Контрольная работа

стремление к противоположному полу, к чему-то неизведанному и непонятому... дабы приобщиться, наконец, к тому, что принято называть любовью и сделать все возможное и невозможное ради неё.

Я только и смог простонать, прошептать, промяукать «Да, конечно же!». Плевать на чужеродный запах - я все-таки его чувствую, я им наслаждаюсь, я в нем купаюсь, я его смакую, я его обожаю, я его боготворю!

Я понял, что ненавижу женщин, маскирующих отсутствие личной жизни разглагольствованиями о высоких материях, употребляющих термины "экзистиальность», «релевантность», злоязыких и желчных, обсуждающих мировые проблемы, просто незнакомых с любовью или забывших о своём прямом назначении, от анализа философских воззрений которых могли бы легко покончить с собой мудрейшие из мудрых, и, в тоже время, проклинаю всех мужчин, которые не могут предвидеть ни завтра, а тем более, послезавтра, ни честно оглянуться на прошлое, сохранить и защитить своё племя, содрать с себя кожу, бросится на амбразуру, вопреки сложившимся жизненным передрягам - мужчин, которые считают своим главным достоинством и вершиной мира только то, что помещается у них между ног!

Я не терплю жирные немытые волосы и грязное белье, поучительные речи, мудрствования, мыслителей, предрекающих истины с похоронным видом, лишенных и слабого намека на радости физического блаженства, бесконечные сомнения и предосторожности, длинные объяснения о смысле жизни, дурацкую рассудительность!

Я люблю физическую красоту и ароматы дорогих духов!

Я просто хочу мира, данного мне в ощущении - в ощущении моих пальцев, моих губ, в простой радости человеческого тела, в лаконичном взлёте рук и повороте головы.

«Pourquoi pas?”**- ответил я, нахохлившись от чванства, что его, наконец, заметили, новизны и опасений, как мышонок, впервые намеревающийся наконец выскочить из темной и скучной отеческой норы.



Разноцветные юбки и блузка висели на стуле, бусы и браслеты-на полу. Она лежала в постели рядом со мной, но образ необыкновенного мужественного и, одновременно, сладкого, как “рахат-лукум”, мужчины, ради которого эта женщина была готова на все - предательство, забвение, низость, измену - этот образ, витал над нами и неотвратимо делал нас просто посторонними, случайными людьми. К тому же, он решал проблемы… И ей абсолютно было неважно, читал ли он Бодлера, Жида или Мориака, нравился ли ему Масне или Сен-Санс,отличаешь ли Мане от Моне-всех этих безбожников и кудесников от искусства. Ей безгранично было все равно, что он думает о строении и свойствах мироздания, безразлично, что я, неловкий созерцатель чужих мужских побед, полагаю о любви. Для нее это был бред и литература! Будьте вы прокляты, пошли бы вы к черту, умники и умницы, писатели, художники, если за всем стоит такой элементарный, ужасающий простотой ответ!

Я ощущал и ненавидел посторонний запах, запах чеченского обрезанного члена, который опередил меня в этом бессмысленном чемпионате самцов, в котором я был изначально аутсайдером - просто потому, что не относил это к главным человеческим достоинствам и инструментам завоевания женщин и познания мира, и даже, вообще, не считал это важным.

Она отвернулась лицо в сторону от меня. Я тупо созерцал ее бессмысленно торчащие яркие розовые соски, круглую плотную попу. Я задыхался от сладкой патоки, сводящей сахаром скулы, бьющей в нос, горчившей горло приторной пошлой красоты - и я стал ничем.

Когда я вошел в нее, она прошептала тягуче: “ Здра-а-а-вствуй!”, и я подумал, сколько же раз она уже так просто здоровалась.

Что было дальше? Ничего. Пустота. Бездонная пропасть.

Я испытывал ее попу, потому что ей нравилось, я посетил ее рот, потому что ей нравилось, облил ее лицо тёплой сметаной своего семени, потому что ей нравилось. Чтобы я не сделал, чтобы ей нравилось и было в угоду и наслаждением ей!

Я стал тем безмозглым животным, козлом, грязью, ничтожеством. Я все делал уже так, как существо, не человек, инфузория - туфелька, физиологическая единица.

В сущности, это было жестокое принуждение к сексу, тонко обрамлённое простыми словами: «Тебе нравится?»

На самом деле это было тупое и грубое изнасилование.

Скорее всего, она даже не вдавалась в такие тонкости, и все время видела перед собой другого настоящего мужчину с огромным членом, безупречным тренированным телом, лицом мифологического героя, а не меня. Она смотрела на все случившееся, как на маленькое литературное недоразумение, по ходу, почти как на несуразность, случайность, не требующая дополнительных разъяснений, на меня, как на забавную и нелепую детскую раскраску из журнала для малышей.

В конце концов, она, как своей лучшей задушевной подруге, почему-то шепнула мне в ухо, слегка прикусив мне мочку, доверительно и просто доложив: «Послезавтра приезжает Ваха! Он будет очень доволен, если я сдам зачёт!»

Седая преподавательница французского внимательно, с недоверием, просмотрела контрольную работу, искусственно улыбнулась, обнажив ряд ровных желтоватых фальшивых зубов, поправила накрахмаленное белое жабо и

сказала ей:

“Tres bien, vous faites des progres ! »***







* Есть проблемы ? (франц.)

** Почему бы и нет? (франц.)
*** Очень хорошо, вы делаете успехи! (франц.)