если проклясть не одного, не двух, а сотню человек, то это уже опасно. Я имею в виду, что… в общем, мне нужен медиум. Человек, исполняющий роль живого щита.
- То есть, вы заставите меня жертвовать собой ради вашего предприятия?
Евгений почувствовал, как к его лицу приливает несуществующая кровь. Внутри вулканической лавой стала подниматься ненависть.
- Конечно же нет. Я не бандит и не рабовладелец. У меня к вам деловое предложение. Вы примете на себя десять проклятий, а взамен – Евгений, я знаю о вашей беде – вы снова сможете спать. У вас больше никогда не будет бессонницы, я гарантирую это!
- Вы…
- Но это еще не все! – доктор весело поднял палец. – Я сознаю свою ответственность за вашу дальнейшую жизнь – в конце концов, ведь это я вложил вам в голову направляющую идею со всеми последствиями. И поэтому, мой юный друг, пятнадцать процентов от каждого гонорара будут переводиться на ваш банковский счет. Если у вас его до сих пор нет – не беда, я обо всем позабочусь. Этих денег вам хватит и на учебу, и на лечение, и на кругосветное путешествие.
- Вы…
- Да, единственное условие: получить их можно будет только по окончании действия договора. Ну как, вы согласны?
Губы Беннетта растянулись в широкой, слащавой улыбке. Глаза упоенно смотрели из-под полуприкрытых век.
- Идите к черту, – тихо и жестко произнес Евгений.
- Это не убийство!
- Еще хуже!
- Евгений, я искренне хочу вам помочь.
- Вы палач! Сейчас же отправьте меня домой, я вас знать не желаю!
- Евгений! – Беннетт предостерегающе погрозил пальцем. – Я не смею вас заставлять, но поймите меня правильно: у вас нет шансов самостоятельно победить бессонницу. Вы тяжело больны, Евгений. Пройдет две-три недели, и вы просто уже не сможете заснуть. Я знаю, как это происходит. Вам не помогут никакие снотворные средства. Ваш организм не выдержит, и вы погибнете. И перед этим вероятно сойдете с ума.
Евгений глядел на Беннетта, в ярости стиснув зубы.
- Да, это непростой выбор, я знаю. Но даже если судить с точки зрения справедливости, вся вина лежит на мне. Вы жертва! Вы совершенно чисты перед собой и перед богом.
Евгений вновь почувствовал раздирающую боль в глазах, от которой уже успел отвыкнуть. Кажется, боль ему внушал доктор. Он тут же вспомнил, каково это изо дня в день жить без сна.
- Ну так что же?
- Я не знаю.
- Соглашайтесь. Это единственный путь.
Откуда ни возьмись на столе возникли ярко-белые листы бумаги с текстом договора и остро наточенное гусиное перо.
- Я не могу пригласить сюда юриста, но клянусь вам: в этом договоре все именно так, как я описал. Можете ознакомиться.
Евгений начал ползать глазами по строкам. Бумага сияла так, что света не требовалось. Доктор читал вместе с ним и иногда заботливо указывал на важные пункты. Из текста следовало, что господин Цветков (далее именуемый «Медиумом») будет оказывать помощь «Магу» в процессах создания, преображения и вычленения тех или иных сновидений в сознании спящих людей, далее именуемых «жертвами». Обязанность «Медиума» состоит в принятии и полном поглощении «эха проклятия».
- Обратите внимание! – важно заметил Беннетт. – «В случае сознательного нарушения, либо недолжного исполнения условий контракта, виновная сторона понесет наказание в соответствии с Непреложным Кордхибраном». Иными словами, мне, как и вам грозит суровая кара, вплоть до лишения жизни.
- А кто проследит за тем, чтобы условия неукоснительно соблюдались? – мрачно спросил Евгений. – Кто над нами стоит? Мы ведь вне закона.
- Волшебный контракт имеет собственный Эгрегор. Это очень сильная и опасная вещь. Как только мы его заключим, он станет нашим судьей, надсмотрщиком и, если придется, мечом возмездия.
У Евгения не было никаких причин верить тому, что говорил Беннетт. Возможно, все это сплошной обман, и текст договора будет меняться по желанию доктора. Быть может, это вообще не договор. Так или иначе, выбора не было. Как бы сомнительно и страшно не звучало предложение, в том, что без волшебного исцеления бессонница его убьет, Евгений не сомневался.
Когда текст был полностью прочитан, Евгений содрогаясь от отвращения к себе медленно взял протянутое доктором перо. Он уже понял, почему на столе нет чернильницы, и ждал, что Беннетт предложит уколоть палец.
- Распишитесь вот здесь.
- Кровью? Но ведь мы же бесплотны…
- Все в порядке, это перо знает, где искать кровь. Прошу!
Евгений сделал росчерк, и на бумаге появилось кровавое «Евг» с причудливой завитушкой. В тот же миг левую ладонь окатила мгновенная режущая боль.
Доктор тоже поставил подпись и, шикнув, встряхнул рукой.
- Сам ненавижу это делать! – вздохнул он.
Договор и перо мигом растаяли в воздухе.
- Итак, коллега, приступим! – доктор деловито поднялся из-за стола. – Кстати, я совсем забыл – знаете, кто поручил мне м-м… позаботиться об этой даме?
- Кто?
- Ее родной сын! Она сломала жизнь его возлюбленной. Это очень мрачная история.
В душе у Евгения несколько прояснилось. Скорее всего доктор говорил правду – значит, первая жертва не так уж безвинна.
Они снова проникли в спальню. Прошли сквозь балдахин и очутились у постели. Лежащая под одеялом старуха была похожа на древнюю мумию. Ее маленькое лицо было желтоватого цвета и казалось грязным пятном на фоне белоснежного белья. Чуть приоткрытый беззубый, провалившийся рот напоминал вход в пещеру и издавал мерзкие звуки.
Доктор склонился над спящей, внимательно изучая ее цепкими глазами стервятника. Прикоснулся пальцами ко лбу, другую руку просунул к сердцу.
Евгений заметил, что пальцы у Беннетта совсем не такие, какие были, когда он имел человеческий облик: костлявые, белые – пальцы скелета, обтянутые мертвой кожей.
Это было по-настоящему жуткое зрелище. Старуха не просыпалась, но лицо ее начало мученически кривиться. Она шевелила губами, стонала, металась из стороны в сторону. Доктор с напряженным азартом продолжал препарировать ее взглядом и, кажется, даже испытывал удовольствие.
- Страхи, страхи, – шептал он себе под нос. – Все как я ожидал. Где же оно? Где желание? Покажи мне!
Он глянул на Евгения пылающим голубым глазом.
- А теперь, мой слепой конь – извините, это шутка – ваш черед!
Евгений хотел спросить, при чем тут слепой конь, но доктор уже подтянул его к себе за руку.
В тот же миг глаза старухи широко раскрылись. Она продолжала спать, зрачки страшно заваливались под верхние веки, обнажая красноватые белки.
- Просто смотрите, не отрываясь, ей в глаза. Остальное сделаю я.
Евгений почувствовал, как доктор передает ему свою энергию. Они словно срослись, превратились в единое целое. Евгений взглянул в затянутые пеленой глаза несчастной женщины, и из его глаз вырвались потоки ярчайшего белого света. Зрачки жертвы вернулись на место и сузились до размеров двух черных точек.
Он снова куда-то несся, только теперь видение было совершенно бессмысленным и, очевидно, понятным только доктору. Что-то похожее на паутину. Яркое пламя. Созвездия. Серая птица. Маленький стеклянный пузырек с нарисованными на этикетке черепом и костями.
Когда все закончилось, старуха снова лежала неподвижно, смиренно закрыв глаза, как будто уже готовая отойти в мир иной. Доктор Беннетт быстро начертил что-то пальцем в воздухе, и в изголовье кровати ярким фосфорическим светом вспыхнул замысловатый символ. Через несколько секунд он полностью померк.
- Ну вот и все! – ободряюще промолвил доктор.
Евгений понимал, насколько глуп и ничтожен этот вопрос, но все же задал его:
- Я могу надеяться, что все другие жерт… люди будут так же грешны, как эта?
- Я не знаю, Евгений. Святых среди них точно нет, можете мне поверить. Выше голову! Вы уже заработали двести рублей!
Евгений чувствовал, что сказать ему больше нечего. Но упоминание денег с новой силой всколыхнуло в нем ненависть к Беннетту и презрение к себе. Он попытался ответить доктору испепеляющим взглядом, постарался сжечь его, как когда-то в детстве сжег муравья увеличительным стеклом.
- Я кажусь вам чудовищем, – Беннетт грустно вздохнул, но глаза его вдруг повеселели. – Но знаете… я не ухожу от своих профессиональных обязательств!
- О чем это вы?
- Вы просили меня о помощи, тогда в декабре? Хотели, чтобы я указал вам путь, зажег для вас маяк, помните? И я это сделал! Теперь вы научились ценить свою жизнь, свое здоровье и свою свободу! И никакая страна, никакая война вас уже так сильно не тревожат, верно?
Евгений молчал.
- Вы еще вспомните это, как славное приключение и как хороший урок! Однако… начинает светать.
Евгений подумал, что сейчас они полетят домой, но Беннетт просто похлопал его по плечу и пожелал крепко выспаться.
Евгений проснулся, как будто вынырнул из голубого теплого моря. Было позднее утро. Он сладко потянулся и вдруг понял, что впервые за много недель спал по-настоящему. Голова была чуть тяжеловата, тело млело, преодолевая нежную скованность. Глаза продолжали болеть, но это был пустяк!
Он широко зевнул и с интересом пролистал в памяти сон, который только что видел: ночной полет, призрак доктора, спящая старуха – что только не привидится на больную голову!
«Да», – подумал Евгений. – «Доктор Беннетт – вот к нему и надо идти!»
Уже спустя пару минут, оставленное сном блаженство испарилось без следа, уступив место привычной тяжести и одиночеству. Он снова чувствовал себя больным. К этому прибавилось еще и осознание глубины своего падения. С брезгливостью оглядывал Евгений свое давно нестиранное постельное белье, неубранную комнату. Заметил на ковре след от костра, который разжег в припадке безумия.
«Господи, надо как-то это спрятать до приезда хозяев!»
Желудок стонал от голода. Кости ломило.
Когда Евгений сжал в кулак левую руку, что-то несильно кольнуло его ладонь. Там было несколько странного вида царапин, оставленных неизвестным предметом.
Сны и явь
С тех пор ночь стала для Евгения второй, протекающей параллельно жизнью. Раз или два в месяц к нему прилетал доктор Беннетт, и они с видом чиновников, идущих на службу, отправлялись ломать чужие судьбы. Они бывали в далеких городах, заглядывали в глаза разным людям: биржевому спекулянту, продажному юристу, богатому наследнику – любителю женщин. Евгений успокаивал себя мыслью, что хороший человек не может иметь врагов, желающих его проклясть.
Теперь Евгений снова мог спать. Правда, сон был по-настоящему крепок лишь в те ночи, когда он помогал доктору. В остальное время бессонница продолжалась, хотя, конечно же, не в такой страшной форме, как прежде. Засыпая в три и вставая в семь, Евгений тащился в университет, где распинался под грозными взглядами профессоров и удивлял сокурсников полной безучастностью к политическим прениям, которые теперь сотрясали воздух в каждом коридоре. Евгений, и правда, утратил всякий интерес к политике. После того, что он пережил, грызня верхов и брожение внизу вызывали больше отвращение, чем страх. Было как-то странно мучиться из-за таких условностей, как страна, человечество, война и смута, если живешь двумя жизнями вместо одной.
Парадокс этой новой двойной жизни состоял в том, что ее нельзя было ни доказать, ни опровергнуть. Евгений помнил каждое свое ночное похождение,
