Произведение «Триптих богов» автора Бри Ван Де Камп

I
Я! Я, ничтожный и презренный, берусь донести до вас - разумных ваше недалекое будущее. Надо бы представиться. Сгорающий Алис из затхлого и вымирающего рода Дуксисов к вашим услугам.
Все поведаю, все расскажу. Кто самые осведомленные в домах знати? Верно, слуги. А я одновременно и сиделка, утирающая вечно мокрую промежность, и секретарь у Самого Верховного рода Базисов. Так что, как говорится - "аб ово", от яйца, от первоисточника.
Что вас ждет? Страшное время. Жуткая смута, которую вы наречете Эпохой Великого Раскола. Только заклинаю - не пытайтесь что-либо изменить. Никаких утопий! Чернышевский, Жан Фреско, Кропоткин это, конечно, здорово. Более того, ваша мысль и порыв в социальном переустройстве общества шагнула даже дальше нашей, ваших создателей. Но вспомните, чем всегда заканчивались ваши нелепые попытки к свободе равенству и братству? Изобретением мсье Гильотена! А гумманизм Христа неизбежно приводил к кострам инквизиции и никонеанству. Светлой памяти товарища Оруэлла, ферма всегда становилась усадьбой.
Почему? Ну вы просто созданы такими каннибалами. Вы лишь "дальний полигон" для тренировки и обкатки отпрысков великих родов. Правда, есть и положительный момент. Окончательно перебить друг друга вам не дадут. Пережили чуму, потоп, мировые бойни, ледниковый период. Переживете и эту смуту.
Слышу наиглупейший вопрос - откуда будущее известно мне? Откуда-откуда... Так мы вам его и создаем, влияя на Цепь Отрицания и, тем самым, сохраняя баланс между хаосом и упорядоченностью. Хотя это прерогатива только Верховных. Ваш мир - жестокий, циничный и беспринципный и был создан для их подготовки, коими могут становиться только отпрыски из великих родов.
Хотя на этот раз все пошло не так. Вы прогрессировали настолько, что сами стали влиять на Цепь. Недопустимая вольность для варваров.
Впрочем, обо всем по порядку. Да! И простите мое графоманство. Знаете ли, не филолог. Не судите строго эти каракули. Ведь вы куда милосерднее нас, ваших создателей.
II
Унылый, русский, осенний пейзаж. И уж деревенский погост ему веселья не прибавлял.
Батюшка бубнил свою отходную молитву над маленьким гробиком. Хоронили младенца. Ни истерик, ни траурного плача, ни малохольных обмороков. Бог дал, бог взял. Да и не такая уж редкая картина ныне. Похороны стали куда более частым явлением, чем рождение.
Северий кутался в черный платок. Суровое лицо изгоя было полностью скрыто. Мешковатая юбка до пят, убогонький пуховичок да "дерьмонтиновые" сапоги на размер больше.
Младенец в гробике зачмокал губами. Он жадно искал сиську. Сиськи не было. Тогда над деревенскими могилками разнесся даже не рев, а надрывный, глушащий ветер и отходную молитву, голодный ор.
Молодая мать спокойно взяла свое чадо на руки и попросила батюшку обождать пять минут. Она оголила иссохшую грудь, и младенец стал жадно сосать молоко. Девушка не ограничилась лишь кормлением. Она проверила сухие ли пеленки. Потому, прямо в гробике, распеленала ребенка и тот остался в одной простенькой, ситцевой рубашке. Оголились пузико и грудь, и на всеобщее обозрение предстал шрам после вскрытия. Грубый, наспех зашитый шелком, он тянулся от горла до лобка.
"Я в чистилище", - понял Северий. "Еще не тот свет, но уже и не земное бытие. У меня девять дней. Ровно девять. Клетки мозга еще получают кислород из крови. Этого достаточно для видений и мыслей. Но на импульсы к сердцу у них силы нет. Да и зачем слать разряд в некроз и мертвую ткань?"
Юная мамочка управилась со своими делами и скорбная процедура продолжилась.
"Мое тело сейчас погребено под сотней отмучившихся страдальцев. Эверест из трупов. Нейроны моего мозга кровоснабжаются путем диффузии. Диффузия работает и в мертвом теле. Кровь, конечно, сворачивается в трупе. Но то эритроциты. А вот плазма нет".
Северий осторожно, не привлекая внимания, оглянулся. Ему понравилась забота, с которой русские относятся к памяти мертвых. Могилки, оградки, скамеечки, нехитрая ботаника на холмиках погребения. Березки, в траурном почтении, нагнувшиеся над усопшими. Здесь не было американского порядка, где, даже на кладбище, полагались авеню и стриты с четкой, идеально расчерченной топографией. Закуточки, кривенькие, узенькие тропиночки меж оградок. Каждая могилка индивидуальна. Там крест, там памятник, там пропеллер, видимо означающий, что здесь похоронен авиатор. То, что из могил торчали нижние конечности, вернее кости с некими ошметками то ли из плоти, то ли из остатков одежды на покойниках, Северия не трогало. Вон, даже макушка черепа видна. А там какое то шевеление под землей, так что дерн на холмике стал осыпаться.
"Я изгой, беглец. Меня травят и охота будет до вспоротого живота. Но надо успеть."
Северий незаметно отошел от похоронной процессии. Он попетлял по тропинке вдоль захоронений и присел на скамейку у чьей-то могилки. "Агафья Смирнова", - представилась усопшая отпалированной табличкой на кресте. С фотографии угрюмо глядела широкоскулая бабуля. Глядела не очень дружелюбно. Оно и понятно. Мужчина в траурном женском одеянии вызывал мало доверия.
"Типичная деревенская труженица, - решил Северий, рассматривая фотографию, - " сколько же мегатонн картошки тобой выращено!"
Бабулька не рвалась наружу ввиде торчаших костей с остатками плоти.
"Оно и понятно. Дата смерти - 1968 ой. Сгнило все вместе с гробом. Сколько времени прошло!"
Зашуршала, еще не опавшая, листва на куцых кустиках. К Северию приблежалась девушка в одеянии монашки. Это заметно обрадовало бабку Агафью. Та даже сделала попытку улыбнуться. Получилась кривая гримаса. Усопшая и при жизни то знала мало радости, потому улыбаться так и не научилась даже появлению единственной для нее отрады-служителям православной церкви.
-Умно, мой сумбурный кузен, - вместо приветствия произнесла девушка и села на скамейку рядом с Северием, - спрятаться почти в преисподней. Умно!
Зачем здороваться, то есть желать здравия обреченному на смерть?
-Тебя то я как-то не учел, моя инфантильная кузина, - с сожалением констатировал Северий.
-А зря! Чистилище - нам, мертворожденным, куда более приемлимое пристанище, чем ваше бытие. Я здесь полноценна.
-И конечно сообщишь Млечному Архипелагу, где меня обнаружила?
Девушка рассмеялась настолько задорно, что очень смутила бабку Агафью. Такие эмоции не полагались божьей невесте, а тем более на кладбище.
-Нет, мой кузен, байстрюк-ублюдок рода Фронталей. Пока ты - мой козырь, - ответила она, чем мало успокоила Северия.
Тот сделал попытку уйти, но девушка задержала его.
-Не торопись, я не враг тебе. Млечный Архипелаг весь на ушах. И не только твое исчезновение тому причиной. Здесь, на дальнем полигоне что-то изменилось. Никто не знает как воспринимать это. Как угрозу или как аномалию. У тебя есть ответ, мой выдающийся кузен?
Северий усмехнулся.
-Это и впрямь твой мир, Сия, моя высокородная и мертворожденная кузина. Нет бантиков в косичках, нет гольфиков и сандаликов. Нет котят с щебечущей над ними девочкой. Правда у девочки давно выросли титки и у нее уже пятый год, как идут менструации.
-Седьмой, - ничуть не смутившись уточнила Сия.
-А есть боец, с какой-то, пока мне не понятной, стратегией, - продолжил Северий, - изложишь ее и я поведаю о том, что узнал здесь, в мире каннибалов.
Сия задумалась. Северий это не ее родной братец. Байстрюк всегда был добр к ней. Не издевался над чудачествами в силу ее психических отклонений. Вообще то для мертворожденной, девушка была еще достаточно адекватна. Ну да, инфантилизм. Ну да, куколки, кошечки, бантики аж до двадцати лет.
-Скажу только, что это личное, - все, что решила сообщить девушка.
-Ну тогда скажу, что все очень серьезно. А вот насколько... Пусть Млечный Архипелаг допытывается сам. Ведь я всего лишь байстрюк и ублюдок великого рода Фронталей. Тем более почти труп, - после сказанного Северий поднялся со скамейки и скрылся средь могил. На этот раз Сия не пыталась его остановить.
Она отчужденно уставилась на фотографию бабки Агафьи. Воспоминания опять нахлынули на нее.
"Солдаты вечной зимы. Интербригада имени товарища Дурутти. И Он! Такой сильный и такой беззащитный без нее. Как семнадцать ее котят в родовых чертогах Фронталей. Он Разумный, "каннибал" как их величают в Млечном Архипелаге. Один из юнитов-смертников чудовищного дальнего полигона. Соратники по борьбе зовут его Киловаттом. За три года войны они все позабыли свои имена. Только боевые позывные. А я назвала его Степью. Он моя экспромта без границ. Вольное и манящее Гуляй Поле. Простой и добрый. Немногословный и очень чуткий. И за него стоит начать битву. Пусть Верховные решают свои глобальные задачи. Это их головная боль, что на дальнем полигоне не так. Пусть каннибалы яростно вырезают друг друга, решая кто там больше прав - левые, патриты, христианские радикалы или национал-освободители. А среди этого лихолетья есть только Он! Мы познакомились..."
III