всего полчаса…
Бурундука грабили. Живой ли хозяин?
Пёс нюхал-нюхал – никакой реакции. Даже на Сёмку не взглянул, махнул хвостом и затрусил дальше по тропе. Может, друга почуял?
Минут через пятнадцать Сёмка присел за поваленное дерево – быть на природе и не справить нужду? Это такое же удовольствие, как и плюнуть с пятого этажа на прохожего. Заодно и отдохнёт.
Вдруг метрах в пятидесяти раздался какой-то треск. Сёмка схватился за штаны, привстал, повернул голову и увидел сохатого. Тот красиво и грациозно уходил куда-то вправо. Сёмка по привычке дёрнулся к ружью, - куда там, уже не достать. Лось сделал полукруг и исчез в зарослях.
Пёс ходил рядом и как ни в чём небывало наслаждался запахом растительность. Он просто ничего не заметил.
И уже метров через сто поперёк тропы чётко обозначились следы Лося, – не копыт, а отростков на его передних ногах.
Словно пальцем кто во мху дырки наделал.
Тут псу посчастливилось нечаянно ткнуться в них носом, он принюхался, насторожился, навострил уши, упёрся глазами куда-то перед собой, и сиганул в чащу.
Впрочем, сколько Сёмка не прислушивался, так и не удалось ни разу услышать гордый лай охотничьей собаки. Такой «зверолов» может в двух шагах слона не заметить. Кабы не заблудился. Отслужил своё пёс, возраст, знаете ли…
В это время природа берёт своё, у сохатого гон начинается, он много бегает, худеет, ищет самку, соперника, теряет страх и осторожность.
Не дай Бог нарваться на вошедшего в любовный раж неудовлетворённого быка! Забьёт, затопчет в ярости передними ногами, до смерти.
Вскоре пёс нагнал Сёмку, остаток пути был пройден без приключений и когда пришли, он вынес собаке горбушку хлеба, ласково потрепав по холке: «ешь, старина».
Вот уже пять месяцев Сёмка не выходил из тайги.
Он съел почти все продукты, оставалось лишь пол куля муки, да несколько банок консервированного борща.
Четыре банки ушли на брагу, - дрожжи кончились, а томат бродил. Вычерпаешь ложкой капусту, и ничего, играет. Лишь бы в тёплом месте стояло.
«Робята» с похмела несколько раз заглядывали, причащались, да и так бывало кто зайдёт. Порядок есть порядок, угостить было чем. Разгребёшь кружкой плавающий на поверхности борщовой жирок с охлопьями, и черпай хмельной напиток. Пойло-пойлом, но ничего, шло в пользу, не травились.
Попользовался Сёмка от души таёжными дарами, порядком дичью брюхо насытил. Хотя кроме рябчиков и уток, обитавших на немногочисленных водоёмах, ничего не стрелял, не считая весенних вальдшнепов.
Раз набрёл на болото в поисках куликов. Длинная сырая плешина посреди тайги протянулась километра на полтора, но узкое, метров сто. Решил по кочкам на противоположный берег перейти, обходить лень было.
Играючи с кочки на кочку удалился вглубь метров на тридцать, потом кочки стали редеть, появилось больше воды, зыбкости, прыгать стало сложнее. Решил обратно. А кочки то все одинаковы, по которым шёл не знает. Осторожно рванулся напрямик, ближе к берегу. Кочки сразу показались не те, непрочными, зыбкими, так и норовили уползти из под ног. Несколько раз срывался, чуть ружьё не утопил. Вроде вот берег, близко, а куда не сунься, шаг вправо шаг влево – трясина. У Сёмки ладони покрылись холодным потом, сердечко бешено заколотилось. Вокруг никого, ори не ори, бесполезно. А вдруг не выберешься? Чуть от отчаяния напропалую не кинулся.
Но пронесло. Взял себя в руки и осторожно, с трясущимися коленками, потихоньку, с Божьей помощью добрался-таки до берега.
Весь с ног до головы в грязи и тине плюхнулся на спасительную, такую прочную и надёжную, землю, обнял её как родную, перевёл дыхание.
«Попёрся, дурак» - зло сплюнул в сторону болота.
Болото в ответ равнодушно квакнуло пузырём, и вновь затянулось, надёжно укрыв от непрошеных гостей своих многочисленных пернатых обитателей.
Впредь зарёкся.
…Сёмке вдруг страшно захотелось выйти из леса. Наверное, время подошло.
Душа почему-то беспокойно заныла, затосковала, каждый проведенный в тайге день уже не радовал, лишь тяготил и нагонял жуткую тоску. Сёмка буквально места себе не находил. Обрыдло всё. Решил назавтра уходить.
Вечером как обычно развёл костёр, повесил чайник. Наделал из муки колбасок, навертел их на палочки, навтыкал вокруг огня. Было уже довольно прохладно, набросил телогрейку,
Надо было сдать бригадиру весь рабочий инвентарь, что получал, все железяки. Там делов-то, унести насос, бидончик, да зубастый «хак». А рюкзак собрать в два счёта. Поутру часа за два обернётся.
Недалеко в сумраке замаячила фигура человека. Сёмка узнал бригадира.
- Здорово.
- Здорово.
- Мою не видел?
- Не видел, - честно признался Сёмка.
Да он и действительно не видел её уже недели две.
- Со вчерашнего дня нету, - растрогано произнёс бригадир. – Может, заблудилась где…
Сёмка хмуро отвернулся: «Заблудилась, как же, у кого-нибудь под одеялом…». Жаль стало этого простака бригадира.
- И ты всегда её ищешь?
- Ищу, а куда деваться, жена она мне.
Сёмка покачал головой:
- Не надоело ещё?
Бригадир ничего не ответил. Да Сёмка больше и не лез. Чужая семья потёмки.
- Да, - спохватился он, - я завтра в посёлок ухожу. Забери, раз уж ты здесь.
Он вынес инструмент. Стянул верёвкой, чтоб нести удобней было, сунул бригадиру.
- Я наверно не вернусь, - продолжил он, - ты отдай кому-нибудь мой участок, пусть смолу соберут. Там можно кое-что взять.
- А себе что, ничего не оставишь?
- Подгони, чтобы за еду рассчитаться, да на дорогу хватило. Остальное не моё.
Бригадир кивнул:
- Хорошо.
Чуть помолчал.
- Завтра уходишь?
- Да, утром.
- Двадцатку свою не продашь?
Сёмка призадумался.
Ружьишко старенькое, курковка одностволка, цевьё постоянно отлетает, теряется, бой не очень.… Сам купил с рук по-дешевки.
- А-а, - махнул он рукой, - забирай. Оно лёгонькое, будет с чем жену искать.
Бригадир тут же отсчитал деньги, забросил на плечо ружьишко с припасами, обменялся рукопожатием, и отправился дальше.
Сёмка ещё немного побыл у костра, доел пропеченные мучные колбаски, притушил огонь, и пошёл спать.
Долго не спалось. Последняя ночь самая длинная. Как в армии перед дембелем.
Забыл сказать пор остатки продуктов, чтоб забрали.
Впрочем, народ тут ушлый, разберут, пропасть не дадут.
Интересно, нашёл бригадир жену?
Он заворочался, потянулся, сердце подёрнулось сладостной истомой: «где ж ты есть, бригадирша…».
…Утром в последний раз развёл костерок, вывалил в котелок оставшиеся две банки борща, сыпанул пригоршню сухарей, подлил воды. Плотно позавтракал, напился чаю.
Вылил в костёр остатки браги, затушил огонь.
Подпёр палкой дверь.
Напоследок обернулся и с добрым чувством оглядел своё временное пристанище. На сердце слегка защемило.
Вроде обыкновенная бревенчатая бесчувственная лесная избушка на курьих ножках, приютившая под своей крышей не одного бродягу, но как-то сроднился Сёмка с ней, нашла она свой крохотный уголок в сердце его, и сейчас, глядя на неё как бы уже со стороны, он остро ощутил эту невидимую связь.
Сейчас она кажется ему одиноким живым существом, сиротливо притулившаяся посреди пустынного леса, укоризненно глядящая на него тусклой плёнкой окна, словно верный пёс, предательски привязанный к дереву и безжалостно брошенный на произвол судьбы, но продолжающий всё также беззаветно любить своего хозяина.
Да и что говорить, сколько поистине счастливых часов подарила она ему, сколько книжек было прочитано в её закопчённых стенах под керосиновую лампу, сколько музыки, интересных передач и политики наслушался Сёмка от старенького транзистора, где после пламенных речей нового руководителя государства о различных «перекосах» и «перегибах» в управлении страной, наконец-то узнал, как плохо он живёт, и что надо перестраиваться.
Теперь-то Сёмка знал, кто во всём виноват.
Он даже стал подумывать – а не стать ли ему президентом со временем? А что, вот выйдет из тайги, немного подучится, поработает хорошенько локтями, и всё, дело сделано, время впереди навалом, многое можно успеть. Особого труда претворить эту идею в жизнь он не видел. Казалось, стоит лишь только захотеть, а дальше как по мановению волшебной палочки всё пойдёт само собой.
А можно и другое: скопить деньжат, выбраться куда-нибудь в Америку, покуролесить там, в случае чего сами на родину выпроводят, бесплатно, с голода не дадут помереть… Ну, а там ещё можно что-нибудь придумать…
Эх, хорошо мечталось, лёжа у печки в тёплых стенах и поплёвывая в потолок, когда за спиной кроме рюкзака ничего, а впереди, как казалось, целая вечность.
Много разных шальных мыслей завелось в Сёмкиной голове под влиянием окружающих его красот, навевая грёзы о ещё неизведанных интересных местах и событиях, разжигая живой интерес в предвкушении новых впечатлений и ощущений. Казалось, весь мир под ногами. Сбудется ли…
А сколько раз он замирал от восхищения, стоя у вечернего костра и дивясь «божественной природы красотам», заворожено слушая дыхание неба, где ночное светило всегда ближе, а звёзды ярче и загадочней…
Да на всё это он никогда не обратил бы должного внимания, не проникся бы всем сердцем, находясь среди людской суеты, где повседневные дела и заботы всегда перевешивают всё остальное и заполняют собою всего человека, и это очень чувствуешь и понимаешь, когда выпадает счастливый случай побыть где-нибудь в глуши, среди природы, наедине с самим собой, подальше, как кажется, от всего наносного и ненужного, где что-то теряешь и что-то приобретаешь.
Сёмка вздохнул, забросил на плечи рюкзак и, не оглядываясь, зашагал в сторону профиля, вскоре вышел на тропинку и по ней, уже прямым ходом, никуда не сворачивая, добрался до лесовозной трассы.
«Химики» гнали по деревни своего собрата. Тот удирал вдоль по улице, соблюдая расстояние от гонителей метров пятьдесят. Иногда запыхавшись, приостанавливался, испуганно оглядываясь. «Братва» видя это, прибавляла ходу.
Местные жители обозревали это «мероприятие» без особого энтузиазма, как бы между прочим. Ну, бегут и бегут, их проблемы, сами разберутся. Дело обычное, так просто гнать не будут. Наверняка, чем-то провинился.
…Сёмка в этот день добрался до посёлка уже далеко за полдень. Лесовоз добросил его до соседней деревни, остальные восемь километров пришлось топать на своих двоих.
В общаге было уже человек семь «химиков», праздновали окончание сезона. Ну как тут не присоединиться! У самого радость…
Направили его по адресу за самогоном, два пузыря принёс.
Всё бы ничего, да зелье кончилось, надо ещё бежать. Снарядили гонца. Долго терпеливо ждали. Вроде должен уже давно вернуться. Недождались. С тяжёлыми сердцами сорвались на поиски, но вот он тут как тут, нарисовался у порога. Но безо всего, с пустыми руками. Осторожно остановился в дверях, обвёл глазами присутствующих. На немой вопрос братвы – «где пойло?», бессмысленно поднял бесстыжие глаза - «нету!»… Братва рассвирепели и на него. Он бежать.
Так и гнали его до самой милиции. Тому больше деваться некуда. Забежал, уселся поближе к дежурному, сложил по-заячьи руки на коленях, и притих.
Толпа в впопыхах вломилась в помещение, устало расположилась рядом, тяжело дыша. Злоупотребление алкоголем и табаком бесследно не проходит. Вольная жизнь требует жертв.
Дежурный
