Ягоды из захолустья.

 Любаша смотрела на ключ. Довольно крупный, на длинной засаленной верёвке, он напоминал ей маятник гипнотизёра. Туда, сюда…Сколько длилось это мгновение? Секунды…
Пухленькая рука медсестры с коротко остриженными ногтями без маникюра и ключ. Туда, сюда…
- Женщина, Вы извините, но нам некогда идти. Сходите сами.
- А где он? – стараясь казаться спокойной, она молча выслушала, уточнила, переспросив пару раз, и вышла.
«Где же он, где?»  Она оглядывалась, тщетно пытаясь отыскать глазами то, что, хотя бы отдалённо, напоминало ей морг. Но не находила…Сердце колотилось. «Сейчас, родной мой, сейчас…»
- Извините, Вы не подскажете? Где-то здесь должен быть морг.
- Да вот же он, - проходящий мужчина указал ей на неказистое, без каких-либо указательных знаков, очень похожее на заброшенный сарай, здание.
«Вот я и приехала, Сашенька…Всё будет хорошо…» - бормотала про себя она, вставляя ключ в большой амбарный замок.  «Извини, я не смогла ничего сделать. Ничего, не смогла…Господи!»
Руки дрожали. «Ну, же! Ну!» Кра-кра…Дужка замка отвалилась, напомнив ей выдвинутую далеко вперёд челюсть врача-патологоанатома.
 
«Домой припёрлась, нигде покоя нет»…
- Нет, и ещё раз – нет…Я же говорю Вам…Я в отпуске. Пусть отправляют в Котельнич! И не надо предлагать мне деньги. Вы должны понимать – сезон, середина мая.
- Пожалуйста, я Вас прошу, мне очень неловко, но здесь же несколько шагов до больницы, один квартал. Я приехала из Кирова, более трёх часов в пути… Поймите,  хотя бы до сорокового дня, я должна… Пожалуйста…
На его лице не было ни тени сострадания. Он напоминал ей мужика с хлопушкой, готового прихлопнуть назойливую муху.
- Нет, я сказал – нет, - пробурчал он, беспокойно озираясь на дверь дома.
«Наверно, жена…Может, он сам то и не прочь…Такой же безотказный, как мой Сашка. Всё одна да одна, а он для людей», - думала Любаша, закрывая дверь и еле переставляя непослушные ноги.
 
Скрежет замка. Ржавый стон открываемой двери. Тишина…Подкашивались ноги, очень хотелось пить. Она беспомощно оглянулась по сторонам.  Два, небрежно закинутых медицинской клеёнкой, стола. Пустые…Она облегчённо вздохнула. Паутина в углу и большой чёрный паук. Мелькнула мысль: «А, может быть, это уже он…Глупости…»
«В углу, картонная коробка…» Она обвела взглядом небольшое, отнюдь не стерильное, помещение и увидела две картонные коробки из-под обуви. Осторожно, замерев на миг, открыла одну, потом вторую…Ничего напоминающего…
Внутри неё что-то дрогнуло. Дзинь…Так мешал чай он…Маленькая чайная ложечка… дзинь-дзинь. Прозрачный стакан и чай, тёмный, густой, душистый…Он любил. Она попыталась сглотнуть, но не смогла – во рту пересохло.
«Я не смогу. Даже если они найдут – два часа до Котельнича, незнакомый город, морг…Почему всё так? Они же должны…Но это долго…Нет, я не смогу», - думала она, автоматически закрывая замок. Несколько шагов до больницы казались ей вечностью…
- Хорошо, мы отвезём сами. Позвоните, когда можно приехать за ними.
Она плохо помнила, что было дальше. Электричка…
Она опоздала…Доехала до Свечи – надо отпеть…Девочки-певчие плакали. Они знали его, он никому не делал зла. Алкоголики тоже разные бывают…Почему одних водка меняет, а других – нет…
Она перебирала в памяти те короткие мгновения счастья и думала, думала…В пути хорошо думать. Три долгих часа…Домой…Хотелось спать. Она закрыла глаза. Чистые голоса певчих продолжали звучать, заставляя плакать. «Но нельзя – кругом люди, люди, люди…Спать, так хочется спать».
Потом был долгий путь: справка в одном городе, очереди, останки в другом. По пути за ними она зашла в магазин, чтобы купить ведро с крышкой. Но запаха не было. Она осторожно перекладывала обгоревшие кости и часть черепа из огромной картонной коробки в ведро, повторяя:  - Потерпи, родной, потерпи…
Паутина в углу уже пропала…Сороковой день. «Прости, не успела. Но мы помянем, обязательно».
Она выложила на стол нехитрые закуски, бутылку водки и они долго вспоминали, перебирая в памяти то общее, что связывало его и этих, таких добросердечных, милых и образованных людей. Он часто бывал здесь. Деревня, где он жил, была их родиной. Пруд, караси, лоза… И корзины – они остались у очень многих, как память о нём. И не только корзины…
 Четыре часа и она дома. Перрон, ведро, справка от врача, свидетельство о смерти…
Письмо бывшей жене, которое вернулось обратно, поиск родственников. Она хоронила его одна. Никто, ничей…А где-то далеко в Сибири жена, о смерти которой он уже не узнал, она умерла годом раньше – сердце… И сын, которому он не нужен… И здесь, в городе – родная тётка и ещё много родственников. Он мог бы жить…Ровно за месяц  до этого, ему исполнилось сорок семь.
Никто – для них. И целая вселенная – для неё. И вместе нельзя. И врозь – невозможно…
Напротив его могилы сосна, уже совсем большая…
А она ходит по городу и часто ловит себя на мысли: «А вдруг он жив? Останки человеческие, но чьи – неизвестно…»
Знакомый силуэт: широкие плечи, высокий, худой…И её сердце замирает…
Красная рябина на белом снегу…Свидетели говорят, что первой загорелась крыша…
Пропал и кот. Чёрный, бархатный…Именно такие ночи были там, в этой опустевшей деревне. Бархатное небо и сияющие звёзды. Много звёзд…Почему в городе не бывает таких?
***
И что лучше?
Захолустье, где люди, несмотря на отсутствие элементарных удобств, продолжают жить, любить, оставаясь при этом людьми. Или цивилизация, всё чаще приводящая к появлению особого типа людей.
Наверно, и те, и другие есть везде…Я в поиске ответа на этот вопрос. И надо ли писать? Имею ли я право перебирать те ягоды на виду, пусть редких, но читателей? Судить вам…
Горькие, кислые, терпкие, засохшие…