Побег

хватало! – ахнул папа.

В их доме был подвал, в нем хранились дрова. Нина была убеждена, что там наверняка есть какой-нибудь подземный ход, ведущий через весь город (и даже под Невой) куда-то за город, выходящий на поверхность обязательно очень далеко. Хорошо бы на территорию далекого монастыря. Ведь всем известно, что в каждом монастыре есть подземный ход, в колодце, например.

К сожалению, начисто лишенный фантазии и воображения  дворник, он же сторож Илья, бдительно закрывал подвал на висячий замок от любопытного носа барышни.

А на третьем этаже дома были комнаты поварихи, няни, горничных. Там, в одной из этих комнат и жила горничная Настя. Но об этом  позже.

У мамы была младшая сестра, нинина тетя Даша. Почти даже и не тетка, а старшая сестра. Она была старше Нины всего-то лет на десять. Дарья тоже была веселой, как и родители, иногда она даже безобразничала вместе с Ниной. Летом на даче на взморье или в Крыму они устраивали такие маскарады, что все вокруг шумело.

В 1907 году, когда Нину готовили к экзаменам в гимназию, все вокруг как-то особенно стали заниматься и Дашей тоже. Потом в доме стал часто-часто появляться папин коллега из Гельсингфорса, доктор Янсон.  Янсон был большой, веселый, рыжий швед. Нина помнила, что в Гельсингфорсе, где они иногда бывали, такая же веселая и рыжая была вся его семья.
«Все! – поняла десятилетняя Нина. – Тетка пропала».

Никуда она, конечно, не пропала, а вышла замуж за шведа и уехала в Гельсингфорс. Виделись теперь только летом. Иногда на Рождество. Через несколько лет получили телеграмму: у Даши родились близнецы, двое рыжих (Нина была в этом уверена!) мальчишек, Карл и Петр.[/i]

Дорога из церкви домой предполагала изменение маскировки в обратном порядке. Значит, снова через чужую парадную. Пробежать по магазинам на обратном пути, надо же кормить Петеньку.  

На улице похолодало. Пока Настя возилась на кухне с приготовлением обеда, муж, сидя за письменным столом, изучал труды классиков марксизма. В комнате было холодновато. Настя посмотрела в угол за печку, там лежало одно-единственное полено. Нужно сходить в подвал за дровами.
- Петя, спустись в подвал, я печку затоплю. Холодно.
- У меня завтра семинар по истории  ВКП(б). Я не могу оторваться. Потеряю мысль, потом не найду. Сходи ты, голубушка!

Собственно, ничего иного Настя и не ожидала. Она взяла ключ от подвала и стала спускаться по лестнице. На площадке второго этажа у окна стояла прислоненная к стене чья-то оконная рама. Стекло было расколото в верхней части рамы, а нижняя часть послушно отразила вставшую перед рамой Настю. Настю ли?

Отступление 4.
В 1914 году Нина окончила с медалью гимназию  и тут же поступила в Медико–хирургическую  академию. Шла война. Отцу удалось уговорить Нину не записываться на курсы сестер милосердия, а получить полноценное образование. При академии был госпиталь, Нина, как и многие другие, стала в нем сестрой милосердия. Он отучилась два года. Пришел 1917-ый. Большевики прикрыли бы и это образование, но, куда денешься, врачи были нужны.

Зимой 1917-18 в доме было очень холодно. К этому времени из прислуги в доме осталась только горничная Настя. Кухарка уехала в деревню к родственникам, а дворник умер. Тротуар перед домом мела Настя, а дрова из подвала, пока они были, теперь носил папа. К сожалению взрослой, теперь уже, Нины  в подвале не оказалось подземного хода, значит, нельзя было убежать в теплый и благоустроенный мир, если уж ничего нельзя сделать с этим миром.

Табличка на дверях дома, гласящая, что «Доктор Невзоров принимает с…», даже облупившаяся, долго хранила дом. Но в январе 1918 ночью в дом ворвались матросы с оружием. Во-первых, они гнались за кем-то  «аж от самой Невы», во-вторых, доктор, как элемент исключительно буржуазный, подлежал немедленной мобилизации на рытье окопов, причем, вместе с женой. А того контрика, который, они уверены, в доме скрылся, они сейчас найдут.

Они перевернули весь дом вверх дном. Кроме всего прочего, искали запасы продовольствия.

Можно предположить, что решительная Настя вмешалась, либо заступилась за хозяйку, видимо. Именно поэтому ей достался первый удар.

Когда  утром Нина вернулась из госпиталя после дежурства, она нашла дверь дома незапертой, все разбито, разрушено.  На полу в столовой у окна лежали два самых дорогих ей человека, ее родители,  а посреди столовой милая, худенькая Настя.

Ярость победившего пролетариата вылилась в беззаконное убийство трех невиновных людей. После этого идти на работу в госпиталь и лечить там таких же матросов Нина не захотела.

Наверное, с логической точки зрения дальнейшее поведение Нины вряд ли было разумным, но она не хотела, не могла, боялась. Она пришла в себя, потому что кто-то тряс ее за плечо. Это снова были какие-то вооруженные люди. Степенному немолодому человеку Нина сказала, что она бывшая горничная доктора, пришла навестить. Красногвардейцы опять пришли за доктором. Теперь он был им нужен для исполнения своих медицинских обязанностей. Поздно!

Нине сказали, что теперь она может спокойно жить в своей комнате в доме, никто не отберет. Как бывшая эксплуатируемая, теперь она под охраной пролетарского государства. У Нины рекой текли слезы.

Вот тогда она и пришла к определенному решению. Нина Невзорова никому не нужна. Значит, должна появиться Настя Канунникова, дочь крестьянина из-под Пскова.

Квартира была, естественно, ограблена. Сначала Нина собрала в свою комнату то немногое из ценного, что смогла найти. Она взяла себе документы Насти. Запаслась наиболее нейтральной и добротной одеждой. Были, конечно, какие-то запасы продуктов. Она договорилась с соседским дворником, он помог ей похоронить родителей и Настю.

Нина смогла пробыть в своем доме еще несколько дней, потом в дом пришли революционные деятели, заявили, что особняк реквизирован и переходит в распоряжение   какой-то организации. Нине, теперь уже Насте, выдали бумагу с гербовой печатью, с которой она пошла в районный Совет, и там ей сказали, что она может выбрать себе комнату и вот ей адреса. Так она навсегда покинула дом своего детства.

Холодный мартовский вечер. Настя сегодня одна дома. Муж Петенька вместе с другими партактивистами уехал на несколько дней в загородный филиал завода с лекциями на политические темы. Когда одна, хорошо думается. Скорее ради душевного, чем физического тепла, она растопила свою печку, поставила возле нее низенькую скамеечку и стала смотреть на огонь. Было время, когда она не умела топить печь, но Настя Канунникова, дочь крестьянина, обязана была уметь делать это, и она научилась. Печка срезает целый угол в ее комнате, но Насте не жалко «утраченной» площади. Она вспоминает, как оказалась в этой комнате.

Отступление 5.
Расставшись с домом, где она родилась, где прошло ее детство, где были счастливы ее родители, Нина получила в каком-то управлении разрешение занять другую комнату, что она и сделала. Так Нина оказалась в доме на Серпуховской улице. Весь этот микрорайон назывался  Семенцы, потому что здесь был размещен  в прежние времена Семеновский полк, так же, как по другую сторону Забалканского проспекта стоял Измайловский полк. Улицы там назывались: 1-я рота, 2-я рота и т.д. А в Семенцах улицы назывались по именам подмосковных городов: Бронницкая, Серпуховская, Подольская…

Но человеку для жизни одного дома мало. Человек должен зарабатывать себе на жизнь, особенно, если это одинокий человек. Настя (или еще Нина?) подумала и поступила на службу сестрой милосердия (опять) в обычную городскую больницу. Она очень долго и тяжело привыкала к чужой квартире, к  почему-то живущим здесь же чужим людям, у которых были свои семьи, свои проблемы, свои привычки и взгляды на жизнь.

Как ни странно, она прижилась в чужой среде. Ее приняли. Настина сдержанность и отстраненность были восприняты как скромность, которая, как известно, украшает, медицина, которой она занималась, была востребована в большой квартире, а приличное поведение безоговорочно отмечено и принято всеми соседями.

Самые горластые бабы понижали голос, когда разговаривали с ней, а мужики во хмелю даже не пытались спорить с ней. Она бесплатно лечила детей, при необходимости звала хорошего доктора, а стариков помогала устроить в больницу.

Но дома и работы оказалось мало, чтобы заполнить жизнь молодой девушки. У нее за спиной было три года Медико -хирургической  академии и несколько лет работы в больнице. В больнице ее неизменно ценили и хвалили. У нее был уже неплохой профессиональный опыт. Она окончила курсы медсестер. Никаких  новых знаний она там не получила после академии-то, но ей был нужен документ о медицинском образовании.

Вскоре она приобрела опыт совсем иного рода. За ней стал ухаживать молодой человек. Очень симпатичный, чуть старше Насти. Он работал в какой-то автомастерской, ремонтировал автомобили, которых требовалось все больше при новой власти. Настя подозревала, что он тоже из «бывших», для автомеханика он слишком много знал. Насте даже показалось, что он владел немецким и французским языками, но она не подала виду.

Она ничего не рассказывала ему о себе, он также был с ней не слишком откровенен. Но это не помешало им проводить вместе все свободное время. С ним она стала настоящей женщиной и забыла о кошмаре темного двора. Это продолжалось полгода.

Однажды он бесследно исчез. Настя не знала, ни где он живет, ни где именно работает. Где его, искать она не знала. Итак, Настя, тридцать лет, медсестра, студентка медицинского института, живет под чужим именем, по чужим документам. За годы жизни после гибели родителей Настя выработала в себе сдержанность характера, скромность, но и умение давать отпор. Родившаяся в благополучной обеспеченной семье, она  не была избалованной.  Изменения, произошедшие в жизни, не сломали ее. Для нее теперь не было проблем, которые она не могла бы решить. Не было больше старого Ильи, Настя сама носила из подвала дрова, сама ремонтировала свою комнату. Правда, первый свой ремонт она теперь не может вспомнить без смеха!  Настя не была классическим образцом одинокой женщины. Она была сдержанной, но не угрюмой, не замкнутой. В меру веселая и общительная, хороший специалист, постоянно повышающий квалификацию, Настя была на хорошем счету везде, где работала. Дочь врача, воспитанная няней и гувернанткой, как-то она усвоила прогрессивные отцовские взгляды на необходимость заботиться о собственном здоровье. В своей комнате она два раза в день делала гимнастику, как учил отец. Принимать душ было негде. В большой квартире не было ни ванной, ни хотя бы горячей воды. Только в поликлинике полулегально по вечерам. Дома – холодные обтирания. Мыться – в баню!

[i]Отступление 6.
Когда в далеком теперь 1914 году Нина окончила гимназию, ей было семнадцать лет. Она была старательной девочкой, училась прекрасно. К семнадцати годам она владела тремя языками: немецким, французским и итальянским. В ее теперешней жизни эти знания мало кому требовались. В переводчицы Наркоминдела она не рвалась. Владение иностранными языками было характеристикой Нины Невзоровой. А Настя Канунникова вообще не могла знать иностранных языков, кроме