Спотыкаясь и падая, он упорно пробирался сквозь бурелом, отфыркивался от непрерывно жалящего гнуса и затравленно озирался по сторонам. Где-то в отдалении бесперебойно утробно ухал филин да трещали, ломаясь, сухие мозолистые ветки под тяжестью неведомых враждебных существ. Подгибались от бессилия трясущиеся ноги, и кожа на руках была изодрана, свисая кровавыми лоскутами.
«Денис, – вкрадчиво шептали на ухо хриплые потусторонние голоса, – Денис, Денис, Денис»... «Зачем? – лихорадочно думал он, выкарабкиваясь из очередного рва. – Зачем я притащился сюда, ведь говорили ж»? Где-то заморгал трепетный красный огонек, и парень с просыпающейся надеждой рванулся на свет, но обреченно остановился, когда огонек погас. «Галлюцинации, – покорно оседая на сырой мох, заплакал тогда молодой человек, – всего лишь банальные галлюцинации. Мираж».
«Денис, – потянулась к заблудшей душе чья-то расплывчатая мохнатая рука, – Иди ко мне, Денис». «Нет! – закричал изгнанник из мира людей и повалился на бок, хватаясь за то место, где когда-то у него было крепкое сердце, умеющее любить и ненавидеть. – Я не хочу умирать! Я еще слишком молод»!
«Молод», – с усмешкой ответило ему лесное эхо, которого в природе не существует. Или не эхо, а злая фортуна, бросившая своего подопечного в колкие объятия костлявой старухи с острой косой за тщедушными плечами? «Пощади, – уже теряя сознание, взмолился коварной судьбе беженец, – пощади»… Где-то исступленно захохотал некто, и завращалась земля, оставляя затравленного человечка наедине со спасительной чернотой.
– Он задышал, – шепнул кто-то над головой странника. – Подсобили твои молитвы и муравы, Пелагея, хвала и слава Христу!
– Задышал, – с охотой откликнулся низкий женский голос, – значится, будет жительствовать.
– Вот и хорошо, – одобрил незнакомку хриплый бас. – Надобно насытить его молоком, ибо молоко и есть бытие.
«Не надо», – хотел сказать Денис, но почувствовал внезапный приступ тошноты и стиснул зубы, чтобы не выплеснуть на спасителей свое отчаяние и боль.
– Отворил зеницы, – обрадовано ахнула избавительница.
Перед больным, положив заскорузлые руки на колени, сидела пожилая парочка, одетая по крестьянской моде дореволюционных лет.
– Кто ты, родимый? – дуэтом пропели они и нетерпеливо заерзали по деревянной, потемневшей от старости лавке, – Откуда?
Парень огляделся по сторонам: изба с большой русской печью, чадящая лучина в изголовье, образа в красном углу. Бабка в белом платочке, повязанном по самые брови, смотрит пытливо и ласково, дед нервно теребит окладистую бороду. Странно. Такое ощущение, что попал в прошлое. И оглушающая тишина, закладывающая уши ватными, ватными…. Кажется, они называются беруши. Или не так? Впрочем, о какой ерунде он думает.
– Ты кто, малец? – прорезал, как ножом, всеобщее молчание старец.
– Денис Морозов, – с трудом ответил молодой человек и отметил, что не чувствует боли. – Я вчера заблудился в лесу.
– Хороши твои мази, Пелагея, – усмехнулся хозяин дома и подмигнул внезапному гостю. – Не саднит?
– Не саднит, – попробовал растянуть губы в несмелой улыбке Денис и внезапно вспомнил все.
Он, студент второго курса нефтяного университета, приехал в деревню Липовки к другу, чтобы погостить у того пару-тройку недель. Было жаркое лето, а предки не смогли, как всегда, отправить его в Турцию или хотя бы на свое родное Черное море. Что поделаешь, кризис! Ладно, за учебу до сих пор платят. «Отдохну малость, – уговаривал он свою разбушевавшуюся совесть, – и там пойду вкалывать.
Да хоть, как Ванёк Литовкин, в автосервис, чужие тачки драить. Чем не работенка? Или грузчиком на рынок»? А вчера они поехали в Сосновку, так как в местном магазинчике закончилось горячительное. «Сбегать за Клинским, Дэни»? – засмеялся тогда Ванёк. И они поймали попутку, купили в райцентре пивка, а затем собрались в обратный путь.
Свернули к лесу, где должна была находиться грунтовка, но внезапно представившаяся их ничего не понимающему взору ухабистая проселочная дорога в Липовки будто вымерла, лишь спотыкающаяся старая кляча с конопатым белобрысым мальчонкой в косоворотке вяло протопала мимо растерявшихся парней.
– Ничего себе, – промямлил Иван. – Тебе не кажется, что что-то здесь не так?
– Пермская аномальная зона, – невесело хихикнул Денис. – А впереди ночь.
– Ерунда, – отмахнулся от друга Литовкин. – Может, пешочком? Всего-то пять км будет. До сумерек до дома доберемся.
– Айда, – махнул рукой Морозов.
И они пошли. Дорожка в лесу была протоптанной, и сначала все было хорошо. Беззаботно пели птицы, стрекотали кузнечики, извивались под ногами перепуганные ужи. А потом, когда любители Клинского дошли до обрывистого рва, вдруг внезапно потемнело. Будто выключили свет и одновременно задернули шторы.
– Эй, – повертел головой по сторонам в поисках Ванька Дэнька, – Эй, где ты?
Гробовое молчание ответило одинокому путнику.
– Ване - ё - ё - к! – тонко закричал тогда Денис.
– Ване - ё -ё -к! – ответили ему его же голосом.
– Черт, – мертвея, прошептал парень. – Законы физики здесь отдыхают!
Луны на небе не было. Звезд тоже. Темный расплывчатый силуэт удалялся от путника все дальше и дальше.
– Постой! – крикнул ему студент и побежал в его сторону, но провалился в яму.
В ней кишели змеи, но не одна из них не укусила, хотя прикосновение холодных, скользких тел он ощущает до сих пор. Бррр! Отдирая от пальцев ногти, Дэн все же выкарабкался из канавы и поплелся наугад вперед. Или назад? Он не осознавал, куда идут его ноги, запинался, падал, натыкался на торчащие сучья, какие-то колючки, но шел и шел, лишь бы быстрее выбраться из этого ада.
– Вы не видели высокого черноволосого парня? – спросил Денис странных стариков, молча наблюдавших за его воспоминаниями.
– Никак нет, – разом ответили те и недоуменно переглянулись.
– Давай, паря, уж представляться, – предложил дед и подал скитальцу мозолистую руку. – Меня прозывают Михеичем. Осипом Степановым. А это Пелагея Кузьминична, моя баба.
Студент назвался и снова подумал о Ваньке. Где он? Что с ним?
– Паршивые здеся места, гиблые, – покачал головой Михеич. – Завсегда и были гиблыми, а потому никто и не селится в нашенской глуши.
– А почему вы живете в этих паршивых местах? – взметнул брови Морозов.
– Бывший каторжный я, – хмыкнул Степанов и почесал свою роскошную бороду. – Бог не выдаст, свинья не съест. Не трогают нас лесные чудища.
– Заговоры я знаю, батюшка, – встряла в их разговор молчавшая до сих пор Кузьминична. – Вот и не подходят к нашей избе подлюки.
– А узнать, где находится мой товарищ, вы не сможете? – с надеждой осведомился Денис.
– Попробую, – поморщилась Пелагея и шустро встала, чтобы принести гостю крынку парного молока. – Спи пока.
Утолив жажду, Дэни почувствовал, как внезапно смежились веки, и сладкий сон заполонил сознание, чтобы на время заглушить душевную боль, оставшуюся после исчезновения товарища.
Утро наступило внезапно. Денис распахнул глаза и очень удивился, когда обнаружил себя в неизвестном доме.
– Пробудился, голубчик, – неслышно подошла к его постели Кузьминична. – Ешь кашу и ступай в Липовки, покамест не поздно. А то угодишь в руки лесной деве.
«Боюсь», – подумал тогда парень, но, помедлив секунду, решительно опрокинул ноги в лапти, по-хозяйски расположившиеся под лавкой.
– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – усмехнулась Пелагея, наблюдая за его неподдельным удивлением. – Не робей, молодец. Михеич немедля тебе прутик доставит. Куда он смотреть будет, туда и пойдешь.
– Какой прутик? – выдавил из себя студент. – И какая такая дева?
– Есть такая, – отмахнулась от гостя хозяюшка, – Про Вдовье озеро слыхал?
– Слышал, – нехотя натягивая на себя выстиранную, просохшую и залатанную одежду, промямлил Морозов и поежился от ужаса, внезапно снова запустившего щекочущие лохматые лапы в его и без того израненную душу. Он был на этом пруде, но ничего странного не заметил. Пруд как пруд. Хихикающая детвора, гогочущие гуси, крякающие утки… Ну и что?
– Так вот, она и таскает к себе хмельных мужичков-то, – пристально наблюдая за постояльцем, покачала головой бабушка. – Никогда не ходи ты на это озеро, дорогой!
– Я не деревенский, – хмыкнул студент. – Завтра домой отправлюсь.
– Вот и правильно, сынок, – засуетилась Кузьминична, – вот и хорошо, сынок.
Быстро перекусив из облупленной глиняной посуды, Денис поблагодарил за спасение неразговорчивых стариков и вышел на небольшую полянку, на которой пристроилась старая, потемневшая от времени, избушка. Лес светился, трепетал, стрекотал кузнечиками и верещал птичьими голосами. Над головой ослепительно сверкало жалящее гигантское солнце, которое нежданно-негаданно успокоило путника.
«Все будет хорошо, – разглядывая ярко-рыжий горячий небесный блин, выдавил из себя он, – все непременно будет хорошо. Сейчас я обязательно встречу Ванька и немедленно уеду к своим. Будь она неладна эта пермская аномальная зона. Недаром мама волновалась и не хотела отпускать. Недаром». Прутик вертелся и, как гадюка, извивался в дрожащей руке странника. «Живой, – неприязненно подумал тогда Дэни, – холодный и скользкий, как змеюка. Чертовщина какая-то».
Деревня показалась сразу, как только он завернул на невысокий холм, обрамленный, словно ресницами, сказочно красивыми елками.
– Липовки! – торжествующе заорал парень и вприпрыжку слетел с пригорка навстречу долгожданной безопасности.
В селе царила оглушающая тишина. Как там, в избе у Михеича.
– Где был? – бросился к пришельцу дед Андрей, будто карауливший жертву у калитки. – А где мой Ивась?
– Разве он не вернулся? – остолбенел Морозов и с дрожью вспомнил жадную, чавкающую утробу черной бездны.
– Не вернулся, – подтвердил его опасения одряхлевший лет на десять старший Литовкин. – Но вы ж вчера вместе с ним уезжали. Где мой внук, Денис?
– Н-не знаю, – медленно осел на землю незадачливый гость.
– И Ванечку-соколика она украла, – тихо подкралась сзади почерневшая от горя баба Нюра.
– А ну, сказывай! – гаркнул на Дэни дед Андрей.
И молодой человек, волнуясь и путаясь в словах, поведал осиротевшим старикам про то, что произошло с ним в пермском лесу.
– Как звали каторжанина? – утирая обильные слезы подолом юбки, прошептала несчастная бабушка его лучшего друга.
Поодаль рыдал закаленный в боях старый солдат, прошедший все ужасы войны, и, по его словам, не проронивший на битвах ни слезинки.
– Степановы, Осип Михеич и Пелагея Кузьминична, – наливаясь багровой краской, пролепетал Денис.
– Они уж на погосте давным-давно, – охотно отозвалась неизвестная женщина, вынырнувшая из какого-то закоулка. – Что случилось то, Анна Ивановна?
– Пропал мой ненаглядный Ванюшка! Надобно людей собирать в лес идти! – захлебываясь слезами, завыла баба Нюра и, как сомнамбула, побрела прочь, а за нею, скуля в кулак, спотыкаясь, поплелся и дед Андрей.
– Надобно, – согласился с женой муж.
– Пойдем ко мне, – потянула за рукав растерявшегося парня женщина. – Да не смотри так на меня, не изнасилую. Не топать ж тебе на ночь глядя в райцентр. А
