Память совести или совесть памяти. Гл. 3

к вопросу фатализма, на ходу меняющего свои правила. Но все же наш Лу – тертый калач, и для него судьбоносность – не та субстанция, которой можно позволить вести себя по отношению к нему так, как ей заблагорассудится. И Лу, опрокидывая в себя очередную порцию спиртного, тем самым пытается в споре с судьбой оставить последнее слово за собой, но что получается: то ли он переусердствовал, то ли сказалась привычка «белокурицы» лезть под руку со своими заявлениями – результат этих внешних обстоятельств не преминул сказаться на нем. Поперхнувшись, Лу не смог установить плавность процесса усвояемости принятой дозы и, чувствуя, что возможность дальнейших бесконтрольных действий его организма может привести к мало приличествующим данному месту побочным извергающим эффектам, ринулся в уборную, дабы упредить свой непослушный организм. И надо отдать должное нашему Лу, его скорости позавидовал бы не один спортсмен, занимающий верхнюю строчку по дисциплине «бег с препятствиями», а ведь препятствий по дороге в туалет было не счесть. Тут и вальяжно рассевшиеся за своими стульями гости, тут и снующие везде официанты, так и норовящие подрезать тебе ход, ну, а о скоординированном заговоре сильно принявших на грудь и говорить не имеет смысла, ведь все знакомы с их внезапностью появления в ненужных местах. А еще была велика опасность и того, что наш бегун наступит на устрицу, упавшую на пол у зазевавшегося официанта, и только вездесущее провидение, а также ловкий маневр Лу позволил миновать ему эту напасть, чтобы вовремя припасть к унитазу, и выгнать из себя уже напасть другую. Что касается его застольников – то его исчезновение даже не было ими замечено, кроме разве что «белокурицы», до которой достучалась ее свободность ног. И только она это ощутила, как зал озарился ее кличем в пустоту: «Ты куда?», – повис немой вопрос над его местом. Что ж, со всеми бывает, и Лу, выйдя из туалета уже совсем с другим лицом, чем с тем, с каким он забегал туда (при этом до смерти перепугав вездесущую уборщицу), решил, что если уже ничего не лезет – то чем это не подсказка для него, и следовательно, нужно прислушаться к знакам говорящим ему, что необходимо отправиться незамедлительно домой. Вернувшись за стол, Лу не стал отвечать на заданный ему вдогонку вопрос, и сообщив, что ему необходимо уехать, оставил доуменных сослагательных самим вариться в своем супе. Правда, «белокурица», приняв за авансы действия Лу под столом, всем своим видом изъявляла желание стать на сегодняшний вечер ручной львицей, но на Лу вдруг снизошла какая-то стена непонимания, и он проигнорировав ее, с невозмутимым видом, вначале откланялся за столом, а затем при выходе из зала, отклонился уже от самой «белокурицы», спешащей довыяснить вопрос о порванных колготках.
Сев в автомобиль, Лу в первую очередь набрал номер своего пресс-атташе (и по совместительству, свое доверенное лицо, или же наоборот – трудно сейчас сказать): «Это, не телефонный разговор. Давай ко мне!», – без лишних разглагольствований, отдал команду Лу. «Опять, пить зовет!», – одеваясь, наверное, пробурчал про себя Гера. А как же иначе, нелегко быть доверенным лицом, да к тому же еще и пресс-секретарем у такого рода господ. Затратное это дело: как для секретаря, так и для его нанимателя. Прессовать нынче надо уметь, это ведь вам не годы подмастерьев и слесарей со своим скобяным инструментом. Сегодня, в век технологий, надо проявлять изобретательность и фантазию, иначе и на твой «порт» найдется свой «канальный провайдер». Так что Гера, одевшись, с кислой миной заявил своим домашним, что его требуют видеть, и что с этим ничего не поделаешь, если всем им хочется проводить отпуск на каком-нибудь «лазурном» берегу, но если есть возражения –он не против их рассмотреть. Но, видимо, его домашние (жена и две белокурые вреднюсины, а в особенности – их любимец кот-ротозей) не имели ничего против того, чтобы провести отпуск, наслаждаясь очень «лазурным» берегом моря, так что наш страдалец был отпущен на все четыре стороны без всяких предварительных ласк. Но почему наш Гера так недипломатично отреагировал на звонок своего босса Лу? Неужели он обладает какими-то экстрасенсорными способностями, и может так, с полуслова, распознать желания и малейшие движения души человека? Вполне может быть, но всего вероятнее, здесь дело в том, что наш Гера и Лу знакомы с самой школьной скамьи, и пожалуй, столь долгое знакомство и налагает на него столь ответственный груз знаний о друге. «А ведь вчера клятвенно заверял, что сегодня даст мне отдохнуть!», – бурчал про себя Гера. – «А хватило его только до вечера!». Конечно, можно понять Геру, его жизнь практически слилась с жизнью его босса, он стал своего рода его тенью, следующей везде за ним по пятам. Без его юридического сопровождения, Лу и шариковой ручки не брал для подписания контракта, что уж говорить о «паркере» и «монблане». «Нет, что бы он там не заявлял, пить я с ним не буду. Да и вообще, завтра важное совещание, и надо быть в тонусе!», – летя к Лу на своем черном, очень престижном авто, размышлял про себя Гера. Но вот, он подъехал к месту назначения, к одному из стандартных для данной местности особняков. Стандартная двухметровая ограда со своей каменной облицовкой в виде охраны. Стандартный газон, рельефно сопровождающий вас по бокам к самому входу в особняк, который, к слову сказать, ничем выдающим не обладает, все стандартно в этой трехэтажном прибежище одинокого олигарха. А ведь можно было бы, даже по мотивам «Иронии судьбы», снять совсем другое продолжение ее первой части, уже с учетом интересов правящего класса, живущего в таких современных стандартных условиях своего бытия. «И ведь стоило Рязанычу только заикнуться об этом, обратившись к нам...», – заявлял один любитель кино, проживающий по данной стандартной схеме, – «Мы бы в один момент, не выходя из парной, нашли бы ему средства на финансирование такого фильма!».
Но вот, Гера заходит внутрь. И что же он видит? А ничего нового, что он раньше не видел. Наш герой Лу все же не вытерпел перепадов настроения и, приехав домой, решил слегка разбавить свою грусть-печаль, непонятно откуда взявшуюся у него. В разбавлении грусти приняла участие, захваченная по пути домой, всегда на все готовая светская и завсегдадатая часть этой тусовки. И ее можно понять в этом, ведь она не ограничена всякими религиозными условностями, и пока она светская – то вполне имеет право на нецелибат. Кроме нескольких дам высокого роста, грусть-печаль Лу разбавляли пару вальяжных типов, претендующих, как они говорят, на «уважуху». Но для Геры подобные типы были не в диковинку, и он всегда при общении с ними требует у охраны обеспечить хорошего лежания вещей, чтобы не случилось соблазна у кое-кого прибрать кое-что к рукам, обеспечивая (уже с их точки зрения) надлежащий порядок в доме.
– А, вот и ты, – отталкивая от себя черноокую брюнетку и вставая навстречу Гере, сказал Лу.
– Я, как смотрю, ты в своем репертуаре, – без обиняков заявил Гера.
– Прости, забыл, но у меня сегодня черная полоса в жизни, – промолвил Лу, опять подхватив брюнетку. – Так ведь, лапа?
– А мне не до шуток, – не меняя тона, ответил Гера. – И тебе пора бы остановиться. Завтра важный день, а ты опять не готов. А решение уже вызрело, и завтра его надо обязательно озвучить.
– Да, да, я все понял, – одним глазом смотря на Геру, стараясь сообразить, что от него хотят и, решив не противоречить, согласился он.
Гера же, выйдя в центр гостиной, похлопал в ладоши, дабы обратить на себя внимание. Это у него вышло только на среднюю троечку, ввиду большой увлеченности присутствующей публики совсем другими интересными вещами. Но наш Гера – дока в разрешении подобных несоответствий его желаний, с встречными желаниями противостоящей ему праздной публики. Он, заручившись поддержкой мышечной массы охраны, кого – своим ходом, кого – не своим, вывел всех вон из дома, отправив их в дальнейшее восвояси, где они так любят быть. Правда, на этот раз не все прошло так гладко, как хотелось бы, черноокая девица, решив для себя, что все эти призывы выйти вон к ней не относятся, продолжала настаивать на своем особом статусе, вцепившись в диван, на котором и располагался до прихода Геры весь этот бомонд. Гера, видя, что словесность в данном случае совсем плохой аргумент, и что ручной метод будет куда эффективней, не раздумывая, пустил его в действие. Черноокая девица только и успела окнуть, когда пара крепких мужских рук потянули ее с дивана, и уже, казалось, дело сдвинулось с мертвой точки, как вдруг девица сумела вывернуться (видимо, змеиная скользкость позволила ей это сделать), так вот, она изогнувшись переместила вес своего тела с заднего «крепкого» аппарата на верхний и, тем самым, опрокинулась вместе с охранником на пол. Затем она вытянулась и вцепилась своими руками в ноги всякое видевшего Лу, при этом далеко не безмолвная (по этическим и цензурным соображением у меня рука не поднимается опубликовать эти трехэтажные словосочетания, да и цифровая бумага – уже не столь терпима) мольба отразилась на ее, размазанном от потекшей краски, лице. Лу же смотрел на все это происшествие с невозмутимостью находящегося в нирване последователя Будды. И даже завершающий штрих в устах этой доверчивой дамы, поверившей в обещание халявы в обмен на необременительную сдачу в наем ее столько раз доверявшего различным проходимцам тела: «Да, козел ты!!!», – совершенно не вывел из себя это погруженное в созерцание еще одно воплощение тиртханкары. Ну, а что поделаешь, ведь истина – одна, и итог поиска этой вечной субстанции, как правило, не блещет разнообразием. Как только до представительницы женского пола доходит данная истина – она тут же, с чувством собственного достоинства удаляются прочь искать уже другого, более покладистого козла. (А поиск истины для женщины – это зачастую, не так уж и легко, ведь даже многочисленные подсказки не возымеют своего действия, если вы обладатель больших капиталов, которые так сбивают с толку наших истиноискательниц. Ведь ради этих капиталов они готовы смириться с данной участью, правда, если выпадет удача наградить вас еще не одной парой рогов – они это сделают, не моргнув глазом. Но как только они понимают, что их счастью не суждено случиться – то они, ожидая поразить всех своим откровением, а самого обидчика сразить, сбив с копыт наповал, во всеуслышание объявляют эту горькую квинтэссенцию истины: «Козел, ты!»). Но разве сатира проймешь, ведь вся его жизнь построена на таком роде развлечений, пьянства и ловли в свои сети нимф, и которым, к слову сказать, только козла и подавай. Так что не козлы мужики, а всего лишь рогатые сатиры. Правда существует и контристина, которую со своей стороны использует мужская половина человеческого рода. Но она не носит характер монументальности, она, в некотором роде, плавающая субстанция, и во многом зависит от женского козлизма, хотя и существуют свои, независимые от женского мнения, эксперты, со своими твердыми убеждениями в овцовости женского рода. В этом случае, любой расклад их взаимоотношений