За вагоном вагон...

говорить так об умершем человеке, но если он скот был, то зачем грешить против правды. Натуральный скот.

     Я уже классе в пятом был. Уже всё отлично понимал, и видел, и не было ни одного поступка, когда бы я мог его оправдать. Вот помню, пришёл я домой вечером, кажется в кино ходил. Отца дома нет, а на кровати мать лежит избитая. Лицо всё синее, опухшее, губы и уши в крови, ладошками закрывается, чтобы я не видел. Это он её так из ревности побил. Помню, схватил я кухонный ножик со стола, и побежал, куда глаза глядят. Иду по огороду, ноги в ботве путаются, я плачу и всё повторяю: «Сука…, сука…,сука…». Не знаю, что бы я с ним сделал, но столько злости во мне было на него и обиды за мать. За то, что она боится бросить его, потому что ей некуда уходить, за то, что он вымещает обиду за свою никчемную жизнь на ней. И вообще за всю эту несправедливость. Долго я бродил на поляне за деревней. А потом выбросил ножик и вернулся домой. Переплакал, пережил. Да и не смог бы я пырнуть его ножом, побаивался я его.
     Отдых у матери наступил только тогда, когда его на два года забрали а ЛТП. Помнишь раньше такие были - лечебно-трудовые профилактории? Вот туда его и определил наш участковый. Только тогда, и то месяца через три я увидел мать улыбающейся…. 

     Вот ты, наверное, послушал и подумал, что мать у меня была прямо такой белый ангел с крыльями. Да ничего подобного. После того как отца забрали в санаторий, видно решила она отыграться за все свои страдания. Собрались мы как-то в это время со своими друзьями пойти на рыбалку в ночное, да прихватил нас на полпути проливной дождь, и пришлось нам всем вернуться по домам. Раздеваюсь я в сенях, снимаю мокрую одежду и прохожу в дом. А в постели под одеялом голый мужик лежит. Мать уже успела вскочить и накинуть халат, а он накрылся одеялом и делает вид, что спит. Засуетилась она, вокруг меня заюлила, и хоть я не любил отца, но всё равно очень обидно мне почему-то стало: 
     - «Всё отцу расскажу, когда вернётся», - пригрозил я ей. Я думал, что она будет угрожать мне или изворачиваться, но она посмотрела на меня без угрозы, а как-то прозрачно и уверенно: 
     - «Не рассказывай», - как-то просто и даже с небольшой улыбкой попросила она. - «Если ты ему хоть что-то расскажешь, то я возьму верёвку и сразу повешаюсь». И ты знаешь, Серёга, когда я увидел её взгляд, то сердце свалилось у меня в желудок, потому что я понял, что она не шутит, и сделает именно то, что сказала. Почему-то у меня это не вызвало не малейшего сомнения. Взял я одеяло и пошёл ночевать на сеновал. Благо было тепло, хоть и шёл всю ночь на улице дождь.

     Потом, когда уже он вернулся, был у нас только один конфликт. Один раз сидел он пьяный и говорил что-то нехорошее о матери. А я неосторожно ухмыльнулся. Тогда он схватил пустую чикушку со стола и со злостью швырнул в меня. Молодость, как говориться, победила, я успел увернуться. Бутылка вдребезги разлетелась над моей головой, разбившись о дверной косяк…
     Но с тех пор мы с ним стали общаться всё реже и реже. Я потихоньку подрастал и стал замечать, что он стал общаться со мной как-то более уважительно, что ли. Видно побаивался, что если он будет наезжать на меня, как и в детстве, то может получить сдачи. Один раз усадил меня рядом с собой на лавочку и начал откровенничать, рассказывая, как мать однажды изменила ему в молодости с приезжим командировочным. Нет, ну зачем ему это было нужно? Он что, надеялся найти во мне своего сторонника? Он думал, что я прокляну свою родную мать и брошусь ему на шею? Я только внутренне позлорадствовал. Раз ты знал, что она такая плохая, думал я, то какого чёрта ты жил с ней и издевался над ней. Бросил бы её и валил на все четыре стороны. Ты же, гад, испортил большую часть жизни не только ей, но и мне тоже. Я-то в чём перед тобой провинился? Честно сказать, он стал только ещё более противен мне после этого, хотя куда можно быть уж более противным? Отбил он всякую охоту с ним общаться.

     Потом я ушёл в армию и обиды стали помаленьку забываться и зарубцовываться. И так бы всё благостно и нормально, если бы и он утихомирился, но нет же, когда я вернулся домой, то он снова умудрился полезть в бутылку. Попытался поговорить со мной на повышенных тонах, сразу всплыли все мои обиды, и злость просто нахлынула как цунами. Я встал из-за стола и подошёл к нему с явным намерением изо всей силы дать ему в челюсть. Это было такое непоколебимое желание. Я уже занёс руку над его головой, как вдруг увидел в глазах его страх. Самый настоящий. Он боялся меня…! И это меня остановило. Я вспомнил, что эта сволочь, всё-таки мой родной отец. Нельзя бить своего отца. Нельзя. И если я его ударю, то буду не прав в любом случае. Я стану похожим на него, Понимаешь…? А я не хочу быть похожим на него. 
     Я же с возрастом стал замечать, что чем старше становлюсь, тем больше и больше проявляются во мне его черты. Та же походка, тот же крючковатый нос, те же губы. Я уже теперь в зеркало стал бояться смотреть. Понимаешь, Серёга…? А я же так ненавидел его, что ни единой чертой не хотел быть похожим. Почему? Да потому что всё, что во мне есть плохого, это всё от него. Генетика эта долбанная, её же ничем не исправить, ни образованием, ни воспитанием, ни сделать из подлеца порядочного человека! Ну не сделать и всё тут. Вся эта трусость, нерешительность, лень и склонность к горячительным напиткам тоже от него. Ну, вот хоть бы что ни будь хорошего, хоть бы самая малая капелька! Нет же, только всякая человеческая дрянь, от пьянства до разврата, - он надолго замолчал.

     В этой тишине мы выпили ещё пару раз. Я заметил, что ещё раньше с каждой порцией выпитого его голос становился всё тише и тише. Постепенно становилось похоже, что он говорил уже не со мной, а с собой. Поначалу мне казалось, что он просто боится разбудить наших юных спутниц. Но, кажется, что на них он совсем не обращал внимания. О них он просто забыл. Просто, выплеснув эмоции, он становился всё тише и опустошённей. К следующим словам мне приходилось уже прислушиваться, чтобы уловить их смысл:
     - В каждом простом поступке есть сложная подоплёка. Надо только посмотреть на этот поступок со стороны, посторонним, мать его, взглядом. Вот смотри, ты задумывался над такими строками – муха села на варенье, вот и всё стихотворенье…! Да ни кто не задумывался. Все же с детства слышали и знали. Ну, подумаешь, села и села. Потому стишок и короткий, что всё ясно и ни о чём думать не надо. А я вот подумал, и сердце сжалось. Ведь стишок короткий не потому, что автору слов было жалко, а потому что муха села на варенье, прилипла и умерла. Умерла, понимаешь…! Поэтому стихотворение так резко и закончилось. Она хотела просто немного сладкого, а случилась трагедия, ловушка захлопнулась. И так будет с каждым, кто хочет жить сладкой жизнью и ничем не рисковать. Тут целый многотомный философский постулат. Понимаешь…?

     Перегон был длинный, и поезд мчал почти без остановок. Через пять минут мой попутчик уже спал, свернувшись калачиком и положив руки под голову. В  купе еле тлел плафон светильника на второй полке, одна из девушек проснувшись, листала какую-то тоненькую брошюрку, совсем по детски иногда шевеля губами. Было тихо, будто на большой глубине. Да-да, и такая тишина тоже бывает, несмотря на то, что под нами гремели колёсные пары вагона – та-дах-та-дах…, та-дах-та-дах…  И ночь была темна, как мрак в подземной пещере и вагоны летели в ночи! За вагоном вагон…, за вагоном вагон….