Как ни готовился рядовой Леха к перебежке через дорогу, но команду «Вперед!» все-таки не услышал. Только по движению рядом лежащего в снежном кювете друга Серёги понял, что атака началась. Какая по счету? Боец бы не ответил. За этот стылый зимний день попыток была тьма.
Немецкий пулемет за дорогой на высотке бил шквальным, все уничтожающим огнем, простреливая не только лысый склон, но и подступы к нему. Фашист длинными очередями бил по дороге, которая пенилась от разрывов. Пули с протяжным визгом неслись с высоты словно шершни. Было ощущение, что патронов у немецкого пулеметчика хватит на целую вечность. Леху и его товарищей спасала дорога и не глубокая дорожная канава.
Ротный посмотрел через плечо на бойца, боявшегося выглянуть из хилого укрытия. Мгновенно поняв душевное состояние парня, капитан дотронулся до плеча солдата и, стараясь пересилить треск пулеметных очередей, ободряюще крикнул:
- О смерти не думать! Бегом вперед!
Этими словами и начался для Алексея очередной бой.
Сколько он продолжался? Час, два, три? Алексей время не засекал, да и некогда было. После начала атаки, пригибаясь, Лёха выскочил из кювета на дорогу и попал под кинжальный огонь. Смерть кружила повсюду. Пули сыпали сверху градом. Вертеться приходилось как на горячей сковородке, успевая видеть не только впереди, справа и слева, но и сзади.
Боец, рефлекторно пригнув голову, не оглядываясь и не задерживаясь ни на секунду, дал короткую очередь из ППШ. Враз перескочил заснеженную дорогу и плюхнулся в ватнике и извоженных в земле ватных брюках в очередную ложбину. Из плеча бушлата торчала желтая вата, вырванная шальной пулей. Рядом распластались товарищи, и не понятно было, живы они или убиты.
Второй раз встать и бежать душевных сил уже не хватало. Вокруг свистело и грохотало. «Пристрелялись, сволочи!» — мелькнуло в голове Алексея. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять:атаковать под таким адским огнем было самоубийством. Страх за свою двадцатилетнюю жизнь, будто какой-то липкий слизень, начал подыматься откуда-то из живота к горлу.
Увидев на вершине копошившихся фашистов, Алексей скрипнул зубами:«Ну, гады, подождите!»— и звякнул затвором. Превозмогая страх, решительно выскочил из канавы и застрочил из автомата. Под встречным огнем понесся вверх по уже пропитанному кровью товарищей, избитому склону, не забывая фронтовую заповедь «Промедление — смерти подобно!»
Бежать по рыхлому снегу было трудно. Шапка-ушанка сползала на глаза. Это в школе стометровку он преодолевал за десяток секунд. На войне время превращалось в жизнь. Гулко, словно филин из-за высотки продолжал бить миномет.
На бегу, хватая ртом, воздух и слыша за спиной топот товарищей, Алексей поймал себя на мысли, что пулеметные струи с множеством мелькающих зеленоватых с жужжащим, замирающим визгом трасс как бы сходятся только на нем одном. Недалеко, багрово полыхнув смертельным пламенем, внезапно разорвалась мина, ударной волной, едва не свалив бойца с ног. Пламя исчезло, на снегу зачернела клякса. Щеку обдало страшным теплом.
Парень не упал, но осыпанный мерзлой землей, краем глаза увидел, как Серёга, на мгновенье застыв в порыве бега, замертво рухнул на окровавленный снег. Рядом лежали мертвые бойцы. Пахло порохом, раскаленным металлом, человеческим потом и смертью.
Огонь с такого расстояния был смертельным, но Лёха, внутренне сжавшись, уже не думал, что в любой момент его тоже может настигнуть вражеская пуля. «Главное не споткнуться, не упасть, — мелькнуло в голове, — а то кирдык! Ничего не спасет!»
Это чувство парень уже пережил при отступлении под Смоленском, где был впервые ранен в ногу. Спасли его, потерявшего много крови, морские пехотинцы, проезжавшие после боя на полуторке по краю лесополосы. Десантники собирали всех на меже поля, кто выказывал хоть малейшие признаки жизни.
Захват вражеской траншеи для Лешки и его товарищей был, с одной стороны, пусть маленькой, но победой — избавлением от кинжального пулеметного огня, а с другой — означал неизбежную рукопашную на бруствере. Это вам не в подворотне драться. Он знал, что это такое: сойтись один на один, глаза в глаза. Свалить врага и добить. В такой схватке не сила и оружие играло роль, а... то, что, наверное, и объяснить словами нельзя. Может, глубоко сидящая в душе сила предков? Или убежденность в правоте своего дела? А может, душевную силу бойцу давала родная земля, которую он освобождал от фашистов?
Спроси это Лёху после атаки — он бы по-мальчишечьи отмахнулся и повторил слова ротного: «Главное — о смерти не думать!»
До Великой Победы оставалось еще три долгих года войны...
