головой, машет рукой и уходит.
Спасибо, Алли!
ФИБИ. Папа тебя убьёт, он просто тебя убьёт.
ХОЛДЕН. Ну и пускай, плевать мне на всё! (Поворачивается и хочет уйти.)
ФИБИ (окликает его). Холден! (Холден оборачивается.) Одна девочка научила меня икать. Вот, послушай! (Икает.)
ХОЛДЕН. Неплохо! Ой? Фиби! Знаешь, я купил тебе такую пластинку! Но по дороге разбил. (Показывает обломки.)
ФИБИ. Отдай мне эти кусочки! (Берёт обломки и прячет их под подушку.) А кто там поёт?
ХОЛДЕН. Хочешь, напою?
ФИБИ. 0й, хочу!
ХОЛДЕН. Вставай! Будем танцевать!
Холден напевает мелодию и песню подхватывает певица. Холден и Фиби танцуют.
ФИБИ. Хорошо я стала танцевать?
ХОЛДЕН. Ещё как!
ФИБИ. Тсс! (Громким шепотом.) Дверь! Родители вернулись!
ХОЛДЕН. Гаси свет! Тише!
Слышны шаги и голоса родителей.
Надо бежать!
ФИБИ. Не уходи! Подожди, пока они уснут.
ХОЛДЕН. Нет, сейчас самое время. Скажи, Фиб, есть у тебя какие-нибудь деньги? У меня ничего не осталось.
ФИБИ. Есть, на рождественские подарки. Я тебе одолжу. (Чуть не плача.) Если ты едешь, ты меня не увидишь на сцене.
ХОЛДЕН. Как не увижу? Чтобы я уехал и не увидел мою Фиби!
ФИБИ. Правда, Холден? Возьми! Где ты? Дай руку!
ХОЛДЕН. Эй, да мне столько не нужно!
ФИБИ. Возьми, возьми все! Потом отдашь!
ХОЛДЕН. И тут я вдруг заплакал. Никак не мог удержаться. Стараюсь, чтоб никто не услышал, а сам плачу и плачу. Фиби перепугалась до смерти. Я сидел на краю постели и ревел, а она обхватила мою шею лапами, я её тоже обнял и реву. Никак не могу остановиться. Казалось сейчас задохнусь от слёз. Фиби, бедняжка, испугалась ужасно. Окно было открыто, и я чувствовал, как она дрожит в одной пижамке. Но она не ложилась, и мы ещё долго так сидели, пока я наконец не перестал плакать. И когда я уходил, – мне уже было плевать, поймают меня или нет. Откровенно говоря, мне даже хотелось, чтоб поймали. Я долго ходил по городу, а когда совсем наступило утро, пошёл в музей. Там была такая огромная стеклянная витрина, а в ней сидели индейцы, тёрли палочки, чтобы добыть огонь, а одна женщина ткала ковёр. Эта женщина так нагнулась, что видна была её грудь. А перед самой дверью в аудиторию, где нам показывали фильмы про открытие Америки, эскимос сидел над прорубью, и ловил рыбу. У самой проруби уже лежали две рыбы, которые он поймал. В других витринах олени пили воду из ручьёв и птицы летели зимовать на юг. Но самое лучшее было в музее то, что там всё оставалось на местах. Ничто не двигалось. Ничто не менялось. Менялся только ты сам. И не то, что ты становился сразу много старше. Дело не в этом. Но ты менялся, и всё. То на тебе было новое пальто. Или ты утром слыхал, как отец с матерью ссорились в ванной. А может быть, ты увидел на улице лужу, и по ней растекались радужные пятна из бензина. И вдруг я подумал, что и сестрёнка, так же как и я когда-то в школе, ходит в музей по субботам и смотрит на то же, на что я смотрел, а сама каждый раз становится другой. У меня снова испортилось настроение. Лучше бы некоторые вещи не менялись. И я тут же, в музее, написал Фиби записку:
"Милая Фиби!
Не могу ждать до среды, поэтому сегодня же вечером начну пробираться на Запад. Жди меня в музее, у входа, в четверть первого, если сможешь, и я тебе отдам твои подарочные деньги. Истратил я совсем мало.
Целую.
Холден."
Появляется Фиби, с трудом таща очень большой чемодан.
ФИБИ. Ау!
ХОЛДЕН, Я думал, ты уже не придёшь? А на кой чёрт ты притащила чемодан? Мне ничего не надо. Я еду налегке.
ФИБИ. Это мои вещи. Я еду с тобой. Можно, да? Возьмёшь меня?
ХОЛДЕН (оторопело). Что?
ФИБИ. Меня никто не видел, я по чёрной лестнице. Он не тяжёлый. Ты попробуй подыми. Ну, подыми... Правда, лёгкий? Можно мне с тобой, Холден? Можно, да? Пожалуйста, можно мне с тобой?
ХОЛДЕН. Нет, нельзя. Замолчи!
ФИБИ. Почему нельзя? Пожалуйста, возьми меня с собой... Ну, Холден, пожалуйста! Я не буду мешать – я только поеду с тобой, и всё! Если хочешь, я и платьев не возьму, только захвачу...
ХОЛДЕН. Ничего ты не захватишь. И не поедешь. Я еду один. Замолчи!
ФИБИ. Ну, Холден, пожалуйста! Я буду очень, очень, очень, – ты даже не заметишь...
ХОЛДЕН. Никуда ты не поедешь.
Фиби плачет.
Замолчи, слышишь! Отдай чемодан. А я-то думал, что ты собираешься играть в спектакле. Не хочешь играть в спектакле, что ли?
Фиби плачет сильнее.
Ну, идём! Фиби, слышишь, идём!
Фиби остаётся на месте. Холден уходит, унося чемодан, и возвращается без чемодана. Фиби перестаёт плакать.
Фиби, я сдал его в гардероб, слышишь? Никуда я не поеду. Я передумал. Перестань реветь, слышишь? Ну, пойдём. Я тебя отведу в школу. (Берёт её за руку, но Фиби выдёргивает руку.) Ладно, пойдём.
ФИБИ. Я в школу больше не пойду.
ХОЛДЕН. Нет, в школу ты пойдёшь. Ты же хочешь играть в спектакле?
ФИБИ. Нет.
ХОЛДЕН. Неправда, ещё как хочешь! Ну, перестань, пойдём! Я же никуда не уезжаю. Я вернусь домой.
ФИБИ. Можешь делать всё, что тебе угодно, – а я в школу ходить не буду. И вообще заткнись!
ХОЛДЕН. Первый раз в жизни она мне сказала "заткнись". Грубо, просто страшно.
Появляется Алли.
АЛЛИ. Фиби, Холден, пошли в зоопарк!
ХОЛДЕН. И точно, Фиби, пошли в зоопарк!
ФИБИ. Захочу – пойду, не захочу – не пойду! (Бросается бежать от Холдена, потом останавливается.)
ХОЛДЕН. Зй, Фиби! Я иду в зоопарк! (Идёт к Алли, глядя на Фиби. Фиби искоса следит за ним. Холден снова пытается взять её за руку.)
ФИБИ. Убери, пожалуйста, руки!
ХОЛДЕН. И мы долго так ходила по зоопарку, не теряя друг друга из виду, Фиби по-прежнему дулась на меня, пока мы не подошли к карусели, где играла музыка.
ФИБИ. А я думала, карусель зимой закрыта.
АЛЛИ. Должно быть потому, что скоро Рождество.
ХОЛДЕН. Хочешь прокатиться?
ФИБИ. Я уже взрослая.
ХОЛДЕН. Глупости! Садись! Я тебя подожду! Ступай! Нет, погоди минутку, забери-ка свои деньги, мне ведь уже не нужно!
ФИБИ. Нет, ты их держи. (Сдерживая слёзы.) Пожалуйста! Прошу тебя!
АЛЛИ. А ты будешь кататься?
ХОЛДЕН. Может быть, в следующий раз. Ну, ступай, а я посижу тут, на скамейке, посмотрю на тебя.
Фиби берёт за руку Алли и уходит. Играет музыка.
Она сначала обошла всю карусель крутом. Потом выбрала самую большую лошадь – потрёпанную такую, старую, в гнедых подпалинах. Тут карусель закружилась, и Фиби поехала. И все ребята старались поймать золотое кольцо, и моя Фиби тоже, я даже испугался, и если бы не Алли, она непременно бы упала.
Музыка кончилась. Входит Фиби.
ФИБИ. Теперь ты!
ХОЛДЕН. Нет, я лучше посмотрю на тебя. Покатайся ещё!
ФИБИ. Я на тебя больше не сержусь.
ХОЛДЕН. Вижу. Беги – сейчас завертится!
Фиби неожиданно целует Холдена, потом вытягивает ладонь.
ФИБИ. Дождь! Сейчас пойдёт дождь!
ХОЛДЕН. Да. Ну, беги, а то лошадь твою займут.
ФИБИ. Ты мне правду говорил? Ты на самом деле никуда не уедешь? Ты на самом деле вернёшься домой?
ХОЛДЕН. Да.
Фиби убегает. Играет музыка.
И тут начало лить как сто чертей. Ливень как из тысячи вёдер, клянусь. Все матери и бабушки, словом, все, кто там был, встали под самую крышу карусели, чтобы не промокнуть насквозь, а я так и остался сидеть на скамейке. И мне было всё равно. Я вдруг стал такой счастливый, оттого что Фиби кружилась на карусели. Чуть не ревел от счастья, если уж говорить всю правду. Сам не знаю почему. (Зовёт.) Фиби!
ФИБИ (откликается). Холден!
ХОЛДЕН. Знаешь песенку?
ФИБИ. Какую?
ХОЛДЕН (напевает). Если кто-то звал кого-то вечером во ржи....
Фиби входит, напевая и танцуя в то время, как Холден говорит.
Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю обрыва, над пропастью, понимаешь? И моё дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Стеречь ребят над пропастью во ржи.
Фиби со смехом бежит к рампе. Холден подхватывает её и поднимает на руки.
КОНЕЦ
