***
Снова отрывок из прошлой жизни. Из сна наяву Киршнера вывел очередной взрыв на другой стороне пруда.
«Элиза, Элиза, где ты…»
Берлин, 20 апреля 1945 г.
Она не вернулась в полдень. Что-то случилось.
Вальтер вышел из дома, сел в машину и отправился к знакомому бару. Войдя в полный табачного дыма зал, Киршнер подошёл к официанту.
- Вы не видели девушку? В форме партийного работника? – спросил Вальтер, показывая пареньку фото Элизы.
- Она приходила сюда обедать. Но не сегодня. Сегодня только военные… - растерянно ответил официант.
- Посмотрите-ка, господа! К нам на огонёк заглянул офицер СС. Охранные отряды! Не кто-нибудь, а господин гауптштурмфюрер! Я не ошибся? Не присоединитесь ли к нашему празднованию?
- Что вы празднуете? – мрачно спросил Киршнер.
- Да чёрт его знает, - весело ответил пьяный офицер. – Может, то, что мы ещё живы?
Пьяная компания рассмеялась.
- А вы бы не носили свою форму больше, господин гауптштурмфюрер.
- Это почему? – со злостью спросил Вальтер.
- Не понаслышке знаю, что русские делают с эсэсовцами. Год назад я получил письмо от своего земляка ефрейтора Августа, его тогда взяли в плен. Тогда же, как он написал, он там встретил моего младшенького брата Йозефа. А мой брат в своё время пошёл служить в войска СС. Бедняга! Август пишет, что их группу пленных вели через русскую деревню. Тут кто-то из крестьян закричал, указывая на Йозефа – Август писал, что он был единственным эсэсовцем из пленных. Так вот: крестьяне отбили моего братишку у своих же красных солдат, насадили его на вилы, а потом изрубили как поросёнка!
Компания притихла.
- Брехня, - наконец процедил какой-то лейтенант.
- А я верю, - парировал унтер. – Знаю, что эсэсовцы особо не церемонились ни с пленными, ни с гражданскими в России. Один приятель рассказывал мне, как они однажды целую семью русских заживо в яме закопали.
- Так это из-за вас нам теперь всем крышка, а? – спросил капитан у Киршнера.
- Вы, военные, тоже убивали гражданских. Не только СС. Все убивали, - холодно ответил Киршнер.
Капитан подошёл к Вальтеру и взял его за рукав.
Киршнер выхватил пистолет.
- Спокойно, господин СС, спокойно… Не то вы меня пристрелите… Хотя, может, лучше сдохнуть от руки эсэсовца: немца? Как считаете, господа офицеры? – Капитан повернулся к Киршнеру. – Но прежде чем вы меня пристрелите, господин гаупт, ответьте на один вопрос. Он нас всех волнует. Вы как человек партийный, верный идеям фюрера, должны знать ответ. За что мы воевали?
- Я не знаю…
Вальтер положил пистолет в кобуру и вышел.
Ошеломлённый неожиданным и кратким ответом эсэсовца капитан повернулся к затихшей публике. Все молчали.
- Господа, - почти шёпотом произнёс офицер. – Он не знает.
- Он тоже не знает, - глуповато повторил слова капитана унтер.
Вдруг лейтенант хихикнул. Вскоре вся компания стала дико хохотать.
- Даже СС не знает, зачем. И партия ни черта не знает зачем! Даже сам фюрер наверняка не знает, зачем мы воевали! Даже фюрер! – проорал капитан и окликнул официанта: - Любезнейший! А принеси нам водки! Проклятой русской водки! Я слышал, что она обезболивает! Надеюсь, я не буду чувствовать боли за всю немецкую нацию, когда меня, офицера великого вермахта, какой-нибудь русский крестьянин в шинели из мешковины насадит на свой большевистский штык!..
Киршнер вёл машину неуверенно, едва объезжая воронки на дороге, оставшиеся после многочисленных бомбардировок. Он спешил. В его кармане были документы: новые паспорта и разрешение на выезд из Берлина. На двоих: для него и для Элизы. Сердце Вальтера стучало тяжело. Всё разрушено. Германии приходит конец. Русские уже почти в Берлине. Но теперь даже это неважно… Вальтер сделал резкий поворот направо, чуть не сбив какого-то пожилого мужчину в грязном пальто. «Даже если бы сейчас я сбил его, то не остановился бы», - подумал вдруг Киршнер. Он спешил к зданию отделения партии, где служила Элиза.
Вчера авианалёты были особенно интенсивными. Многие правительственные и партийные учреждения уже так или иначе пострадали.
Накануне Вальтер умолял Элизу укрыться в бомбоубежище вместе со всеми гражданскими, но она отказалась. Сегодня утром они оба проснулись от воя сирены. Снова налёт…
- Элиза, милая моя, - почти шептал Киршнер, обнимая её. – Сегодня до обеда я достану нужные документы. И тогда… Не ходи больше на эту службу. Прошу тебя. Не ходи сегодня.
- Хорошо, хорошо, мой милый Вальтер, - шептала она в ответ, прижимаясь к нему, - обещаю тебе: сегодня – в последний раз.
Он поцеловал Элизу – отрывисто, судорожно – и обхватил руками её щёки:
- Почему сегодня? Зачем сегодня?
- Не бойся, Вальтер. Ты знаешь, какой сегодня день. Двадцатое апреля, день рождения фюрера. Сегодня я должна быть на службе, иначе возникнут подозрения.
- Милая моя, любовь моя, - шептал Киршнер, гладя светлые волосы и касаясь губами лба Элизы. – У меня готовы все документы, сегодня я заберу их. Мы сможем уехать. Сегодня же. Никаких препятствий не будет. Я понял…
Он вздохнул и замолчал, обнимая девушку крепко-крепко, положив голову на её плечо.
- Что, Вальтер? Что ты понял, любимый?
- Я понял, что важно, - глухо прошептал Киршнер. – Важно, что ты со мной. Важно, что мы вместе – и только.
Вальтер посмотрел в голубые глаза девушки. Они были влажными от слёз.
- Сегодня в полдень возвращайся домой, - превозмогая подкативший к горлу комок, тяжело проговорил Вальтер. – Ровно в двенадцать. Возьму всё необходимое с собой. Мы уедем с тобой сегодня же. Уедем вдвоём…
Веки Элизы дрогнули – и влага в её глазах побежала солёными дорожками по нежным щекам.
- Я люблю тебя…
- Я люблю тебя, милая моя, больше всего на свете…
Обняв его крепко и нежно, Элиза вдруг отстранилась и внимательно посмотрела в глаза любимого мужчины.
- Мне пора идти. Я вернусь. В полдень.
- Хорошо. Хорошо! – кивнул Вальтер, гладя её плечи. – Буду ждать тебя.
- Вальтер, милый, - взгляд Элизы был очень внимателен. Слёзы застыли в её глубоких глазах. – Любимый мой… Помнишь, о чём я просила тебя в доме дяди? Тогда, когда мы с тобой видели звёзды?
- Конечно, помню, Элиза… Да, помню… Элиза… Почему ты?..
Она улыбнулась и легко поцеловала его в небритую щёку:
- И ещё: не надевай больше эту чёрную форму. Она погубит тебя… Пока, мой милый… Мне пора. Жди меня.
- До встречи, милая…
И она вышла, махнув рукой и улыбнувшись ему, прежде чем…
…Вальтер проигнорировал указание полицейского, который, стоя по правой стороне почти разрушенной дороги, жестом велел остановиться. Проехав ещё двести метров по улице, в домах на которой не осталось ни одного целого оконного стекла, Киршнер увидел дым. Дыхание его перехватило.
Офицер резко остановил машину и выскочил из неё.
Дым. Над тем местом, где стояло здание местного отделения партии, был только дым.
- Нет…
Почти подбежав к стоящим у развалин полицейским, Киршнер крикнул:
- Что?! Когда?!
Немного опешивший полицейский поправил высокую фуражку, ответив не сразу:
- Прямое попадание, гауптштурмфюрер. Около часа назад. Живых нет. Камня на камне…
- Элиза… Элиза!..
Вальтер попытался пройти к развалинам. Один из полицейских хотел остановить его, положа руку на плечо:
- Постойте! Опасно: может быть обрушение…
Киршнер развернулся и со всей силы ударил полицейского в лицо. Тот вскрикнул и упал на мостовую.
Вальтер подбежал к груде кирпича, бетона и грязи.
- Элиза! Нет! Нет…
- Чёрт возьми! - возмущённо прокричал побитый полицейский, пытаясь удержать льющуюся из носа кровь. – Если эсэсовец, значит всё можно?!
Двое других полицейских смотрели на стоящего на коленях эсэсовца. Они молчали.
Наконец, старший офицер взглянул на всё ещё сидящего на мостовой подчинённого:
- Заткнись и вставай.
Киршнер безучастно смотрел на груду камней и мусора перед собой. Что это? Это… Он протянул дрожащую руку и среди битого кирпича нащупал документ. Партийный билет.
«Элиза Лихтен», - прочёл Вальтер на обгоревшей бумаге…
Автомобиль мчался по разбитой дороге на предельной скорости. Вальтер ехал в ближайший госпиталь. «Она должна быть там… Должна!»
[justify]Зияющие дыры тёмных, слепых окон, вздыбленный взрывами асфальт. Киршнер уже не старался объезжать ямы и груды мусора. Мимо пронеслась пожарная машина. Вальтер повернул направо и услышал протяжный вой воздушной сирены. Внезапно перед ним вырос огромный столб земли и пламени. «Бомбы!» - промелькнула мысль. В следующий миг
