(там же, с. 66), ничего худого не ожидалось. Нет никаких доказательств, что Ольга умерла не своей смертью, но ради того, чтобы вынудить князя не покидать Киев, его противники не остановились бы и перед преступлением. В Киеве Святослав так и не остался, именно тогда он открыто объявил о своём намерении перенести столицу на Дунай. Лучше было бы промолчать, но даже для сильного человека (а Святослав, безусловно, был сильным) потеря матери – это страшный удар. Киев сразу стал для него чужим и враждебным, Святослав торопился вернуться на Дунай, чтобы в государственных заботах хоть как-то заглушить нежданное горе. Но сначала он поделил государство между своими сыновьями. Летописный рассказ о распределении княжеских столов вызывает некоторое недоумение.
Святослав будто бы передал Ярополку киевское княжение, Олегу – древлянское, а Владимир пока оставался без княжения. И тут новгородцы тоже стали просить себе князя. Ярополк и Олег отказались к ним ехать, а Добрыня, опекавший Владимира, уговорил новгородцев пригласить на княжение его воспитанника. “И пояша Ноугородьци Володимира к собЪ, и иде Володимиръ съ Добрынею уемъ своимъ Ноугороду, а Святославъ Переяславьцю” (там же, с. 67-68).
Какой был смысл для Добрыни уговаривать новгородцев, раз никаких кандидатур, кроме Владимира, якобы всё равно не осталось? Нелогично. Как могли Ярополк и Олег от чего-либо отказываться, когда всё решала воля Святослава? Кто бы их стал спрашивать? А просто в летопись попал фрагмент фольклорного сюжета, когда из трёх братьев двое не желают или не могут исполнить некое задание, третий же брат его успешно исполняет, получая за послушание заслуженную награду. Значит, новгородцам всё же был предоставлен выбор, по крайней мере, между Олегом и Владимиром. Насчёт Ярополка у Святослава имелись свои планы. Старшему сыну полагалось княжить непременно в Киеве, и это важное событие Святослав отметил весьма оригинально: он вздумал Ярополка… женить:
У Ярополка же жена Грекини бЪ, и бяше была черницею; бЪ бо привелъ ю отець его Святославъ, и вда ю за Ярополка, красоты ради лица ея”
(Там же, с. 73-74)
Самому Святославу было в то время 26 лет, вряд ли его сыну могло быть больше десяти. В одной из летописей сохранились сведения о том, что все три княжича действительно были тогда малы:
“ДЪти же СвЪтославли Ярополкъ и Олегъ, и равноапостольный Великiй Владимиръ, еще тогда дЪтски суща, въ КiевЪ пребывающе, о нихъ же печашеся и промышляше баба ихъ святая Ольга”
(Ф.А. Гиляров “Предания русской начальной летописи”, с. 298, М., 1878)
“ДЪти же СвЪтославли, Ярополкъ и Олегъ, и равноапостольный Великій Владимиръ, еще тогда дЪтски суще, въ КіевЪ пребывающе, о нихъ же печашеся и промышляше баба ихъ святая Ольга. ПеченЪзи же тогда яко удобно время своему пронырству обрЪтше, и собрашася множество ихъ, внезапу нападоша на Кіевъ, и яко неводомъ обьяша его, и вмалЪ не взяша града”
(Книга Степенная царского родословия, ч. I // ПСРЛ, т. XXI, с. 22, С.-Петрбург, 1908)
Невесту Ярополк получил “на вырост”, и она никак не могла быть намного старше своего жениха, так что о красоте речь, скорее всего, не шла. А что избранница оказалась монашкой, так в обычае было у богатых и знатных, чтобы неугодных наследников запирать в монастыре. Эта юная византийка проживала даже за пределами своей страны – ведь, Святослав с войском не заходил дальше Болгарии. Значит, происходила она из очень знатной семьи, и брак с ней сулил настолько большие выгоды, что девицу увезли от греха подальше к болгарским варварам. Там она и досталась Святославу, который не преминул воспользоваться удобным случаем к пользе для своего государства. В 980 году Владимир после гибели Ярополка забрал его жену себе: “Володимеръ же залеже жену братьню Грекиню, и бЪ непраздна, отъ неяже родися Святополкъ” (там же, с. 77). Через 12 лет жена Ярополка сохраняла привлекательность, стало быть, на Русь она была привезена в очень юном возрасте.
Таким образом, Киевское княжение однозначно переходило к Ярополку, а Владимиру и Олегу осталось выбирать между Новгородским княжением и Древлянским. И по какой-то причине Добрыня добивался для опекаемого им Владимира княжения в Новгороде. Думается, этой причиной стал воевода Свенельд, а точнее – желание быть как можно дальше от него. Ещё отец Святослава князь Игорь отдал Свенельду право собирать в свою пользу дань с уличей и древлян:
“Игорь же сЪдяше в КиевЪ княжа, и воюя на Древяны и на УгличЪ. И бЪ у него воевода именемь СвЪнделд; и примуче УглЪчЪ, възложи на ня дань, и вдасть СвЪньделду <…> И дасть же дань деревьскую СвЪнделду, и имаша по чернЪ кунЪ от дыма. И рЪша дружина ИгоревЪ: “се далъ еси единому мужевЪ много”
(Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000)
Святослав этого права Свенельда лишил: землю уличей князь бесцеремонно забрал себе, а к древлянам отправлял одного из своих сыновей. Спорить с великим князем Свенельд не посмел – за этакую дерзость можно быстро головы лишиться, а вот Добрыне со Свенельдом не равняться. Зная злобный и мстительный нрав воеводы, он не сомневался, что любого соперника Свенельда настигнет неотвратимая месть, так позднее и случилось с Олегом. Неслучайно, при первом же известии о гибели Олега Святославича Добрыня и сам поспешно сбежал за границу, и воспитанника забрал с собой (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 74, Рязань, 2001). Не слишком храбро, зато оба живы остались.
Очертания государства по замыслам Святослава должны были выглядеть так. Столица переносилась в Переяславец – центр будущего княжества, занимающего всё Причерноморье. Новому княжеству заранее отдавалось главенство на Великой Руси, а вторую ступеньку предстояло занять княжествам Киевскому, Новгородскому и Древлянскому, где правили князья, носившие титул великих. Прочие князья поголовно переходили в разряд всякого княжья. Прежде всего, к таковым относились Свенельд и Претич, занимавшие в княжеской иерархии вторую и третью строчки. Положение князя в иерархии определялось его родовитостью, а это значит, что Свенельд и Претич происходили из самых высших княжеских родов (но не выше Рюриковичей). Свенельд, скорее всего, был потомком Аскольда: Аскольд – Тудор – Свенельд. И ещё один княжеский род выделялся среди прочих – в договоре князя Игоря с Византией среди высшей знати упомянуты его племянники Игорь и Якун. Игорь поставлен выше, а его род знатностью и влиянием уступал только киевской династии. Высокое положение Претича получит объяснение, если этого воеводу признать потомком второго Игоря: Игорь – Володислав – Претич. Княжения обоих воевод по своему значению должны принадлежать к числу первенствующих на Руси. Тут без вариантов – Черниговское и Переяславское. Чернигов и Переяславль в тексте русско-византийского договора князя Олега следуют сразу за Киевом (“… первое на Киевъ, таже на Черниговъ, и на Переаславль”), а все три города вместе представляли княжества, образующие центральную область – Малую (первоначальную) Русь (А.Н. Насонов “Русская земля” и образование территории древнерусского государства”, с. 31, С.-Петербург, 2002). Вот, видимо, поэтому в летописном рассказе Претич с дружиной подошёл к Киеву со стороны Чернигова. Быть может, не так уж невероятна догадка Д.А. Мачинского, связавшего с Претичем знаменитый черниговский курган “Чёрная могила” (Г.С. Лебедев “Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси”, с. 565, С.-Петербург, 2005). Правда, из доказательств – одна сабля, найденная в кургане среди оружия, которую можно сопоставить с подарком печенежского вождя Претичу. Конечно, негусто, но если Претич действительно княжил в Чернигове, то для захоронения в кургане, относящегося как раз ко времени Святослава (Б.А. Рыбаков “Язычество Древней Руси” с. 311, М., 1988), другие варианты исключаются.
Византийский историк Лев Диакон называл по именам еще двух сподвижников Святослава – Сфенкел и Икмор (имена, безусловно, искажены ромеями, в действительности они наверняка звучали иначе). Сфенкела он считал “третьим по достоинству после Сфендослава” (Лев Диакон “История”, кн. VIII.5, с. 71, М., 1988), то есть, в русском войске выше него были только Святослав и Свенельд. После гибели Сфенкела, его место занял Икмор “храбрый муж гигантского роста, [первый] после Сфендослава предводитель войска, которого [скифы] почитали по достоинству вторым среди них” (там же, кн. IX.6, с. 78, М., 1988). Вторым Икмор назван потому, что Свенельд в боях не участвовал, и ромеи его не учитывали. Таким образом, в дружине Святослава на третьем месте стоял Сфенкел, на четвёртом – Икмор. А это означает, что они причислены в высшей знати, иначе говоря, оба они были природными князьями. Поскольку военные действия происходили на Дунае, и Святослав стремился закрепить за собой причерноморские владения, можно предположить, что он пытался в своей борьбе опереться на местных правителей, а это князья уличей и тиверцев. Ближайшими сподвижниками Святослава стали Сфенкел и Икмор, возглавлявшие совсем недавно покорённые княжества. А кому ещё он мог довериться? Не киевлянам же, тогда проще сразу распрощаться со всеми замыслами.
Свои князья пока что оставались у полочан (князь Рогволод), у хорват, волынян, радимичей (только Владимир Святославич ликвидировал там местные княжения), у вятичей, о которых позднее писал Владимир Мономах в своём “Поучении”: “А въ Вятичи ходихомъ по двЪ зимЪ, на Ходоту и на сына его, и ко Корьдну ходихъ 1-ю зиму…” (Лаврентьевская летопись, ПСРЛ, т. I, СПб, 1846, с. 103). Тамошние правители составляли разряд всякого княжья. А вот, когда Владимир Святославич отправлял своих сыновей на княжение в Новгород, Ростов, Муром, Туров (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 118, Рязань, 2001), то никаких конкурентов они не застали, должно быть, княжеские столы там опустели давно, уже при Святославе. Возможно, Святославу пришлось силой подтверждать своё право на верховную власть, ну и заодно толпу князей основательно проредить.
V
Покончив с государственными заботами и устроив семейные дела, Святослав покинул Киев и, как оказалось, навсегда. Осложнившаяся ситуация в придунайских областях требовала срочного вмешательства князя. Его внимание отвлекли первоочередные задачи, тогда как киевские проблемы отошли на второй план. Этим и воспользовалась киевская верхушка для обеспечения торговых выгод. Арабский географ X века Ибн Хаукаль в своём сочинении “Книга путей и стран” сообщал о разгроме русами Хазарии, но это не был поход Святослава – в описании событий приведена другая география военных действий и указано совсем другое время:
“В хазарской стороне есть город, называемый Самандар, он между (хазарской стороной) и Баб ал-Абвабом [т. е. Дербентом], были в нем многочисленные сады; говорят, что содержали (они) около 40 тысяч виноградников, а я спрашивал об (этом городе) в Джурджаве в 58 году, вследствие близкого знакомства (с этим городом), и сказал [тот, кого я расспрашивал]: “Там виноградник или сад [такой], что был милостыней для бедных, а если осталось там
