать рассказ или повесть с двумя персонажами, то, естественно, надо и о другом, то бишь, о главном слово молвить. Впрочем, кто будет главным?.. говорить рано. А писать о себе очень сложно. Краткую биографию? Нет. О характере, мировосприятии? Тоже нет, ибо по «ходу повествования» читатель поймёт, кто я такая. Поэтому напишу, пожалуй, только вот что: у меня затянувшийся писательский кризис, из которого упорно пытаюсь выкарабкаться, вот поэтому и за Линку ухватилась, как за спасительную соломинку. Почему за неё? Да потому, что у нас с ней есть нечто общее, в своё время и мой поэт бросил писать вот так же, как теперь - её писатель, да еще… Но нет, не буду объяснять, что кроется за «еще», ибо, наблюдая за конфликтными отношениями Линки с мужем, надеюсь что-то додумать, понять и из своей жизни. Но поможет ли мне в этом моя «соломинка»?
Линка вспыхивает на пороге, как луч солнышка:
- Привет! Мой-то вчера… Домой пришел с букетом!
- Ну вот, видишь, а ты…
- И как же давно не преподносил цветы! Даже не помню… - перебила меня и тень мелькнула на ее красивом личике: - А я на радостях торт испекла и всей семьей пили чай. Хорошо-то как было!
- Будто и не было тех хмурых дней, да?
- Да нет, были они, были, - стало затухать её свечение: - потому что потом всё равно хотелось лечь, отвернуться к стене и рухнуть в сон.
- Линка, дорогая моя, ведь жизнь… Она такая. Жизнь, как зебра полосатая, и зачастую непонятная штучка. Послушай, какие строки о ней оставил нам Владислав Ходасевич*:
«Должно быть, жизнь и хороша, да что поймешь ты в ней, спеша, между купелию и моргом, когда мытарится душа то отвращеньем, то восторгом».
Но от философских строк Ходасевича тень на светлом личике моей подруги стала еще гуще. Зачем я Ходасевича - ей? Может, отвлечь от высокого бытовым, тварным?
- Надо тебе почаще смеяться, а то морщинки у губ всё заметнее.
- Да я разглаживаю их, разглаживаю, но... Иной раз думаю: и как Антон может жить со мной... такой? Нервы ни к чёрту, часто и слезы - вот-вот… Вчера-то, когда легла спать, опять пришел, а я отвернулась и шепчу: «Ну почему не заведешь себе любовницу?».
- А он?
- Он… «Я же тебя люблю» - прошептал. А я как раз перед сном посмотрела кусочек фильма: они вламываются в её дом, зажимают рот, распластывают на кровати, насилуют...
- Её насилуют, а у тебя дыхание перехватило?
- Перехватило. И даже на лбу капельки пота выступили. Ненавижу ЭТО в мужиках! Ну, почему они самое интимное… как «неотложку»?
Линка сидит напротив меня в глубоком кресле… почти утонула в нём!.. и её карие глаза начинают темнеть, поблёскивать. Плохой признак. Может и расплакаться. Чем отвлечь? И хватаюсь за соломинку, не раз выручавшую:
- Линок, может, поставить твой любимый диск?
Нет, и музыка ей сейчас не поможет. А не поделиться ли тем, в чём сама была до её прихода? Правда, к поэзии она - не очень… и всё же:
- Ну, тогда от грустного Ходасевича давай нырнём в светлый романтический мир Николая Гумилёва*, идёт? – И не ожидая ответа, поспешила: - Слушай: «Сады моей души всегда узорны, в них ветры так свежи и тиховейны, в них золотой песок и мрамор чёрный, глубокие, прозрачные бассейны…
Взглянула на неё. Сидит, прикрыв глаза. Что это значит? Спросить? Нет, не буду. И продолжаю:
- «Я не смотрю на мир бегущих линий, мои мечты лишь вечному покорны. Пускай сирокко бесится в пустыне, сады моей души всегда узорны».
Линка открыла глаза, вздохнула:
- Ах, Гумилев, Гумилёв… - Нет, веселей ей не стало: - А что же мне делать со своими «садами»? Ведь рядом тот, к которому нет прежней любви.
- Нет того, из чего сплетались твои узоры?
- Ну да, нет «того»… - И грустно усмехнулась: - А вообще твой Гумилёв здорово это написал… «сады моей души…» Только вот мечусь я в своих… уже без узоров.
Из моего дневника:
«Искать ответы на вопросы жизни… Всю жизнь помогают мне в этом писатели, и поэтому сейчас опять в руках томик Германа Гессе*, и ищу у него… Созвучный твоему теперешнему состоянию ответ?.. Ой, явилась, Ядва!.. Конечно, явилась. Я же вижу, что ты опять начинаешь копаться в себе… Ну, хорошо, давай вместе. Слушай: «Путь человеческого становления начинается с невинности (детство, первая, не знающая ответственности стадия). Оттуда он ведет к вине, к знанию о добре и зле, к требованиям культуры, морали, общечеловеческих идеалов…» И похоже, что ты уже прошла этот свой путь… Да, Ядва, прошла, но что дальше?.. А что дальше, сейчас и узнаешь у своего любимого Гессе… «И каждого, кто переживает эту стадию всерьез, как развитый индивидуум…» А ты, конечно, развитый… Не иронизируй, Ядва. Пытаюсь. Но слушай дальше: «… как развитый индивидуум, путь неизбежно приводит к отчаянию, к сознанию того, что не существует воплощенной добродетели, полного повиновения, беззаветного служения, что справедливость недостижима, а жизнь в добре невозможна...» А ты-то на своём этапе как думаешь?.. Ты знаешь, думаю, что в любом случае жить, барахтаться надо, иначе… «Отчаяние ведет либо к гибели, либо же в третье царство духа, к постижению милости и спасения, к новой, высшей разновидности безответственности, короче говоря - к вере. Неважно, какие формы и выражения принимает вера, но содержание ее всегда одно и то же: мы не отвечаем за несовершенство мира и за наше собственное, мы не распоряжаемся собой, но нами распоряжаются, потому что за пределами нашего познания существует Бог, или иначе - ОНО, которому мы служим и которому можем предаться»… Так ведь и ты можешь предаться этому ОНО и не отвечать за свои… Нет, не думаю так… пока, а дальше… Дальше похоже, что с успехом прошла ты первые два периода своей жизни… Прошла, но заплутала в третьем.
Я – на юбилее. Антон - в темно-синей тройке с белой астрой в петлице, Линка - в сером пиджачке с розовой. У них - юбилей свадьбы... то бишь, регистрации, ибо знаю, что свадьбы не было. И об этом дне вспомнил Антон… только сейчас рассказал, словно жалуясь: «Спросил её: «Отмечать будем?» А она лишь плечом дернула: ну, мол, если хочешь...» Но всё же вчера… И ведь сырой, холодный, сумеречный был вечер, а он пришел с огромным букетом астр и георгин: «Вот, тебе... Сам вырастил, сам и принес.», на что Линка только буркнула: последние, мол? Но вышла дочка, улыбнулась: «Поцелуйтесь же!» И он чмокнул её в щеку, а она… А она словно отмахнулась.
Антон наливает вино:
- Кто поздравит нас? Дочка?
- Не-е, я не умею…
Но всё же бормочет о здоровье, о золотой свадьбе, до которой «дожить бы родителям надо». И уже пьем, закусываем, а Линка… Что ж она такая будничная за столом? Наверное, не такой хотелось бы Антону её видеть, потому и раздражается.
- А ваша мама селедку рядом с «Шампанским» поставить может, - криво усмехается, перед тем, как поднести ко рту кусочек сыра.
Как же неуютно мне! Может уйти? Вон, опять он нахмурился:
- А вашей маме лишь бы работать да работать, и больше ничего не нужно.
Линка, ответишь ему?.. Молчит. Ну и молодец. Не надо, не порти настроения детям. Да и нелепо отвечать тем же... с астрами-то в петлицах.
А на экране телевизора девочки изящные ходят, попками крутят, и твой Антон уже похихикивает, любуясь ими. А у тебя - тоска? И потому, что не пришлось быть вот такой, как они. Не пришлось хотя бы раз!.. сбросив лямку забот, надеть вечернее платье и почувствовать себя только женщиной, да?.. Молчи, Линка, молчи. Лучше тоже полюбуйся этими длинноногими… Нет? И даже сказать что-то хочешь?
- Если верить в реинкарнацию, то хотелось бы в последующей жизни быть только женщиной.
Линочка, эта твоя реплика похожа на скулёж. И что ж твой Антон – на это?
- Да брось ты!
Еще и передразнил: «Только женщиной…» Зачем же он так?..
- Па, ну зачем ты так? – Молодец дочка! - Пусть человек хотя бы помечтает.
И ты, Линка, глаза – к ней? И в них – благодарность бессловесная: «Дочка, спасибо!»
И уже молчите. Похоже, что ваш маленький праздник угас, не разгоревшись.
И всё же «Шампанское» открыли, но…
И уже - кофе в чашках, пряник медовый, но... как буханка хлеба.
И уже дети - к телевизору.
Пусть смотрят... А ты подойди к Антону, улыбнись!.. Молодец. Подошла… улыбнулась, вынула астру из петлицы:
- Давай и твою… в воду поставлю. Пусть еще поживут.
Ни-ичего не ответил твой муж...чина.
Ни-че-го.
И снова – к Линкиным наброскам… да нет, не только – к её.
Ветер, полощи, полощи дождём ветви ивы!.. И он встряхивает их. И они мечутся, тянуться в сторону балкона, хотят вцепиться в его прутья. И уже тяжелые капли срываются с листьев, шлепают по опавшим, затоптанным.
Почти две недели на улице такое бесиво, и это значит, что осенние работы на даче закончились, и твой Антон всё дома, дома! И мается от безделья. И нервы у него натянуты. Твои - тоже. Но нет, вы не ругаетесь, а варитесь в своих мыслях, чувствах, да? А тут еще - твоё, вечное: и всё не так, и все не те. Нет, больше не можешь! Вон из квартиры! К троллейбусу, на «тройку»!.. И вот уже замелькали в плачущем окне, засуетились дома, деревья, машины, желто-пурпурные кроны кленов. «Суета сует и томление духа». Кажется, из Библии?.. Но забудь об этом хотя бы сейчас! К черту все эти вечные раздумья о смысле жизни, как живем, почему так, а не иначе? Вон, у Чижевского*: «В смятеньи мы. А истина ясна, проста, прекрасна, как лазурь у неба. Что человеку нужно? Тишина, любовь, сочувствие и корка хлеба». Вот и всё. И не надо искать чего-то, шарахаться, метаться… как эти листья у обочин, которые никак не прибьются к забору. Пора бы уже тебе остепениться, успокоиться.
Но как успокоиться, если уходит…
Что уходит? Любовь? И остаётся только смиренно «исполнять женский долг»?
А надо ли? И должна ли?..
Ах, Линка, Линка…
Ой, как же далеко заехала! Ведь скоро конечная остановка. Давай выйдем.
Ой, а ветер-то какой! Зонтик вывернул. И дождь наглый - в лицо! И по лужам - каплями, каплями… словно выстрелами. А листья, листья-то как мечутся! Сколько ж их, желтых, исхлёстанных дождем не только в лужах, но и в жухлой траве, в решетке изгороди, на островках тротуара, под деревьями… А вон в тех домиках… наверное, в тепле и уюте, сидят за чаем добрые, симпатичные люди и без всяких заумей болтают о разном…
Да, без заумей - хорошо. Видишь этот прекрасный опадающий ясень? Он просто растет себе да растёт, так и ты…
Но ведь, чтобы вот так раскинуться, он несколько деревьев заглушил, да и трава под ним что-то хиленькая.
А что ж ты хочешь? Борьба! Выживание только сильных.
Что, и человеку - вот так?..
Да нет, для того и разум ему дан, чтобы уходить от эгоизма. Мать Тереза* не мучилась терзаниями, как ты, а ездила по всему миру и помогала слабым.
Нет, по миру уже не поеду, а вот домой…
Быстро-то как день смешивается с сумерками! И за окном мечутся уже не оранжевые кроны клёнов, а окна домов,
