Читая Канта
Пофилософствуем?
Всей печёнкой помню ту тёмную дачную комнату с закрытыми от жары ставнями. Меня посадили туда на горшок – в благородное уединение, может быть, еще излишнее для моих четырёх неполных лет. Но я, по крайней мере, никому там не мешал. А проситься с горшка уже умел…
И вот там, в темноте, на меня вдруг нахлынул ужас. Собственно, я не знал тогда, что это называется ужасом. Просто что-то давящее обволокло со всех сторон, проникло внутрь, заставило заныть живот… Меня не будет! Меня не будет когда-нибудь?!.
- Деда! Деда! – закричал я. И дед пришёл, и успокоил, и отчасти, хоть на время, утешил. Я понял так, что он-то будет вечно или, по крайней мере, очень долго, а пока будет он, точно буду и я, и ещё очень много времени после него…
Потом я с некоторой гордостью прочитал, что подобное помнили о себе всякие выдающиеся люди. Толстой, Гетё… Еще потом был научно успокоен тем, что это и есть пробуждение личности, что это неизбежно, как выпадение молочных зубов… Успокоен, но уже до конца никогда не утешен. Безутешен. В этом утешить нельзя…
Нельзя – потому что мы все уже утешены. Мы приходим к Нему не после смерти, а при рождении. Он в нас с первого часа, а тот тёмный ужас означает, наверное, только одно: наконец подоспел и дьявол. А с дьяволом надо бороться, давить его надо, это ясно…
Стало быть, если Он во мне всегда, значит, я всегда и бессмертен, а не только после Того.
А если добавить, что и время – категория, так скажем, человеческая (вот и к Канту подошли), заведённая лишь для преодоления мирового хаоса? Без понятия времени мы просто не могли бы ни о чём во внешнем мире полагать (хорошее слово, пахнет библиотекой, конспектами, умной курилкой)… Значит, оно может течь на самом деле и наоборот: то есть я – предшественник в некотором смысле родителей, дедов и т.д. Вот вам и физическое бессмертие в точном виде: я просто влезаю постепенно обратно в свою мать…
Запустите пленку наоборот, если вам уж так нужно это трусливое физическое бессмертие!.. Кстати, всё это прекрасно объясняет, почему старики впадают в детство, а дети веселы и мудры.
Вот так.
Это я написал давно. Надо бы добавить. Когда дед пришел ко мне и утешил, он, собственно, и стал доказательством Бога. Канту пришлось скучно опровергать пять скучных доказательств и выдумывать своё – совсем уж плоское. Мол, моральный императив. Оно, конечно, так, но вера и мораль – вещи разные. Иногда совместимые, иногда нет. Сергей Булгаков, скажем, приводит в пример войну. Предположим, национально-освободительную. Сознаю, что ступаю сейчас на тонкий ледок современных аллюзий. Чечня-то, мол, стало быть, за веру пострадала?!.. Но, во-первых, для меня вера в то, что Бог – с нами, с Россией, это моя Вера. И она для меня гораздо выше, чем вера горцев в необходимость шариата.Да и не верю я в их веру! В нефть верю, в работорговлю верю, в наркотики верю, а в их веру – извините, нет. И моя Вера для меня – как это ни страшно звучит для либерального уха – в данном случае выше абстрактной и даже конкретной морали. Нет, конечно, надо бы постараться и мораль соблюсти, да вот только война, всякая война, – дело безнадёжно аморальное, по определению…
В пьесе Шмитта «Гость» («Иностранная литература», 2004, №6) атеист доктор Фрейд вспоминает: «Мне пять лет… Я кричу и плачу в пустом доме, где никто не откликается на зов». Он так же, выходит, на всю жизнь запомнил трагическую минуту, когда стал атеистом, как я – мгновение, когда дед впервые и, конечно, не ставя это сознательной целью, дал мне почувствовать присутствие Бога…
Потом было лет тридцать с лишним принципиального атеизма. «Интеллигент не имеет права верить в Бога!», - покрикивал я на робеющих собеседников. А это уже стучалась Вера…
И она наконец пришла. Теперь я могу объяснить её только через картинку. Вот я стою на берегу речки, под негустой березкой. Солнце только слегка просвечивает сквозь листья, поэтому совсем не жарко, а так… - ласково. на другом берегу – мой, еще не понявший своей Веры, друг. Между нами – светлый лёгкий мостик. Типично деревенский, навесной. Он немного покачивается над быстрой водой…
- Иди сюда, - машу я другу рукой. – Здесь хорошо! Только ступи на мостик…
По-другому объяснить не умею. Да, наверное, это излишне и объяснять. Всякие объяснения неизбежно рационализируют таинство, то есть, в конечном счете, ведут к ереси протестантизма. Вот и Кант, естественно, тоже – грешен. Дорого я бы дал, чтобы увидеть его на православной исповеди, согретым привычным ласковым превосходством простого приходского священника…
Я долго колебался в выборе названия. «Глас мамонта», например, тоже, в общем, подходит. Главное – чтобы было отражено, что я человек, сформировавшийся не то, что в прошлом столетии, - в ушедшем тысячелетии. С этой точки зрения заголовок «Глас динозавра» всё=таки, очевидно, более нагляден, что ли.
Я, как всякий старик, имею своё мнение по поводу многих современных процессов и понятий. И, как всякий старик, в перманентных припадках «сварливого, старческого задора», хочу это мнение высказать. Если не убедить в чём-либо более молодых и продвинутых, то хотя бы свою печень потешить.
В этой рубрике я буду публиковать свои рассуждения, которые идут вразрез с современным мейнстримом, трендом, или как это ещё принято сегодня называть. Начинаю.
