Графитовый ларец.

Графитовый ларец

Жила-была на свете колдунья, очень страшная особа. Такая безобразная и ужасная, что боялась сама себя. Особенно собственной тени — длинной, скрюченной. Как видела ее колдунья — сразу бил ее озноб такой силы, что земля в разные стороны под колдовскими башмаками расползалась.
По этой причине после полудня колдунья на улицу — ни шагу. Мало-помалу — так и привыкла жить взаперти. Закрыла дверь на все замки, ставни заколотила и со временем совсем уединилась, всецело отдавшись изучению магических заклинаний.
А ведь когда-то колдунья с удовольствием прогуливалась по городу среди пестрой толпы горожан. Прислушивалась к их сумбурным мыслям, а самые ужасные отбирала и запирала в ларец из чистейшего золота.
«Выйду замуж за старика, отправлю его на тот свет, вслед за его старухой, и сделаюсь крепкой хозяйкой их завидного дома. Нажитые ими богатства мне достанутся», — размышляла одна краснощекая кухарка, покупая брюкву на шумном базаре. Кухарка дальше по базару пошла, а мыслишка ее — хлоп! — в золотом ларце заперта накрепко.
В давние времена глупые мысли нечасто посещали людей. Прежде люди жили с более чистыми и достойными помыслами. Но мир менялся. И когда он совершенно испортился, и в воздухе повсеместно повисли нехорошие мысли, по непонятной причине колдунья покинула многолюдный город.
Она ушла в дремучий лес, нашла там высокую гору и с помощью сильного заклинания соорудила внутри горы маленький, но уютный дом. А под окнами дома разбила премилый садик. Вскоре колдунья обустроила все так, как ей самой хотелось. И… заскучала.
Выйдет, бывало, в цветущий сад, польет деревце чужими горючими слезами. Саженец в благодарность и скажет: «Заботливая хозяюшка, я готов с тобой поиграть. Хочешь, в ладушки?» Да, странные деревья росли в колдовском саду…
Однако никакие забавы не могли развеселить печалящуюся колдунью. Все чаще и чаще находили на нее тяжелые раздумья.
«Ох-ох, сколько теперь страшных мыслей снаружи! Над деревнями, над городами черными тучами нависли. А я, опытная, коварная колдунья, сижу внутри горы и чахну от тоски, потому что не достать мне их…»
Страстно желая пополнить свою коллекцию и не имея такой возможности, колдунья сильно горевала. И вот однажды словно осенило старуху.
«Ничего, что я здесь, внутри горы, сижу! При помощи заклинания огня притяну мысли к себе!» — воскликнула она. И взялась колдовать.
Разложила колдунья большой костер прямо внутри дома. Умело свободолюбивый огонь себе подчинила, стала обжигающими языками командовать. Специальными магическими заклинаниями гасила и раздувала огонь, как ей надобно было. Послушно огонь красными язычками к потолку поднялся, по полу искорками рассыпался. Заплясал весело, но вокруг себя ничего не испортил.
— Горите-горите, искорки, пылайте-пылайте, искорки, — шептала колдунья огню. — Людские мысли в хаос превращайте! Пусть не ведают люди, где зло, а где добро, где ложь, а где истина. Пусть желают, что на ум придет. И чтобы могла видеть я все их мысли. Гори-гори, мой костер!
Цок-цок, цок-цок… Стучат копыта старой кобылы. Устало тащит лошадь тяжелую повозку по разбитой мостовой. Цок-цок… «Вот найду огромную кочку, специально на нее колеса повозки направлю, толстый мельник так и подскочит и испугается до смерти! То-то мне радость! Нечего жестким кнутом так больно стегать бедную лошадку…»
Цок-цок, цок-цок… Мысли старой лошади повисли прямо перед колдовским носом.
Разозлилась колдунья:
— Ты что это, огонь, вытворяешь? — закричала она. — Не ради пустого лошадиного ворчания я костер разложила! Вот сейчас я тебе задам! — И колдунья решительно загасила несгораемыми башмаками бушующее пламя.
Затаился огонь. Головешки на полу тлеют.
Тем бы дело и закончилось, но колдунья быстро успокоилась. Перед огнем повинилась: мол, я сама во всем виновата. Приговаривая заклинание, на тлеющие головешки дунула — и вновь ярко вспыхнуло пламя.
Разошелся огонь. Распалился. Красные язычки задорно заплясали. Глядит на них колдунья — радуется! Вот-вот грешные людские мысли явятся. Схватит их колдунья, свяжет и спрячет в золотом ларце. До поры до времени.
Долгими скучными вечерами, которые приходят поздней унылой осенью или суровой затяжной зимой, достанет, развяжет и потешится: «До чего же дошел человек! Чем он лучше старой колдуньи? Нынешний человек всем плох…»
Хрю-хрю, хрю-хрю… Большая рыжая свинья терлась сальными боками о черные доски старого забора: «Вот-вот хозяйка в загон войдет, вот-вот наклонится над ржавым корытом, чтоб еды мне подсыпать, а я — тут как тут. Толкну ее сзади, она в корыто-то и свалится. Поделом ей, сварливой!»
Мысли глупой свиньи зависли в воздухе. Колдунья от злобы чуть не поперхнулась. Разозлилась не на шутку, ногами затопала. И опять огонь погасила.
Втянул в себя пламя костер, притих. Ворчит что-то изнутри, наружу — ни-ни.
Но колдунье, что греха таить, ух как хотелось поколдовать!
— Виновата я перед тобой, огонь. Прости глупую старуху, дружок, — обратилась она опять к огню. И заклинание прочитала: — Ярче-ярче пламя. Выше-выше огонь. Фу-фу. Тьфу-фу!
Языки огня тут же в пляс пустились. Шалости ради на колдунью запрыгнули, нос-арбуз защекотали. Однако ж никакого вреда ей не причинили. Ведь огонь был непростой — заговоренный.
Вскоре и мысли явились.
«Ква-ква… Сейчас цапля по моим следам пойдет и длинным своим клювом моих недругов-обидчиков подцепит. Я спрячусь, а цапля пообедает лягушками-подружками… И поделом им, злым сплетницам! Ква-ква!..» — Зеленая лягушка шустро перепрыгивала с одной кувшинки на другую.
Как услышала колдунья лягушачьи мысли, поняла, что день совсем не задался. И так огорчилась, таким воплем зашлась, что люди, жившие далеко-далеко от горы, услышали его и решили, что это старый вулкан проснулся.
Вулкан этот просыпался раз в сто лет. Дым, пар выпустит — и опять в дрему. Вот такой он был — мирный, тихий. Лишний раз людей не беспокоил.
Только в тот незадачливый день, действительно, все пошло вкривь да вкось. Со злобы и досады в довершение ко всему перепутала колдунья заклинания. И вместо того, чтобы затушить огонь совсем, раздула его с невероятной силой! Все кругом вдруг загорелось и задымилось. Ярким пламенем вспыхнули и стены, и пол, и мебель в доме. Колдунья едва успела выскочить прочь из своего жилища, а огонь через макушку горы наружу вырвался. Поднялся в небо черный дым, посыпался на деревья серый пепел.
«Вулкан проснулся! Вулкан проснулся!» — испуганно закричали люди в деревне. И бросились врассыпную — кто куда. А горящая лава за ними потекла, и весь урожай на окрестных полях крестьянам сгубила.
Доподлинно неизвестно, куда подевалась злая колдунья, потому что с той поры ее и след простыл. А вот некогда золотой ларец с чужими мыслями — остался. Не успела его колдунья с собой прихватить. Сама еле ноги унесла.
Заколдованный ларец, хоть и сделался, как графит, черным, побывав в самом центре пожарища, но свойств своих не растерял. По-прежнему мог он плохие мысли притягивать, если они, конечно, неподалеку витали.

* * *
В одном небольшом селении жила-была девушка. Пригожая, трудолюбивая, но строптивая. Всегда любила на своем настоять. Желала, чтобы все точь-в-точь по ее задумкам совершалось. А если что не по ее разумению выходило, сильно сердилась. Так люди говорили.
Именно поэтому, несмотря на хорошее приданое, видные женихи красавицу стороной обходили. Кому нужна хоть и красивая, но строптивая жена?
Кому? А только пастуху Гансу. Он с Каролины глаз не сводил. Как пойдет с шумным стадом мимо ее дома, всё в окошки заглядывает, чтобы любимую девушку увидеть.
Каролине Ганс тоже нравился. Веселый, пригожий, добрый парень. Она, быть может, и стала бы ему женой, и зажили бы они душа в душу, сердце к сердцу, да только пастух — это не пекарь и не ткач. У него ни кола, ни двора. Летом в поле ночует, весной-осенью в горных пещерах прячется. А зимой — кто приютит, там он и перезимует. Как с таким крепкое будущее строить?..
И подарки от него были, хоть и милыми девичьему сердцу, но простыми. Весной — душистые ландыши, летом — скромные лютики, осенью — венок из разноцветных листьев, зимой… А зимой Каролина видала Ганса лишь в Сочельник. В большой праздник приходил он в их зажиточную деревню — с людьми поговорить, стадо на весну набрать. За праздничный стол, что в ратуше ставили, садился. Да все норовил напротив Каролины расположиться.
Год за годом — соседки давно замуж повыскакивали, в невестах долго не засиделись, а Каролине двадцать второй годок-то пошел… Добрых женихов на селе совсем не осталось. В прошлый Сочельник и Ганс не пришел. Нынешней весной нового пастуха для стада наняли, из пришлых. А новый пастух стадо в горы и увел.
Приуныла Каролина. Пожалела, что за пастуха Ганса еще тогда, в юные годы, замуж не пошла. А Ганс теперь в шумный город перебрался. Открыл там таверну и зажил припеваючи. Так люди говорили.
И как это у него, неприкаянного, все так лихо сложилось — непонятно! Ходили досужие слухи, что нищий Ганс богатый клад нашел. Однако тайну свалившегося на его голову счастья, Ганс, разумеется, никому не раскрыл. Быть может, так и унес бы эту тайну с собой в могилу, если бы навсегда позабыл пригожую Каролину. Так нет же! Днем и ночью о ней помнил.
И вот одним славным осенним деньком постучался Ганс в дом Каролины. Пришел он свататься, да не как нищий пастух, а как стоящий жених — с дорогими подарками. И взял Ганс в жены Каролину. Сыграли они шумную свадьбу да уехали вместе в город жить-поживать.
Дом у Ганса был очень хороший. Понравился он молодой жене. Было в нем несколько широких комнат и тесный темный чулан, в котором хранилось много всякой всячины. Все комнаты были в распоряжении Каролины, кроме чулана, ключ от которого у Ганса хранился — на шее висел. Каролину это обстоятельство не сильно беспокоило. Став хозяйкой дома, она засучила рукава, и вскоре засверкал весь дом чистотой. Подарила жена мужу настоящее тепло очага. И понял Ганс, что не ошибся с женой. Что бы там люди ни говорили.

* * *
Зажили Ганс и Каролина мирно и дружно, в повседневных трудах и заботах. Работы в их маленькой таверне всегда было много: нужный товар вовремя закупить, прислугу добрую нанять, сидр с грушовкой не перепутать, за выручкой уследить, чтобы не утекла куда не надо вместе с пышной пивной пеной. Вставали Ганс и Каролина рано, с первыми петухами, трудились до самой ночи и всегда были неразлучны.
Лишь раз в неделю Ганс отлучался куда-то ненадолго. Куда он уходил, Каролина не знала. До поры до времени она не сильно терзалась по этому поводу, но как-то раз разобрало ее неудержимое любопытство. И решила она за муженьком-то проследить.
Ганс — за порог, Каролина — за ним. Только прежде подозвала к себе верную и смекалистую служанку, наказала ей, чтобы та осталась за хозяйку таверны. Строго-настрого повелела: гостей встречать вежливо и во всем посетителям угождать. А самой Каролине, мол, надобно отлучиться, но так, чтобы никто о том не узнал, особенно муженек Ганс.
Спешно переговорив со служанкой, Каролина отправилась за Гансом. Тот же пошел вдруг не куда-нибудь, а прямиком к их дому. Таверна находилась неподалеку от дома, всего лишь в нескольких шагах пути.