Окна против дверей

 
1.
«Хикки и фрики, ссылка на вики...»
Снегопад за окном выманивал, обещая уединение.
«Прогуляться что ли до западного квартала? На часах двадцать три двадцать три».
Раньше это время суток называлось — между волком и собакой, теперь — между фриком и хикки. И тот, и другой — собаки. К этому часу фрики уже успели перебежать из офисов в ночные кубы, а хикки ещё не потянулись к автоматическим боксам выдачи заказов. Одни только волки гуляют — чилдры, дикая сволота подростковая, зверята. Ещё целых тридцать пять минут до комендантского часа, когда патрули начнут ездить. За пойманного чилдра родители отвалят, сколько запросят, — ненадлежащий надзор. Директора, забывшие блокировать школу на время уроков, надзиратели в интернатах, не закрывшие решётки на ночь, попадают под суровую статью.
«До чилдров всем есть дело, до взрослых никому нет дела. Пройдусь. В такую погоду на гоп-стоп напороться, уж какое-то запредельное невезение».
 
 
Чтобы пройтись, надо сначала встать, выключить комп. А для этого надо сначала собраться встать, выключить комп, решиться, проникнуться таким намерением.
«Хикки и фрики... А я кто? Хикки? Я, модный фотограф? Не смешите мои предустановочные параметры. Тогда фрик? И куда хожу колбаситься? С кем? Когда в последний раз? Когда я вообще последний раз выходил из дома? А зачем, собственно? Купить десять будок для селфи было великолепной бизнес-идеей. Подобрать для них совместимые комические фильтры ещё лучше. Оп-ля: ты ничего не делаешь, а денежка мало-мальски каждый день капает. Автоматические платежи распределяют налоги и переводят остаток на карту. Купюры, завалявшиеся в кармане скоро моль доест. Селфи-будка сама запрашивает плановое и экстренное техобслуживание. Зачем вообще выходить из дома? Модный фотограф, когда ты моделей-то живых видел? А зачем? Их разденешь, а они оскорбятся, потащат в суд... Я не хикки. Я не фрик. А кто? Иди к чёрту. Сам иди, ты с кем разговариваешь?»
Почта, колокольчик дзинь-дзинь.
Спам. Письмо счастья... То есть, любое с незнакомого адреса.
«Антивир, что скажешь?»
Антивир сказал:
— Нет.
Вложение говорило:
— Давай, кликни на меня. Испытай его на прочность!
Такое время настало, любое письмо и любое вложение незаконно, если не взято из банка текстов и картинок. В чатах, в соцсетях можно обмениваться только смайликами и шаблонами сообщений, изображениями из фотобанков. Хочешь кадрировать фотку? Должен резать по намеченному пунктиру, иначе — бан. И уголовное преследование. Но есть и свободы! Когда сайт помечен, как развлекательный, то можно писать не только лайк, но и лол. Можно «Уиии!» — визг восторга, можно «Ыыы!..» — рыдания от смеха, здорово, правда?
«Вложение-то наверняка целый текст, чужо-ой. А вдруг он обскорбит мои чувства? Ыыы!.. Какой бред, какая паранойя, если подольше пожить, до чего только не доживёшь!»
Рука дрогнула, стилус планшета открыл рабочее окно, залив на рисунке контурную форму окна холодным пронзительным светом. Как будто дом пробит им насквозь, прожектором навылет.
«И пусть, так и оставлю. Решено, гулять иду: ногами по земле ходить».
 
 
Высотка круизным лайнером торчала в серых торосах пятиэтажек. Снегопад обманул, прекратился. Осталась городская муть, расклякшие сугробы, невидимые ямы, заборчики системы подножка.
«Зачем вылез? Примыкаю окончательно к хикки, решено. Хикки быть романтичнее, в них есть как бы флёр загадочности... Тайная, самодостаточная жизнь...»
Если не знать, что коробки с пиццей курьеры проталкивают в щель для доставки, зажав нос, такая несётся из квартиры хикки затхлая вонь. Если не знать, как дальний родственник выволакивает оттуда в стационар заросшее коростой нечто, или полицейские увозят полуразложившийся труп из идеально чистой, вымытой квартиры, где каждая безделушка на своём месте. Хикки это романтично, ога... Красивые сайты в фиолетовых тонах, где запрещены даже лайки, где царит полная, абсолютная тишина.
«С другой стороны... Фрики тоже круто, да... Днём — сидишь в кафе, по клавиатурам щёл-щёлк, и все вокруг за работой. Что делают? Да разве это важно? Ночью по клубам щёлк-щёлк, все за смартфонами... Очень круто, ога. Но что это такое они пьют? В офисах пьют, на обеденном перерыве пьют, на концертах пьют? Деловые такие, успешные такие, крутые, яркие? А чхать мне, что они пьют, я только знаю, что я это пить не буду».
НОРМ, есть добавка такая — НОРМ. Интересный факт, и в энергетики кладётся она и в успокоительное, в расслабоны для хикки. А в детских сладеньких кефирчиках, которые НОРМАЛЁК называются, интересно, тоже она? Жвачки СУПЕРНОРМ есть у чилдров... Что эта добавка – отменная дрянь, ясно, любопытно узнать категорию: тоник, успокоительное? Разговариваешь с человеком, а его словно нет. Причём давно нет, лицо как обколотое против морщин. Под НОРМ они не успели образоваться. Челюсть с жвачкой двигается и башка кивает.
«Как фотограф свидетельствую, взгляд повсюду ищет некой пластичной, равновесной симметрии. И находит. Но в антитезе хикки-фрики её нет. Значит, это не антитеза. Хикки и фрики — одна сторона дли-инного рычага. Что на другой стороне, в душе не скребу. Она такая короткая, что и не разглядеть. По логике, если мир не кувырнулся в бездну, там должно быть что-то экстремально весомое. Я не знаю, что».
 
 
Беспилотный трамвай с головой рыбы удильщика, заскрежетав, тормознул перед мишурой, унесённой ветром. Пустой совершенно, разгромленный и выжженный изнутри.
«Чилдры, их работа. Эти, что гореть способно, всё сожгли. Кто теперь осмелится ездить в общественном транспорте? Зайдёшь в такой, а на следующей остановке чилдры, и не выйдешь... А современный ведь трамвай».
Ходовая часть утоплена в подземные рельсы. Лампочка на дуге, надо лбом. Вход распахивается как пасть, откидывая скорбную нижнюю челюсть вровень с асфальтом. Для велосипедов, колясок, инвалидов.
«Помереть со смеху. Для кого всё это?..»
 
 
2.
Темнотища дворов за высоткой. Чилдровский квартал, средоточие учебных заведений. Интернаты, школы, лицеи. Бывшие производственные корпуса. Жуткое место. И заборы-заборы-заборы. Редкие, частые. Высокие, хлипкие. С выломанными секциями, с погнутыми прутьями. Оскорбительно повсеместные, не защищающие ни от чего. В заборном квартале, не заблудишься, так нарвешься, не на сторожа, так на сигнализацию, не на сирену, так на патруль. На много лишних вопросов.
«Надо кругом обойти, мимо детсадов. И чего меня сюда занесло?»
Напротив профтехучилища торчала ёлка. Остов, штырь с отходящими на трёх ярусах прутьями. Рассогласованные прожекторы, мигая, голографией дополняли конструкцию, так что ёлка попеременно одевалась хвоёй и обвешивалась иллюзорными шарами.
«Для кого, это счастье предназначено...»
 
 
Какая неприятность! На десяток шагов впереди через площадку с горкой и паровозиком чесала, невесть откуда взявшаяся, девочка-подросток.
«Педобир одним глазком глянет и всё — геронтофил до мозга костей».
Тумбочка на ножках. Бесформенная, безразмерная чёрная куртка, плиссированная юбчонка, рейтузы, башмаки, пинать по голове такими удобно.
«Это хуже обдолбанных мальчиков, девочка, это всегда плохо, всегда опасно».
Реально мелкая, до кучи, на ходу она курила. Обход по широкой дуге не увенчался успехом. Из-под капюшона блеснули пластмассовые клычки мультяшной «феи-вампирки», модулятор голоса пропищал:
— Дяденька, выручи сотенкой?
Ускорился. Напрасно. Как же, щас.
Обогнав жертву, деточка встала на пути, вытащила модулятор за клык и хрипнувшим баском повторила:
— Не, серьёзно, мужик. Купи жетон, а?
На ладони подбрасывает...
«Бл, что это!..»
Ублюдочный капюшон обрамлял сухое, бледное лицо карлика. В клочки меха органично вписались полуседые баки. Лыбится.
«Доволен, сука, эффектом!»
Он был не из тех миловидных лилипутов, что снимаются в фильмах и напоминают детей. Туловище короткое, будто спрессованное, руки-ноги обычные. Хитрая рожа немолодого мужика. В глазах интеллект и в мимике.
«Не нарик...»
На часах без пяти полночь.
«...а шатается в чилдровском квартале. Маньяк половой?»
—Тебе жить надоело?
— Остоедренило.
— И на кой тогда деньги? На, держи и чао, псих.
Дождалась ветхая купюра своего часа.
Карлик намертво вцепился в неё, в руку, и пискляво заверещал:
—Пятихатка! Дядечка, пашли, я тибя отблагодарю под кустиком!
 
 
Холодные, железные пальцы. Тащит куда-то, куда вообще нельзя: под перекрёстными взглядами камер, во дворы училища мимо интернатских общежитий, вплотную к будке сторожа... А что? Разве не органично выглядит? Папа к сироте пришёл. И как быть, огрести девочку в рыло? Под камеры видеонаблюдения? И потом вот это вот всё пересказывать в полиции? Квартира отойдёт муниципалитету...
Карлик отрывался по полной, прыгал из стороны в сторону, метался по дворам, кружил, возвращался, устраивал короткие пробежки, дёргал чужой и своей сцепленными руками и пел:
— Тра-ля-ля!..
— Заткнись, больше ни о чём не прошу.
Всю дорогу его сопровождал тоненький писк, учащающийся, ставший почти непрерывным.
За голыми деревьями маячила высокая дуга парадной школьной арки, состоящей из букв ШКОЛЬНЫЕГОДЫЧУДЕСНЫЕ, то есть, минули профтехквартал. Дальше обычный город, цивилизация, жизнь.
Карлик резко дёрнул руку на себя и отпустил. Уставился в глаза, выплюнул модулятор, сказал тихо, внятно:
— Спасибо, прошли. Бай-бай. А то приглашаю попить кофейку... Сейчас у тебя есть шанс узнать нечто особенное.
В его ладони светился и пищал прямоугольник невинного, бесхитростного, категорически запрещённого к производству и хранению предмета. Антенна.
 
 
Когда антенну называли лозой, то владельца – экзорцистом. Ещё называли миноискателем, тогда владельца — сапёром. Это был мультиволновой, особо чуткий приёмник, слегонца находящий сигнал спутников-беглецов, спутников-хаков, ведущий за прерывистым сигналом до точки входа в свободный интернет. Оттуда есть возможность что угодно отправить на любой адрес, в общий доступ, в ленту... Не шаблоны, а что угодно.
Спутники-беглецы являли собой заброшенные артефакты прежних времён. Они подпитывались от солнечных батарей, не имели надежды на починку и выписывали отчаянные кренделя. Беглецы открывали доступ к облаку адресов, паролей, кряков, актуальных и устаревших, разбирайся, кидай на авось.
Преследовать их сигнал, всё равно, что играть в тепло-холодно. Тоненький писк или вибрация оповещают о приближении Беглеца к земле, о развороте, о том, что ещё минутка и вот-вот... заработает система обратной связи, очень тормозная, но заработает! Собственно ради неё экзорцист и преследует сигнал пешком так долго. Когда спутник понял, что услышан с земли, сколько может, он задерживается. Их бы сбили давно, так ведь и старьё это, и небо-то – общие. Войнушка будет...
Лоза просвечивала руку насквозь. Карлик, не оборачиваясь, удалялся от светлой арки в заброшенную часть квартала. Вокруг мёрзли и тосковали остовы сожжённых заводских корпусов.
«Чилдры – пироманы...»
 
 
Яркий свет прожектора бил в квадратное окно, прошивая дом насквозь.
— Оп, — воскликнул карлик. — есть! Мы услышаны на орбите. Рассаживайтесь поудобней, впервые на арене...
Тон всё более деловой и веселый от предвкушения.
Против сияющего