ИНОПЛАНЕТЯНЕ (полная версия)

ИНОПЛАНЕТЯНЕ
 
Всё, что можно сделать с крысой, можно сделать и с человеком.
А с крысой мы можем сделать почти всё.
                                                      Брюс Стерлинг.
 
Я не крыса!!!
Я летел домой из Венгрии. Вернее, в самолёт я сел в аэропорту Будапешта, после недельного пребывания в гостях у моего закадычного друга, Иштвана Хорвата. Он сейчас живёт в небольшом городке под странным для меня названием - Печ.
Я, в середине 70-х годов, был в Венгрии (посчастливилось с рабочей командировкой). Но и сейчас я с удовольствием принял приглашение друга. Хотелось вновь полюбоваться на красоты Будапешта, Дуная, посетить церковь святого Матиаша и базилику святого Иштвана. Пройтись по площади Героев.
Иштван, для полного моего удовольствия, свозил меня на Балатон, а заодно мы съездили искупаться в Сеченьи. Правду говоря, раньше было лучше в купальне - не столько народу было. Ну, и напоследок, уже перед обратной поездкой в Будапешт, мы съездили в Секешфехерваре, где я вновь полюбовался на замок Бори, и на ворота завода по производству Икарусов.  Дальше меня не пустили. И уж, конечно, не мог я покинуть Венгрию и её гостеприимный народ без посещения дворца Эстерхази в Фертёде. Красота! Но, думаю, наши дворцы и парки С-Петербурга не хуже будут!
Всё-таки хорошо встретить старого друга через столько лет! Я же с ним познакомился…, где-то…  в….  Да,  именно тогда, когда  был с группой товарищей в командировке от нашей организации.  Да, да, именно в то время я с ним и познакомился на заводе по производству автобусов «Икарус». Он (мой друг) мне понравился своей простотой в обращении и профессионализмом - настоящий мастер своего дела, и патриот завода. Мне такие люди нравятся.
К нему-то я и летал в гости по приглашению. Он знал, что я пишу книги, и ему хотелось, чтобы я написал о нём и его семье (в его биографии нашлись какие-то древние родственники). Я ему объяснил, что я не биограф и, тем более, не историк, и не могу быть ему полезен. Что нужно сначала обратиться в госархив, и что только после всех мытарств (не знаю, как у них, а у нас это проблема) договориться с человеком в Венгрии, который согласился бы на такую работу.
Весь наш разговор, по обычаю, сопровождался возлияниями Токайского. Надеюсь, Иштван не обиделся на мой отказ, потому что ни в его поведении, ни в обращении ничего не изменилось. Он всё так же был мягок, вежлив и гостеприимен. Хороший человек!
 
                                                     *     *    *
Самолёт, набрав высоту, совершил прощальный круг над городом и направился в сторону Москвы. В салоне было тихо и уютно. Стюардессы ещё не начали разносить прохладительные напитки, а пассажиры отдыхали от предпосадочной суеты. Откуда-то с задних кресел, изредка, доносился тихий шелест разговора о пребывании в Будапеште, и о прощании с близкими и родными.
Опустив спинку кресла и расположившись в нём поудобнее, я закрыл глаза, чтобы часик-полтора вздремнуть. Не знаю, как кто, а я люблю подремать под ровный гул моторов, тем более что в воздухе мы пробудем часов пять.
Говорят, что писателя или журналиста хлебом не корми, чтобы он не начал выпытывать разные подробности жизни у сидящего рядом человека, но у меня почему-то не так. Как только я усаживаюсь в кресло самолёта, так меня сразу же начинает клонить в сон. Наверное, организм мой так устроен, не иначе. А то бы с чего такая сонливость?
Проснулся я от женского, мелодичного голоса, предлагавшего лёгкий завтрак и напитки. Открыв глаза, я увидел: тележка стоит почти рядом с моим креслом, и миловидная блондинка-стюардесса держит в руках разнос. Где только они таких красавиц находят? - непроизвольно подумал я, устанавливая столик в «рабочее положение» и принимаясь за еду.
Я ещё не закончил есть, как радио, голосом, наверное, командира корабля или второго пилота, рубленными фразами заговорило: «Уважаемые пассажиры. Мы входим в густую облачность. Возможна небольшая тряска. Просим не волноваться. Командир корабля приносит свои извинения».
Не успел я осознать последние слова предупреждения, как в салоне слегка потемнело, а затем включилось освещение. Стало, как-то по-домашнему уютно, но ненадолго. Лампочки, через минуту или две, заморгали, а затем и вовсе погасли. В салоне стало почему-то очень темно. Мне даже показалось, что темнота приобрела какое-то осязаемое свойство, что ли. Вроде бы самолёт, вернее, мы вместе с самолётом попали в какую-то непривычную для тела окружающую среду. Затем, наш самолёт внушительно тряхнуло. Из темноты салона послышались несколько разноголосых испуганных вскриков, типа - «Ой! Ой, что это? Ой, мы не падаем?». И вновь наступила тишина…, какая-то неестественная тишина, решил я.
В темноте салона не слышалось испуганного дыхания пассажиров, не раздавался равномерный гул работающих двигателей, и командир почему-то не говорил ни слова, словно я оказался один-одинёшенек в пустом самолёте, и в кромешной темноте…. Я даже руку поднёс к лицу, чтобы увидеть её, но, увы! Какая-то мрачная, тяжёлая, я бы даже сказал, густая, как растопленная смола, темнота окружала меня…
Я испугался! Я очень испугался: от непонятного отсутствия пассажиров летевших со мной, от окружившей меня непроницаемой темноты и, вообще, от отсутствия в моём окружении чего-то живого, что ли. Я словно находился в безмерном, непроницаемом для глаз, совершенно пустом пространстве!  Чертовщина какая-то, решил я. Эй! - есть кто-нибудь, отзовитесь, - негромко позвал я.
 
                                                             *     *     *
- Николай Степанович, Борт №742 куда-то исчез с экрана локатора, - повернув голову в сторону, сидевшего за своим столом, старшего смены, испуганно прошептал дежурный диспетчер.
- Ты, что! - грозно рявкнул старший, - опять потерял самолёт, да? Нет, Савушкин, давно тебя надо гнать из диспетчеров, давно! Ты, словно бельмо в здоровом глазу для нашего коллектива! Вечно с тобой…
- Да, нет же, Ник Степыч, я правду говорю - пропал борт!- взволнованно перебил монолог старшего смены, Савушкин. И обиженно добавил - не пил я вчера, ей богу не пил, кем хотите поклянусь!
- Господи, вот наказание-то на мою седую голову. Ведь ты, Савушкин, меня раньше времени в гроб загонишь, не доживу я до пенсии, - медленно поднимаясь со своего места, проворчал Николай Степанович. Прошлую смену ты борта перепутал…, сегодня вообще самолёт потерял…
- Да не терял я его, Николай Степанович! Он сам куда-то потерялся, - прошептал бледный, со взъерошенными волосами на голове, Савушкин, подошедшему начальнику. Я его всё время внимательно и осторожно вёл, он же пассажирский…
- Заткнись! - рявкнул старший диспетчер.
…я его от самой границы веду, продолжал трясущийся, и уже совершенно весь в поту от предчувствия сурового наказания, Савушкин, я его…
- Господи, да покажи ты, где его потерял! - заорал Николай Степанович, нависая над провинившимся диспетчером, - хватит ныть!
Картушка экрана дисплея светилась ровным голубоватым светом. На ней были видны пронумерованные точки расположения нескольких самолётов. Точки были в постоянном движении - одни приближались к центру экрана, другие удалялись, но все они двигались по разрешённым им траекториям.
Окинув быстрым, опытным взглядом экран, и не найдя на нём борт №742 начальник смены схватил микрофон и, раздельно и чётко произнёс:
- Борт №742, борт №742 ответьте! Вы слышите меня борт №742?
Подождав несколько секунд и не получив ответа, он вновь заговорил:
- Борт №742 ответь башне. Башня ждёт ответа. Виктор Иванович ответь, что у тебя случилось? Почему не отвечаешь Виктор Иванович?
Самолёт не отвечал. Не отвечал, словно его никогда и не было.
- Савушкин, включи громкую связь с экипажами самолётов в твоём квадрате, - приказал Николай Степанович. - Гаврилов, прекращай отдыхать, дай мне карту полётов в квадрате 53117,  и не забудь синоптическую карту!
- Я и без карты знаю, - попытался вклиниться в распоряжения начальника Савушкин…
- Ну, говори!
- Самолёт приближался к грозовому циклону…
- Так почему же ты не предупредил экипаж, и не изменил им маршрут?! - рассвирепел начальник смены.
- Я всё сделал по инструкции.
- По инструкции он сделал…. Где же тогда самолёт, а?! - продолжая пылать гневом, проскрипел зубами Николай Степанович. Шляпа ты, Савушкин. Пошёл вон, идиот! Я отстраняю тебя от дежурства! - Гаврилов, хватит копаться, принимай борта у этого недотёпы!
- Так у меня своих пять бортов…, - попытался возразить попавший под горячую руку начальника, работавший за расположенным рядом монитором, молодой диспетчер.
- Ничего, справишься! Рассспустились! - Петрович, включил громкую связь? - спросил старший диспетчер у своего помощника.
- Да.
По диспетчерской и в эфире разнеслось:
- Всем экипажам, находящимся в квадрате 53117, слушать внимательно. Кто визуально видит пассажирский борт №742, или видел его до входа в грозовые облака, ответьте….  Повторяю - кто видит, или видел пассажирский борт №742 - ответьте…
 
                                                                         *     *     *                                                                                                                                      
Тараща глаза в темноте и хаотично водя руками, я попытался нащупать хоть что-то, что может находиться рядом со мной. Но вокруг ничего! Совершенно ничего! Пустота и темнота!
Я решил подняться с кресла и обследовать пространство вокруг себя. Ноо…, оказывается я не в авиационном кресле, я… си…дел на какой-то ровной поверхности, что ли! Ощупав то, на чём я сидел, почти понял… Что-то вроде пола. Странно! Но…, как я умудрился на нём оказаться? Не понимаю. Ни-че-го не понимаю.
Я продолжал сидеть в темноте и растерянно «хлопать глазами». Посидев так некоторое время, я всё же, правда, с трудом, решился на некоторые активные действия. Пришлось подняться.
Осторожно, боясь упасть или удариться обо что-нибудь в темноте, я, вытянув перед собой руки, осторожно сделал шаг, затем, другой. Ни-че-го, и ни-ко-го!
Да, что же это? - в совершенной растерянности прошептал я, и, сделав ещё несколько осторожных шагов, неожиданно упёрся в какое-то препятствие.
Под пальцами рук, мелко-мелко дрожа, оказалось какое-то, чуть тепловатое на ощуп, но твёрдое, непонятно что. Прижимая пальцы к этому, непонятному, я стал на корточки, затем, опустил руки до самого низа и двинулся, делая по половине осторожного шага, вдоль этого, непонятного. Дойдя до соединения ЭТОГО с другим таким же ЭТИМ, но под прямым углом, я выпрямился и, не отрывая пальцев рук от Этого, пошёл дальше. Продолжая движение, я неожиданно сообразил, что непроизвольно обследую ЭТО. Продолжая прижимать пальцы к дрожащей тёплой поверхности, я сделал не менее сотни шагов и… остановился.
Дальше продолжать обследование не имело смысла - четыре угла, четыре стены. Я вдруг понял, что нахожусь в каком-то, неизвестном мне, помещении, и в нём нет ни дверей, ни окон, нет хоть маломальской щёлочки. Я замурован в нём! Кем? Кем я замурован, и зачем? И ещё один вопрос встревожил моё, начинающее меркнуть, сознание - за что?!
Очнулся я непонятно через какое время: может минута