Триумф Вещего Олега 1. Князь Великой Руси

забалуешь.
    Олег рассчитывал, что появление у границ Моравии степных орд вынудит её правителей воздержаться от конфликта с Русью. Уже много кочевых народов прошло этим путём и все они сгинули в безвестности. Вот так же и мадьяры отправились бы в небытие. Кто ж знал, что Великоморавская держава вдруг рухнет? Ну, просто подарок судьбы, которым мадьяры с готовностью воспользовались: “Угри погнаша Волъхи, и наслЪдиша землю ту” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 25, Рязань, 2001).
    Остаётся разобрать летописное сообщение о войнах Олега с уличами и тиверцами. Хотел ли Олег покорить их? Безусловно, хотел. Другое дело, стремился он совершить это немедленно или же пока решал частные, но неотложные проблемы? Тиверцев, живших в междуречье Дуная и Днестра, защищало расстояние, отделявшее их от Киева. Чтобы поставить тиверцев под контроль, приходилось осваивать близлежащие земли, а это требовало времени. Но в походе на Царьград тиверцы всё же приняли участие, значит власть Олега над собой они частично признали. Или накопились обиды во взаимоотношениях с Византией.
    Уличи, жившие “по ДнЪпру вънизъ” (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000), представляли реальную угрозу для русских торговых караванов. В случае размолвки, им было чем шантажировать Русь. Торговля с Царьградом, будучи важным источником обогащения государства, одновременно оказалась и настоящей ахиллесовой пятой. У любого противника зависимость благосостояния Руси от Днепровского торгового пути вызывала соблазн перекрыть источник силы. И это было очень плохо, даже смертельно опасно. Великая Русь не могла зависеть от прихоти южных соседей, видимо, в этом и заключалась первоочередная задача Олега. Главное – оградить торговые обороты от малейшей опасности (пускай и гипотетической), а покорение новых подданных, как получится. С покорением не заладилось – противники малодоступны и многочисленны (“бЪ множьство ихъ”), выгоды совершенно не соответствовали требуемым усилиям. И всё же военное давление принесло свои плоды, и уличи не пытались препятствовать торговле. Самостоятельность на этот раз им удалось отстоять, но при одном непременном условии – не высовываться.
    А защищать своё право на торговые прибыли русскому государству всё-таки пришлось, но уже в противоборстве с Византийской империей. Ромеи быстро обнаружили слабое место северного соседа и старались туда постоянно долбить, чтобы сокрушить Русь без войны. Соответственно, приходилось тех ромеев время от времени вразумлять. Когда правительство Византии отказалось заключать новый торговый договор, у Олега не осталось выбора – надлежало силой принудить империю уважать жизненные интересы Руси.
    Возможно, перед настоящим походом Олег отправил к ромейским берегам на разведку небольшое число кораблей. Так можно трактовать упоминание византийским автором Псевдо-Симеоном (X в.) каких-то росов в связи с событиями 904 г. (П.В. Кузенков “Русь Олега у Константинополя в 904 г.” // “Причерноморье в Средние века”, вып. 8, с. 21, София, 2011). Но это могло быть и посольство к болгарскому царю Симеону. Благожелательность Болгарии имела большое значение во время войны Руси с Византией. И действительно, на всём пути русского флота к Константинополю болгары не чинили никаких препятствий.

    “В лЪто 6415 (907). Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставивъ КиевЪ; поя же множество Варягъ, и Словенъ, и Чюдь, и Кривичи, и Мерю, и Деревляны, и Радимичи, и Поляны, и СЪверо, и Вятичи, и Хорваты, и ДулЪбы, и Тиверци, яже суть толковины: си вси звахуться отъ Грекъ Великая Скуфь. И съ сими со всЪми поиде Олегъ на конехъ и на кораблехъ, и бЪ числомъ кораблей 2000, и прииде к Царюграду; и Греци замкоша Судъ, а градъ затвориша…”
                    (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, c. 29, Рязань, 2001)

    При взгляде на список участников похода видно, что летописцы чётко проводили границу между северными и южными княжествами. В состав внешней или дальней Руси включены варяги, поселившиеся в Новгороде: “Новугородьци, ти суть людье Новогородьци отъ рода Варяжьска, преже бо бЪша СловЪни” (Там же, с. 19), словене, ладожане, кривичи-полочане и ростовчане. Не указаны: весь (Белозёрское княжество) и Псковская земля – либо местные князья не входили в число великих, либо отсутствовали вовсе.
    К внутренней или ближней Руси отнесены древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы и тиверцы. После упоминания вятичей, летописец изменил своему обыкновению перечислять княжества по их расположению с запада на восток. Видимо, хорватов и дулебов, подчинившихся князю Олегу позднее прочих, пришлось добавлять к уже готовому списку, а тиверцы участвовали в походе всего лишь в качестве союзников (“яже суть толковины”), потому и поставлены в конец списка, после княжеств Великой Руси.
    Объединение внешней и внутренней Руси осуществлялось на основании личной унии – Олег считался князем и Киева, и Новгорода. Поход являлся общерусским предприятием, участие в нём туземных ополчений абсолютно исключалось. Увеличение войска за счёт массы людей и плохо обученных, и сомнительной стойкости сделает его громоздким и неуправляемым. Да и не торговали туземцы с Византией, так что идти на войну им вовсе не было резона. Русские послы на переговорах в Константинополе однозначно заявили: “Мы отъ рода Рускаго”. Русского рода и никакого другого.
    Д.И. Иловайский сближал летописный рассказ с известиями греко-латинских авторов о морском походе скифов в Геллеспонт и Эгейское море во второй половине III века. По свидетельству Аммиана Марцеллина (IV в.) скифский флот тоже насчитывал 2000 судов:

    “Полчища скифских народов прорвались на двух тысячах судов через Босфор, прошли по берегам Пропонтиды и произвели жестокие опустошения на море и на суше…”
                    (Аммиан Марцеллин “Римская история”, кн. XXXI.5, с. 500, С.-Петербург, 2000)

    Летописцы вполне могли, не разобравшись со сроками событий, заимствовать подробности у старинных авторов, вот и выплыло известие о 2000 судов. Русские книжники слышали, что ромеи называли их соотечественников скифами – сами в том признались: “… си вси звахуться отъ Грекъ Великая Скуфь”. А что имелись в виду совсем другие скифы, как-то не сообразили. Оттуда же, по мнению Д.И. Иловайского, в летописном рассказе и сравнение византийцами князя Олега со св. Дмитрием. У Аммиана Марцеллина сказано, что во время нападения на империю скифов “в течение долгого времени была в осаде Фессалоника” (Аммиан Марцеллин “Римская история”, кн. XXXI.5, с. 500, С.-Петербург, 2000). А том городе почитаемым святым и был Дмитрий (Д.И. Иловайский “Начало Руси”, АИР, с. 138, М., 1996).
    Увидев неприятельский флот у стен столицы, ромеи оперативно перегородили Константинопольскую гавань цепью. А русы поставили свои корабли на колёса и без проблем обошли преграду сушей:

    “И повелЪ Олегъ воемъ своимъ колеса издЪлати и воставити на колеса корабля; и бывщю покосну вЪтру въспяша парусы съ поля, и идяше къ граду. И видЪвше Греции и убояшася и рЪша выславше ко Олгове: “не погубляй града, имем ся по дань, якоже хощеши”. И устави Олег воя, и вынесоша ему брашно и вино, и не приа его; бЪ бо устроено со отравою. И убояшася Греции и реша: “нЪсть се Олегъ, но святый Дмитрей, посланъ на ны отъ Бога” <…> Олег же мало отступивъ отъ града, нача миръ творити со царьма Грецкима”
                  (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 29-30, Рязань, 2001)

    Идея с колёсами, безусловно, прорабатывалась заранее, потому что ромейские уловки на Руси давно были известны. Опустошение русами окрестностей столицы быстро отрезвило ромеев, и они запросили мира.
    Насколько достоверно летописное известие о попытке ромеев отравить Олега? Вообще-то в империи подобные выходки считались в порядке вещей, и Олегу в самом деле стоило поберечься.
    На предварительные переговоры “со царьма Грецкима” о заключении мира Олег “… посла к нима въ градъ Карла, Фарлофа, Вельмуда, Рулава и Стемида”. А для окончательного утверждения договора уже в 911 году в ромейскую столицу прибыли “Карлы, Инегелдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидулъ, Фостъ, Стемидъ, иже послании отъ Олга, великого князя Рускаго, и отъ всЪхъ, иже суть подъ рукою его, свЪтлыхъ и великихъ князь, и его великихъ бояръ…” (Там же, с. 30).
    Все послы, перечисленные в первом списке, поставлены и в начало второго (Вельмуд и Веремуд – разные произношения одного имени), кроме Стемида, в обоих списках занимающего последнее место. Объяснение тут единственное – Стемид в составе посольства представлял тиверцев. Тиверцы, ведь, шли в поход не как часть общерусского войска, а всего лишь в качестве союзников Олега, вот потому списки в первую очередь содержали имена послов русских князей, и только потом указывалось добавочное имя тиверского посла.
    Но одно имя всё же вклинилось в порядок перечисления послов, установленный первым списком – в посольстве 911 года на второе место поставлен Инегелд. Повторение расположения имён в обоих списках свидетельствует о жёсткой фиксации соответствующего места каждого имени по старшинству послов. Старшинство же определялось в зависимости от положения в политической иерархии князя и княжества, которых посол представлял.
    Первый по старшинству, конечно, посол самого князя Олега – это Карлы. Второе по значению место среди русских князей занимал Игорь – его и представлял Инегелд. А не попал Инегелд в состав первого посольства, потому что Игорь в походе на Византию не участвовал (“Иде Олегъ на Грекы, Игоря оставивъ КиевЪ”). Но утверждение договора без Игоря всё равно не могло состояться.
    Три оставшихся посла из первого списка – Фарлоф, Вельмуд и Рулав – представляли Русь Малую, исконную “с главными центрами Киевом, Черниговом и Переяславлем как политическое и территориальное ядро обширного Киевского государства” (А.Н. Насонов “Русская земля” и образование территории древнерусского государства”, с. 31, С.-Петербург, 2002). Эти три княжества первенствовали во всей Великой Руси именно в таком порядке. Князь Олег взял с Византии дань:

    “… первое на Киевъ, таже на Черниговъ, и на Переаславль, и на ПолтЪскъ, и на Ростовъ, и на Любечь и на прочаа городы, по тЪмъ бо городомъ седяху велиции князи, подъ Олгомъ суще…”
                    (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 30, Рязань, 2001)

    В таком случае, Фарлоф был послом от Киева, Вельмуд – от Чернигова, а Рулав – от Переяславля.
    Остаётся ещё девять имён: Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, их происхождение оставим на потом. Из перечня участников похода – варяги, словене, чудь (ладожане), кривичи (полочане), меря (ростовчане), древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, и тиверцы – убираем тиверцев, чей посол уже известен, варягов, не имевших своего княжества, полян, на земле которых и располагалась Малая Русь. Получаем десять княжеств, которых представляли девять послов. Если учесть, что Олег занимал два престола – Киевский и Новгородский, то всё сходится: Гуды – чудь (ладожане), Руалд – кривичи (полочане), Карн – меря (ростовчане), Фрелав – древляне,