Накормив и уложив спать набегавшихся внуков и Дашу, оставив дремлющую бабушку с дядей Витей у телевизора, Лариса и Светлана отправились на дальний конец деревни к старой ведунье. Село притихло после прохождения стада, в воздухе еще витала пыль, поднятая копытами животных. Жители, управившись со скотиной, топили бани, готовились ужинать и смотреть телевизионные передачи. Многие собирались на завалинках, обсуждали новости, рассказывали друг другу разные небылицы. Светлану узнавали, здоровались, спрашивали о житье-бытье, интересовались семейной жизнью и всякими городскими событиями. Приходилось останавливаться, приветствовать людей, отвечать на простые искренние вопросы, улыбаться и шутить.
Наконец вышли на окраину, оставив позади любопытных и участливых сельчан. Проходили мимо брошенных, разрушенных домов, заросших лебедой огородов. Вокруг, вплотную приблизившись, стояла тайга, наступая на деревню молодыми кустарниками и низкорослыми пихтовыми побегами. Гнус и лесная мошкара гудели над головой бесчисленными крылами, жаля болезненно и немилосердно. Совсем недалеко сияла на закате золочеными крестами нарядная выбеленная церквушка. На фоне чистого безоблачного неба казалась невесомой, воздушной, будто парящей над землей.
Из ограды вышел и направился навстречу молодой высокий инок в черной скуфейке и длинном подряснике. На поясе висела небольшая баклага для воды и холщовая сума для подаяния. Негустая курчавая бородка вилась по скулам, глубокие светлые глаза смотрели открыто и радостно. Поравнявшись с женщинами, монах остановился и молвил с низким поклоном:
– Мир вам, сестры!
– Спаси Господи, – закрестилась Лариса. – Вечер добрый!
– Добрый, матушка! – он осенил себя крестным знамением.
– Благословите, батюшка! – она склонилась к его руке.
– Бог благословит, – перекрестил размашисто, посмотрел на Светлану и, улыбнувшись в усы, зашагал дальше.
Она стояла, с удивлением наблюдая за удаляющимся иноком. Что-то знакомое показалось в его облике, давно забытое и сладостное.
– Не узнала, Света? Это же Мишка, ухажер твой! Лет пятнадцать прошло, как вы с ним на завалинке целовались да обнимались.
– Точно, это же он! Я сразу и не поняла. Как изменился парень, – она с изумлением, еще не веря себе, вспоминала первую девичью любовь. Миша был старше на три года и казался тогда совсем взрослым мужчиной, красивым и сильным. Лез в драку по любому поводу и всегда побеждал. Был заводилой всяких шалостей, целыми днями и ночами носился на грохочущем мотоцикле. Многие девушки мечтали дружить с ним, но он почему-то выбрал именно ее. Наверно потому, что она была городская. Светлане он казался добрым и справедливым героем, влюблена была в него по уши. Ничего серьезного у них не было, но целоваться он ее научил. Она забывала про все на свете и уносилась в облака, когда их губы соединялись в жарком касании.
Лето быстро прошло, его призвали служить в армию. Обещал писать ей, но она, ни строчки не дождалась. Уже потом, став старше и повзрослев, вспоминая его, Светлана поняла, что Михаил относился к ней как к маленькой забавной девочке, еще не готовой к глубоким отношениям. И наверняка он не испытывал недостатка в женском внимании. Позже она оценила его благородство и не настойчивость. Но жизнь шла дальше, она окончила школу, потом институт, встретила Вадима… Эти яркие летние эпизоды остались в памяти чудесной, немного грустной страницей, как воспоминания об ушедшей навсегда чистой счастливой юности.
– Да, у него судьба тяжело сложилась. В девяностые в Красноярске рэкетом занимался. Бригада у них была сильно уж криминальная. Там чего только не было! Весь город в страхе держали, коммерсантам житья не давали. Да все друг с другом воевали, между собой. Не знаю, что там у них произошло, а только кого постреляли, кого в тюрьму посадили. Уж сколько они душ загубили, то неведомо никому. Мишка с женой и сыном куда-то за границу уехал. Лет пять ничего не слышали о нем. Потом узнали, что семью его в доме в Испании сожгли, пока он где-то по своим делам ездил. Отомстили братки. Здесь мать померла и бабушка, а о нем ни слуху, ни духу. Одна сестра осталась. Отец их еще в детстве бросил, уехал на заработки, да и пропал. Писал, что встретил какую-то женщину. Сначала деньги присылал, потом перестал. Ну, а как родные умерли, сестра его и дом продала. Уехала в город, там, говорят, жилье купила и замуж вышла. А Мишка все скитался где-то, да вот три года назад в монастыре в Красных Сопках объявился. Отрекся от прошлой жизни и всего мирского, послушником стал. Видно грехи тяжкие замаливает. Ну, да про него много хорошего говорят у нас. Сюда приезжает, Паисию церковные службы справлять помогает. И бабкам старым, что одни остались. Мягкий и отзывчивый, его и не узнать теперь. Вот как в монастыре люди меняются. У него имя новое теперь – инок Варфоломей. Все, прошлое вычеркнул навсегда.
– Вот значит, как судьба его сложилась, – Светлана задумчиво шагала по пыльной дорожке. – А только не к добру это!
– Что не к добру? – переспросила Лариса.
– То, что мы священника на пути встретили! Плохая примета… – личные проблемы навалились всей тяжестью, отодвинув размышления о монахе. Мысли о лежащем при смерти Вадиме заполонили душу. На глаза навернулись горькие слезы, крик отчаянья застрял в горле, сердце содрогнулось от тягостного предчувствия. Она тихо застонала, представив недолгую судьбу своего будущего сына.
Избушка Власьевны выходила окнами на небольшой, затянутый ряской и тиной пруд. Старый дом будто врос в землю покосившимися стенами. Бревна рассохлись и почернели от времени, крыша местами провалилась, лопнувшая черепица просвечивала рыжими пятнами, из печной трубы тонкими сизыми клубами шел запашистый дым сгорающих березовых поленьев. За еле освещенными оконцами метались странные косматые тени, исчезающие и тут же появляющиеся вновь. Скорее всего, это была лишь игра огня в печи при открытой заслонке, но впечатление было жутким.
Солнце давно село за горизонт, ночь подкрадывалась незаметно. Сумерки сгущались, скрывая очертания берега пруда и близко стоящих деревьев, приближая линию леса. В небесах зажглись первые звезды, а в осоке, среди кувшинок начиналась ночная лягушачья жизнь. Громкое кваканье раздавалось со всех сторон, сливаясь с писком комаров и скрипящим стрекотом сверчков.
Вдруг загремела цепь, крупный лохматый пес преградил дорогу. Вглядывался настороженными глазами и тихо угрожающе рычал. Спутницы растерялись и остановились, боясь сделать лишний шаг. В это время открылась дверь, странное скособоченное существо вышло на крыльцо. В руках была полная миска собачьей еды. Раздалось журчащее шипение и гортанный клекот – мужчина звал собаку. Пес завилял хвостом, кинулся к хозяину. Женщины загомонили, замахали руками и человек обратил на них внимание. Нелепая гримаса исказила лицо – он приветливо улыбался, с утробным мычанием открывая калитку. Они прошли к дому, пес поднял голову. Но хозяин грозно рыкнул, и собака вновь принялась за еду.
– Привет, Василий! – Лариса добродушно поздоровалась. – Бабушка дома?
Тот радостно закивал головой, жестами приглашая гостей в дом. Зашли в сени, отворили дверь в горницу. Сначала увидели лишь зыбкий туман, да ощутили терпкий дух неведомых колдовских трав. Невысокая прямая старуха, иссохшая, будто черствый корень, готовила какое-то пахучее варево, непрерывно помешивая в чугунке густую тягучую смесь.
– Здравствуйте, бабушка Власьевна! – Лариса любезно глядела на необычно одетую старуху. Ветхая цветистая юбка, вылинявшая кофта и повязанный узлом вверх платок, крупные золотые серьги и перстни на обеих руках делали ее похожей на цыганку. Изрезанное глубокими морщинами сухое лицо, крючковатый нос и тонкая, почти незаметная полоска губ, пучок редких черных волос, торчащий из бородавки на щеке, выглядели отталкивающе и безобразно. Но взгляд ярко-синих глаз лучился необъяснимым светом, завораживая и пугая одновременно.
– Проходите, голубицы. За стол садитесь, – она махнула рукой в направлении колченогой дубовой столешницы. – Васька, посуду неси! – громко крикнула. – Да стаканы хрустальные для дорогих гостей!
Тотчас на столе появились фарфоровые тарелки и странной формы бокалы из тонкого резного стекла.
– Откуда у тебя такая красота, бабушка? – Лариса с удивлением и восхищением разглядывала бокалы.
– Вещь старинная, цены немалой! – отозвалась ведунья. – Заговор на них лежит. Кто разобьет, – и трех дней не проживет!
– Шутите? – Лариса на всякий случай убрала руки. – Может простые стаканы взять?
– Шучу, девонька! – бабка смеялась одними глазами. – Это мне из города женщина привезла лет сорок назад. Все с хворью грудной маялась, хрипело у нее там, булькало что-то. Помогла ей, до сих пор живая.
– А мы по делу к Вам пришли, – Светлана со страхом и надеждой смотрела на Власьевну. Она никогда не встречалась с гадалками и чувствовала себя напряженно. – Мне помощь нужна, – слезы помимо воли закапали из глаз.
– Да
