"Парфюмер" Зюскинда, как Евангелие и "love story"

Об этой книге написано так много (и столь многими), что добавить, казалось бы, нечего.
Для меня "Парфюмер" является главным литературным потрясением (и восторгом!) последних 20-и лет. Зюскинд и в других своих произведениях весьма неплох, но история Гренуя, думаю, останется вершинным достижением этого тренера по пинг-понгу.

По-моему, эта книга, ставшая бестселлером и отрадой для любителей триллеров и детективов, очень сложна и соединяет множество смысловых пластов. Уже сама попытка (столь блестяще удавшаяся) описать мир в непривычной для литературы модальности - через обоняние - делает "Парфюмера" явлением незаурядным.

Почти столь же очевидно, что одной из главных линий книги является "жизнеописание гения" и его творческой мотивации. В каком-то смысле зюскиндовская версия гения является антитезой пушкинскому "Гений и злодейство - две вещи несовместные". Зюскинд утверждает, что гений и злодейство - две вещи неизбежные и нерасторжимые (по крайней мере, в рамках общепринятых моральных координат). По-моему, эта позиция отражает реальность точнее и глубже, чем пушкинская.

Менее очевидно, но история Гренуя - это еще и современное апокрифическое Евангелие. Правда, герой этого евангелия как бы двоится, попеременно превращаясь то в кощунственного Христа, то в Антихриста. И для той, и для другой интерпретации личности главного героя в книге имеется множество явно неслучайных аналогий.

Наконец, я бы сказал, что "Парфюмер" - книга о великой любви. Да, патологической, но великой и, возможно, взаимной. Ибо что, как не любовь к Лауре движет героем? Любовь, доведенная до высшей степени сублимации? Он желает обессмертить ее, сохранив навеки аромат, как квинтэссенцию души.

В этом своем стремлении к увековечиванию идеала он мало чем отличается от любых великих творцов (разумеется, сильно разнясь с ними в выборе средств). Гренуй вполне мог бы повторить за Шекспиром:

Владей же тем, что выше вещества.
Отдай земле положенный оброк.
Ей – только тело, а тебе – права
На вечный дух в оправе этих строк.

Что касается взаимности, хотя у Зюскинда явно об этом ничего не говорится, но мне трудно представить, что Лаура была в этой "связке" всего лишь пассивным объектом. Она просто "должна" испытывать странное, сложное, патологическое чувство, когда к страху жертвы перед маньяком и палачом примешивается еще и ощущение мистерии, "надмирности" происходящего и собственной избранности.

И нет, в случае Лауры я говорю вовсе не о "Стокгольмском синдроме"...