Когда я был маленьким, зимы были совсем другими. Настоящие русские зимы были, а не нынешнее слякотное недоразумение. Может виной тому нынешнее обилие асфальта и личных автомобилей, купленных на ворованные деньги, может геополитический крен в сторону Запада, последовавший после распада СССР, а может я просто вырос, но все-таки зимы ныне не те. Раньше бывало снега столько выпадало, что для того чтобы пройти к сараям приходилось снегоуборочную лопату на веранде держать. Иначе, по пояс в снегу не то что к сараям со скотиной, но даже и до туалета не доберешься. Зато честный физический труд с самого раннего детства сопровождал меня. Как встанешь часика в четыре утра, как пару тройку часов покидаешь лопатой снег, так сразу понимаешь, что нормальному человеку, живущему честной жизнью, никакой профессиональный спорт и даром не нужен.
А какие морозы тогда были. Бывало, такой мороз стоял, что деревья в лесу трескались. Вот про мороз собственно и пойдет рассказ. Я классе в пятом учился. В школу ездить приходилось либо на совхозном автобусе, либо на машине «техпомощи» за двенадцать километров, в деревню А.
Брат мой младший Пашка как раз учился в первом классе в начальной школе, расположенной в нашей деревне. Был он, как и все маленькие дети крайне любознательным, хотя и значительно запуганным матерью при этом.
И как все маленькие дети, в душе он был крайне непослушным.
– Одевайтесь теплее, а то простудитесь! - мать, надо заметить, постоянно боялась, что мы простудимся, и поэтому заставляла даже в оттепель одеваться так, как будто на улице сорокоградусный мороз. – Влад, что ты напялил эту лепиздряйку?
– Но там же тепло!
– Не гордыбачь с матерью! Или ты хочешь, чтобы я сдохла? Еще мой след будете искать!
– Да будем, будем, только успокойся.
– Вот подхватишь ангину, тога посмотрим! - другой ее идеей фикс была ангина, которая якобы так и норовит свести нас с братом в могилы.
Для профилактики этой зловещей ангины мы пару раз в неделю посвящали свои вечера дышанию над кастрюлей с распаренным картофелем. Возможно, определенная доля здравого смысла в этих ее опасениях была, если учесть, что за несколько лет до этого, когда мы еще жили в деревне П., я едва не умер от двухстороннего воспаления легких. В общем, мамаша спасала нас от простуды и ангины как умела.
Мать работала в бухгалтерии, расположенной в том же здании что и начальная школа, поэтому в школу и из школы Пашку водила. Однажды Пашка по пути из школы нашел где-то сосульку и, оправдывая название, взял ее в рот. Была тогда у него дурная привычка все что ни попадя тащить в рот. Мать, увидев воочию эту страшную попытку суицида, на некоторое время потеряла дар речи. Впрочем, глядя в безмятежные голубые глаза сына, обреченного умереть от коварной болезни, она быстро его обрела и обрушила на Пашку всю лавину своего красноречия, подкрепленного выражениями сугубо непечатными, которым самое место в лексиконе деклассированных элементов, но отнюдь не в словаре жены директора совхоза.
– Ты что, совсем чокнутый? Совсем мозги протухли уже? По школе для неполноценных соскучился? - действуя по заветам русского «Домостроя» свои слова она подкрепляла подзатыльниками и оплеухами, ловко гоня пинками бедного ребенка, от ужаса перекусившего сосульку и проглотившего откушенный кусок, домой. – Я тебе покажу, мерзкий выродок, как родителей не слушать! Удушу как котенка шелудивого! Тухленыш! Такой же пень, как и батя твой!
Ходили по зимнему времени домой обычно через чужие огороды и дворы. Сначала двор/огород Сереги Корявого, потом пустырь за огородом Моргуна, потом пустырь между огородами Кольки Лобана и Ивана-автобусника, потом огород/двор Кольки Лобана. На протяжении всего этого пути матери продолжавшей чихвостить сына активно вторили собаки. Поэтому подходя к дому, Пашка на всю жизнь понял, что кушать сосульки чревато.
Придя домой слегка успокоившаяся мать, глядя на дрожащего от ужаса Пашку, решила предостеречь его еще от одной опасности и объяснить, что на морозе нельзя не только сосульки сосать, но лизать железо.
– Не вздумай ничего железного зимой лизать! Слышишь, придурок дефективный? - так как в детстве она считала Пашку слегка туповатым ребенком, то решила НАГЛЯДНО продемонстрировать, что вот этого делать нельзя. – Вот так делать ни в коем случае нельзя. Понял?
Дверь нашего дома закрывалась на навесной замок и она не нашла ничего лучшего, как этот замок лизнуть. Н-да… И этот человек учил нас что можно делать и что нельзя. Естественно, что язык, изрыгавший грязные ругательства, неумолимыми и неподкупными законами природы мгновенно был наказан. Мать прилипла к замку.
Пашка недоуменно наблюдавший эту картину, не мог понять в чем дело, подумал что мать, большая любительница розыгрышей, так с ним играет, и не нашел ничего лучшего как взобраться на стоящую на крыльце лавку и тоже лизнуть замок. Язык штука нежная и деликатная, поэтому рваться, рискуя оставить часть его на подлом замке, никто из них не спешил.
Я, приехав из школы, застал неописуемую, воистину сюрреалистическую картину. Правда, слова сюрреализм я тогда не знал, но глядя на брата и мать, приставших языками к замку, интуитивно догадался, что нечто такое в мире существует.
– Вы это чего? Шутите? Да?
Простояв какое-то время в остолбенении и, убедившись, что я нахожусь в здравом уме, а они не шутят, я опрометью побежал в контору – звать отца.
– Слышь, пап, там такое дело…
– Какое дело? Ты думаешь, я тут груши околачиваю? Не видишь что ли – я думаю!
– В общем, там мамка с Пашкой примерзли!
– Куда примерзли? - отец мне сначала не поверил. – Иди домой и не мешай работать. Дров наносить не забудь!
– К замку примерзли. Я домой попасть не могу.
– Домой попасть не можешь? Смотри, если это опять твои дурацкие шутки, то я тебя так вздую! - папенька с неохотой потопал домой. – На всю жизнь запомнишь! Весь в мамашу пошел – такой же шебутной!
– Ну где они примерзли? – входя в калитку вопросил он.
– Там, на крыльце.
– Сейчас посмотрю, - грузно скрипя снегом, он потопал по двору. – А ты готовься, если это шутка.
– Валь, ты это чего тут? – он заворожено уставился на них. – Паш, а ты чего это, а?
Глядя на него я понял смысл выражения смотреть как баран на новые ворота.
– Влад, чего это они? Правда прилипли? – он с трудом оторвал взгляд от этой картины и уставился на меня.
– А ты сам не видишь?
– Ты отцу то не хами! Умный больно стал? Да? А лампу разжечь и освободить ума не хватило? Все батьке приходится делать.
– А спички я где возьму?
– Вот курил бы, так и спички были бы! А так все батька, да батька. Ничего сам не можешь! Лампу неси, безрукий!
С помощью паяльной лампы, разожженной отцом, Пашка и мать были освобождены из ледяного плена. Об обстоятельствах, заставивших их совершить эту глупость, они долго молчали, дыша вечерами над распаренной картошкой и жуя чеснок для профилактики ОРЗ. И лишь через неделю вся эта история была поведана «широкой общественности» в лице меня и отца.
– И не вздумай никому рассказать, - предупредила меня мать. – Придушу как котенка лядащего!
Теперь и вы с ней знакомы. Что интересно так это то, что ни Пашка, ни мать тогда ничем не заболели. Ни зловещая ангина, ни ОРЗ, ни воспаление легких не смогли их осилить.
Кто-то может задать вопрос, почему для освобождения из морозного плена использовалась паяльная лампа, а не горячая вода? Во-первых, где взять горячую воду в деревне? Там и холодная то не у всех была. Во-вторых, паяльная лампа, предназначенная для разогрева выведенного на улицу крана с холодной водой, была всегда под рукой – или в сарае или на летней кухне. И в-третьих – папаша Плейшнер был не прочь поиздеваться над женой и сыном, вызывая в них ужас паяльной лампой…
