прислугу.
— Чего встала?! Иди, я тебе сказал, обед готовь, раз уж завтрак испортила!
Женщина, кажется, поняла, что ее не выгоняют, закланялась и чуть ли не бегом выскочила из столовой.
— Джек, иди сюда! — Аркадий похлопал по ноге, и огромный дог подбежал к нему, царапая когтями ламинат и роняя на него слюни.
— Хорошая собака! — он потрепал Джека по вислым ушам. — Нравится тебе эта гадость? Ешь.
Дог слизал с тарелки, шумно облизнулся и посмотрел на хозяина, выражая взглядом свою преданность — он не отказался бы от добавки.
— Ну все, все, иди на место. Место! — скомандовал хозяин и пес, нехотя улегся возле камина на пушистом ковре, и принялся грызть палочку Педигри для укрепления зубов.
Кофе оставил во рту горькое послевкусие, без сахара пить его было просто противно. Заказать что ли пиццу? В своем доме стало невозможно спокойно поесть той еды, какой хочется, но не прислушаться к пожеланию Вальтера означало навлечь на себя недовольство, а Аркадий в глубине души боялся этого.
— Дорогой, — любовница подняла страдающие глаза. — Ну почему «нет»? Я ведь, уже договорилась, мне там уже место подготовили!
— Опять?! — тут же взорвался Аркадий. — Виолетта! Ты меня уже запарила вконец! Я тебе сказал почему — потому! Не вижу никакого смысла выбрасывать такие бабки, и морду не вороти! Все равно свободных денег нет!
— Ты же понимаешь, как это важно для меня, — заплакала любовница. — Ты подарил мне надежду и тут же ее отнял! А я уже видела себя!.. — рыдания перехватили горло, по щекам бежали мокрые дорожки.
— Да чего тебе не хватает?! — Аркадий буквально вызверился на партнершу, до такой степени он ненавидел слезы и никогда не понимал, как можно поддаваться на них. Чужие слезы его раздражали, злили, заставляли чувствовать себя негодяем и подлецом, тогда как неблагодарной тварью должна была почувствовать себя Виолетта. — Зажралась! Забыла уже, в каком дерьмище барахталась, пока я не подобрал тебя?! — он грохнул по столу большой кружкой с невкусным кофе (маленькие кофейные чашечки он не признавал за посуду), расплескав все по столу.
— Тогда я, хотя бы, была свободной! — Виолетта зажала рот рукой, выскочила из-за стола и ринулась вверх по лестнице в спальню.
— Соскучилась по тому времени, детка?! — злой, как тысяча чертей, Аркадий ринулся вслед за ней, тяжело пыхтя по ступенькам. — Хочешь вспомнить свободную юность?! Сейчас я тебе ее напомню во всех подробностях!
Вкладывать большие деньги в то, что заведомо не принесет ему никакой прибыли — считай, выбрасывать на ветер — с самого начала он не собирался, но разомлев под горячими ласками своей молодой любовницы, сам не заметил, как пообещал. Однако, Виолетта должна была понимать, что у нее нет права напоминать ему об обещании и уж тем более, торопить с решением этого непростого вопроса, она должна была терпеливо ждать (может быть, и всю жизнь), радуясь всему тому, что имеет на данный момент, что щедрым подарком свалилось ей на голову. Своим положением в обществе она обязана ему, это он, Аркадий Воловенко, сделал ее менеджером в своем клубе и теперь Виолетта крутилась в самом центре гламурной жизни города и думать забыла о прошлом. Решила, что так будет всегда. Нет! Это он, Аркадий, решает: быть или не быть! Он вознес ее туда, куда ей и не снилось раньше, он же спустит ее и обратно, в гнойную клоаку жизни бездомного нищего трасгендера, от которого отказалась вся родня. Виолетта забыла, как стояла на трассе, скиталась по грязным общественным туалетам, ночевала вместе с бомжами и, если бы не ее хрупкая красота?!.. Придется напомнить!
Ньюнг Тяу испуганно подняла голову от разделочного столика. От воплей и грохота, доносящихся со второго этажа, куда ее не допускали даже кофе отнести, продирал мороз по коже. Женщина зябко повела плечами — своего хозяина она боялась, как опасного зверя, в его льдисто-синих глазах не было любви ни к кому, даже к собаке. Если бы было возможно Ньюнг Тяу, не задумываясь, ушла бы прямо сейчас, но она не могла подвести брата — долг прежде всего. У брата возникнут неприятности, если она поступит необдуманно, и тогда им невозможно будет уехать на Родину — паспорта все еще оставались в руках держателей их контрактов. Кажущаяся из маленького провинциального Вьетнамского городка огромной сумма в двадцать тысяч рублей, которую им выдали по приезде (на двоих, значит, сорок тысяч), растаяла без следа, едва окупив место в общежитии, еду и необходимые вещи, стоило им остаться без работы. Предприятие, куда они с братом завербовались, не продержалось и трех месяцев, иностранные рабочие первыми оказались за воротами, а депортироваться смогли всего несколько человек, остальные, приехавшие позже, не набрали сумму, чтобы погасить не отработанный долг и найти деньги на билет обратно. Некоторое время Ньюнг Тяу с братом торговали на рынке, постепенно расплачиваясь с новым хозяином, но в один ужасный день рынок закрыли, у них снова сменился хозяин, а долг, наоборот, увеличился. Потом она все дни напролет (а бывало и ночи) сидела за швейной машинкой, а брат не выходил из подвала маленькой обувной фабрики, в конце концов, местная полиция прикрыла все подпольные цеха и у них в третий раз сменился хозяин. Ее привели сюда, на эту кухню и сказали готовить диетические блюда. Похудеет хозяин — через полгода их отправят на Родину. Так обещал человек, у которого находились их с братом паспорта.
От криков, наполненных болью, у Ньюнг Тяу тряслись руки.
— Работай, чего туда уставилась! — одернул ее охранник Коля, невозмутимо уплетавший уже вторую тарелку рыбного суфле. — Не наше дело!
Женщина покорно опустила глаза и, роняя слезы, продолжила нарезать овощи, проклиная тот день, когда брат уговорил ее уехать из ласкового теплого Вьетнама в холодную Россию, соблазнив легкими большими деньгами...
