Имя

У вас там кто?
Кто?.. Я его жалела. Он снова ходит строем.
«Милая, день выдался тяжелый, мы долго стояли на плацу. Три часа! Приехал какой-то большой начальник из Москвы. А сегодня жаркий день. Такое пекло, ни облачка на небе. Солнце шмалит, а мы все в черном. Такая у нас униформа — черная. Два человека прямо на плацу упали в обморок. Их унесли, один дорогой помер — старенький был дедуля. Такой случился скандал!.. Милая, а ты в чем? В трусиках? Голенькая?»
«Милая, этой ночью опять был шмон. У парниши с соседней шконки в матраце нашли телефон. Его ночью забрали. И телефон, и Ванечку. Он маленький у нас совсем. Ну, не в том смысле, что подросток, а ведет себя, как ребенок. Бог его умом обидел. Нет, его не били. Так, пугали до утра. Мы до подъема не сомкнули глаз. Мужики курили. Запах в секции ужасный. Я лег головой к окну — не помогло. Только продуло бок. А ты сегодня чем станешь заниматься? Хочешь, мы пойдем с тобой по магазинам? Купим тебе что-нибудь».
Мы ходили по магазинам. Заходили в кафе. Гуляли по улицам. Он любил Ваську. Я — Петроградку. Иногда мы долго спорили, куда идти. Чаще всего гуляли по Крестовскому острову.
— Милый! Ты не поверишь! Передо мной белочка, она висит на передних лапках и раскачивается, поднимая хвостик к мордочке. Раньше я думала, что так играют только кошки. А тут — белочка! Хвостик у нее рыжий-рыжий, но какой-то облезлый.
— Я люблю тебя, моя девочка. Давай пойдем покормим уток.
И мы шли кормить уток. Они хлопали крыльями, наперегонки неслись к крошкам и громко крякали. Я близко-близко подносила к ним телефон, Сережка слушал. Радовался!
Сережа радовался любым звукам с воли: лаю собаки, скрипу тормозов, пению птиц и журчанию рек. Если у меня выпадали два выходных подряд, мы садились на электричку (к чему тратиться на бензин?) и уезжали к заливу. Выходили на станции «Курорт». Шли берегом. Слушали воду. Я снимала на камеру волны и отправляла ему. Снимала небо. Солнце. Тучи.
Я знала весь распорядок его дня. Подъем. Плац. Проверка. Завтрак. Обед. Проверка. Ужин. Проверка. Он знал каждый час моих рабочих будней. И каждую секунду моей жизни. Мы приспособились. Привыкли. Научились получать удовольствие от этой странной жизни. И постоянно мечтали. Мы не могли не придумывать для себя будущего.
— Солнышко, ехала с работы в маршрутке и посмотрела короткий фильм о животных. Показали обезьян. Кто-то умный соорудил для них бассейн. Сереженька, обезьяны умеют плавать!
— Девочка моя, однажды я сделаю для нас огромный бассейн. Правда. Поверь мне! У нас будет небольшой уютный дом. Мы его купим. Пусть не сразу. Лет через пять. Накопим денег — и обязательно купим домик с участком! Нам хватит двадцать соток? Да, это много. Такая роскошь!.. Но нам нужна земля. Во дворе я сделаю бассейн. Но над ним придется потрудиться, тебе нужно будет подождать, моя девочка.
— А давай, пока ты будешь строить настоящий бассейн, мы купим детский, надувной! На распродажах такой можно купить тысячи за три, я видела. Надуем однажды теплым вечером. Нальем воды. Вокруг расставим зажженные свечи, а в небе к тому времени зажгутся звезды. Хочешь так?

* * *
Девушка из Пскова засуетилась. Вытряхнула на колени содержимое сумочки: старые помады, носовые платки, письма, конверты, шариковая ручка, деньги.
— Ой… ой, — запричитала она. — Что же мне теперь делать?..
Меньше всего мне хотелось знать, что там она потеряла.
— Опись. Забыла дома опись… Понимаете, не спала всю ночь. Складывала посылку. Писала эту сумасшедшую опись. И забыла дома…
— Сама собирала посылку?
— Конечно!
— Значит, хорошо помнишь, что в посылке. Пиши заново.
— А вес?
— Кто станет перевешивать?
— И то правда.
Составив перечень привезенных ею продуктов, она чиркнула внизу: «Посылку собирала собственноручно». Расписалась.
— А это обязательно?
— Конечно! — девушка указала на деревянный стенд с образцами, висевший над головой. — Читайте: «Вы несете ответственность за содержимое посылки».
Посылку собирала не я. Как-то было дело — отправила Сереже бандероль. Но тут…
— Дорогая, зачем тебе мучиться? Это трудно, детка. Вынимать фильтры из сигарет — муторная штука. Все сделает мой друг. А утром по дороге ко мне ты к нему заскочишь. Он в твою машину загрузит пакеты с едой и сигаретами. Ты помнишь, что здесь сигареты — валюта? Ну, конечно, если ты хочешь, можешь купить мне свежих овощей. И фрукты купи. И колбаски. Мяса. Но не забывай, у тебя примут только двадцать килограмм. Так что ты сильно не траться. А ночью тебе надо спать. Со мной. Я тебя убаюкаю.
И он баюкал. Всю ночь.
— Любимый, мне хорошо с тобой.
— Знаю, детка. Чувствую. Ты уже надела чулочки?
— Да.
— Отправь мне фотографию, где ты в чулках. Я посмотрю на твои красивые ножки. Потом сразу же мне позвони, хорошо, родная?
— Да!
Я надевала и снимала чулки. Становилась на каблуки. Распускала волосы. Разводила ноги. И отправляла ему фотографии.
— Какая ты желанная! Красивая! Моя сумасшедшая женщина! Я люблю тебя, мой ангелочек. Ты чувствуешь мое дыхание?
— Да.
— Теперь ласкай себя. Я люблю тебя. Ты очень красивая.
Накануне я купила овощи, фрукты, колбасу и мясо. Сигареты, действительно, подготовил его друг. К «хрущовке» по нужному адресу я, как договаривались, подъехала в шесть утра. Набрала номер телефона, который дал мне Сергей. Вышел заспанный его приятель Максим. Загрузил в багажник целлофановые пакеты. Всучил опись, оформленную на мое имя (паспортные данные заранее продиктовала по телефону). Пожелал хорошего пути.
Как же! Хорошего пути… Думала, доберусь засветло, но — чертова машина!.. Заглохла на половине дороги, как только показалась бело-синяя церковь с золотыми куполами.

* * *
Старая цыганка, исполнив материнский долг, грузно уселась около нас. Пыхтя, раскурила трубку.
— Не надо. Не курите, пожалуйста. Мы здесь задохнемся. — Девушка из Пскова мученически поморщилась.
— Тебя ждет свадьба, — цыганка затянулась глубже. — Скорая свадьба.
— Меня! Свадьба! — радостно засуетилась девушка. Села рядом с цыганкой. — Скорая?
— Да. Пройдет немного времени, и ты соединишься со своей судьбой, — цыганка важно поднесла ее ладонь к глазам, — сейчас твой суженый далеко от тебя, за каменной стеной.
Я расхохоталась. «Суженый за каменной стеной». Кем надо быть, чтобы не догадаться?
Не отпуская руки девушки из Пскова, цыганка обернулась в мою сторону:
— Зря ты смеешься, милая. Плакать надо. Совсем скоро ты повстречаешь ту, которую не ждешь совсем.
Сказала — и потеряла к нам интерес. Ушла, прихрамывая на распухших от жары ногах. Я ехидно смотрела ей вслед.
— А кого ты не ждешь? — полюбопытствовала девушка из Пскова.
— Маму, — ответила я первое, что пришло на ум.
Женщина с синяком под глазом вывалила на стол для передач коричневую кашицу. Конфеты. Растаяли, потекли. С них сняли фантики, сбросили содержимое в кулек, где бывшие конфеты окончательно слиплись в одну сплошную коричневую жижу.
— Фу, — брезгливо поморщилась девушка из Пскова. — И они будут это есть? Как они будут это есть?
Они ели все подряд. Он рассказывал. Он говорил, что там голодно. Холодно. Сыро. Вокруг зоны болотистая местность.
— Слизывать будут, слизывать. Развернут целлофан и полижут. Не волнуйся, ничего не пропадет. Все в живот уйдет.
Она была совсем глупенькая, эта девушка из Пскова.
— Нет. Я выброшу конфеты. Я так не могу. — Она достала из большой хозяйственной сумки свой пакет с конфетами. — Вот, смотрите, я так и думала: растаяли. У меня тоже все потекло.
«У нее тоже все потекло». Провинция.
— Почему нельзя передавать конфеты, завернутые в фантики? Зачем вытаскивать фильтры из сигарет? Я до утра вытряхивала эти чертовы фильтры! А потом поезд. А потом электричка. Автобус… Я не спала ночь!
Сорвалась.
Я тоже не спала ночь.
— Девочка моя. Любимая моя… У меня был такой оргазм! Меня даже потряхивает. Только не переставай себя ласкать. Потрогай сосочки. Они набухли?
— Да, милый. Да.
— Ты хочешь сейчас встать на колени, моя девочка? Или останешься лежать на спинке, моя развратница? Как тебе больше нравится?..
Мне больше нравится, когда приемщица передач работает быстро, но она устала. Женщина с потекшими румянами на щеках вяло перебирала мою посылку по другую сторону крошечного окна.
— Красную футболку нельзя. — Через окошко вылетела футболка.
Зачем я купила ему красную футболку? Зачем красную? Меня красный цвет завораживал. Привораживал. Притягивал. Заставлял менять решения. Подчинял.
— Хочешь, я тебя свяжу. Привяжу твои руки к изголовью кровати. — Сережа тяжело, прерывисто дышал. — Ты с закрытыми глазами… На твоем лице маска кошки. Ты мягкая. Податливая. Вся… Моя… В моей власти. Твои ноги широко разведены. Милая, я с тобой задыхаюсь от счастья!..
— Слышу, мой Сережа. Слышу. Я люблю тебя, мой мальчик.
Приемщица передач с увядающей надеждой в голосе вопросила:
— Ты последняя?
Четыре часа дня. Духота. Настежь раскрыта маленькая форточка, но толку от нее никакого. На улице — жара. В здешнем климате жара — большая редкость. Лето здесь обычно холодное. Больше похоже на южную осень.

* * *
Осень. На юге. Мягкая. Нежная. Ласковая. Он не закрыл окна кабинета. Он наслаждался запахами увядающей листвы. Мой школьный директор.
— Не надо. Пожалуйста…
Коричневая юбка школьной формы накрыла меня с головой.
— Чего ты боишься? — Ему нравилось ставить меня в неудобное положение.
— Не надо. Не здесь.
— Ты горячая. Мокрая. Ты меня хочешь. Я чувствую, ты вся дрожишь, моя самая плохая ученица, — звонкий шлепок по ягодицам.
Сколько нас было таких… плохих учениц. Я не считала. Почти все школьные учителя спали со школьницами.
— Не надо. Прошу вас. Не надо. — Я пыталась высвободиться.
— Сопротивляйся, распутная. Давай, сопротивляйся. Меня это заводит. — Марин Абрамович никак не мог войти в привычный ритм. (Начало учебного года. Пытка педсоветами. Несчастный.)
Кленовые листья. Желтые. Красные. Я смотрела на них равнодушно.
— Кто тот рыжий мальчишка? Тебе хорошо с ним? — Марин Абрамович ногой пропихнул мои трусы под стол. — Что он с тобой делает? Разве он что-то может?
Ночью, крадучись на цыпочках, Сережа из спальни мальчиков перебирался в нашу. Иногда мы просто спали до утра, обнявшись.
Марин Абрамович яростным движением застегнул ширинку своих брюк. Я медленно расправила школьную форму. Взглянула в распахнутое настежь окно. Издалека разглядела свой класс. Урок физкультуры. На улице. Нормативы. ГТО.

* * *
Все. Я сдала. Она приняла. Четыре часа дня пятнадцать минут. Пот подмышками. Испарина на лбу. Есть еще время до пяти. Ровно в пять смогу ему позвонить. Он вернется с проверки, достанет телефон из «курка» (пакета с сухим молоком), подключится, и мы поговорим. А пока я расстелю широкий плед на зеленой теплой траве…
— Кисюня моя! Где ты? Почему не позвонила? Ты заставляешь меня волноваться.
Мой Сережа. Он волнуется обо мне!
— Милый, я прилегла под деревом, напротив центрального корпуса. Думала, немного полежу, но уснула. Сережа, родной, я все сделала. Не приняли только репчатый лук, перец и красную футболку.
— Девочка моя, ты сегодня устала. Маленькая, спасибо тебе за все. Век не забуду твою заботу обо мне. Твою доброту. Лапочка, скоро у нас будет свидание! Трое суток вместе! Я почти договорился. Нам его дадут, милая. Ты не боишься?
Чего