Сморчок замполит услышав Яшкин голос поднял голову и остолбенел.
— Что гнида, не ожидал меня здесь встретить, а помнишь, что я тебе обещал в последнюю нашу встречу!? — продолжал всё больше разъяряясь орать Яшка со шкафута громадины «Дрезино», остолбеневшему заморышу замполиту.
— Ну, а пока на тебе — это аванс, — и достав свой член из штанов, он стал мочиться на голову замполиту.
Обоссоного замполита, как ветром сдуло с ходового мостика. А на шкафуте продолжавшего бесноваться Яшку, пришлось связать и отнести в кубрик.
Появление разжалованного бывшего главного корабельного старшины Якова Слизкова на «Дрезино», была полна личного горя и драматизма. Получив из дому телеграмму, что его мать в тяжёлом состоянии лежит в больнице, он как дисциплинированный матрос обратился с рапортом к командиру корабля, о предоставлении ему краткосрочного отпуска по семейным обстоятельствам. Как по закону подлости капитан не успел подписать рапорт, попал в госпиталь с перитонитом, а так как старший помощник был в отпуске, временно на командовании остался его заместитель по политчасти. Ну а этот держиморда и воспитатель личного состава, видевший во всём подвох, стал тянуть резину, ссылаясь на то, что телеграмма не заверена главврачом и военным комиссаром. Послали запрос. Через два дня пришла вторая телеграмма, но уже извещавшая о похоронах. И опять замполит в чём-то усомнился.
А зря. У главстаршины Слизкова уже снесло крышу. После серьёзного мужского разговора, замполит попал в госпиталь, а Яшку отвёз на на губу вызванный наряд милиции. Никто из моряков не согласился его конвоировать.
Дело в бригаде замяли, уж очень оно не вписывалось в декларируемый повсеместно советский гуманизм. Отсидев на губе положенный срок, разжалованный главный старшина и попал на этот плавучий дисбат, с громким названием «Дрезино». А повреждённый замполит временно исчез. Думали что его комиссовали, а оказалось, что эта гнида в Болгарии на ремонте ПМ-4 отсиживалась.
Годки с ПМ-4 которым ночью перегрузили спирт, потом рассказывали, что их замполит заперся у себя в каюте и не высовывал нос, пока их каломбина не отвалила от «Дрезино».
Ну, а то, что он после этого случая стал посмешищем не только на корабле, но и в дивизионе — удивляться не приходиться (на флоте замполитов не особо уважали) — никто из офицеров не хотел есть с ним за одним баком. В расстроенных чувствах он подал рапорт об отставке, сжёг свой парт. билет и эмигрировал в Израиль.
8
По случаю встречи и благополучной швартовки в офицерской кают-компании был накрыт праздничный ужин. По сравнению с матросским ужином, состоявшего из флотского борща на кислой капусте, дохлых синих уток и вонючего пюре из сухой картошки — он был не плох. Не так конечно, как в лучших ресторанах, но тем не менее. Кладовщик Таку, постарался на совесть. В меню праздничного ужина входили; каспийская селёдочка, свежевыпеченный хлебушек, жаренный картофель, мясо по аджарски, приготовленное по особому рецепту личным офицерским коком Дувадзэ в отдельном офицерском камбузе. Так же красная и чёрная икорка, копченные колбасы и окорока, салаты из свежих овощей, фрукты и шоколад. Из спиртного слуги-гарсунщики, подали болгарское вино, коньяк Плиску, вино Рислинг, ну и конечно же спирт, ласково именуемый моряками шилом. В общем, в принципе всё было как всегда; по скромному, почти по семейному.
— Кто на что учился — ответил замполит Бухалин, когда его матросы спросили: «Почему офицеры питаются, как гурманы, а рядовой состав жрёт сухари с тараканами?» А стоящий рядом сопливый лейтенант-снабженец Воров добавил:
— Жрите они полезные.
А ведь бог шельму метит — чуть позже, во время учебных стрельб с РБУшек, этого гурмана снабженца-диетолога, размазало сорванными, взрывной волной, дверями по переборке. Корабельный медик, в руки которого попал контуженный и оглохший лейтенант, не стал долго думать; взял да и закатал его с головы до ног в гипс и при первой возможности сплавил на плавучий госпиталь «Кубань».
Моряки народ хоть и хамский, но завзятый, что в бою, что в еде и офицеры здесь не исключение из правил — воевать так воевать, гулять, так гулять, а тем более такой повод — встреча на боевой службе, в дальнем походе однокашников и земляков, да и Новый год всё же.
Так, что война-войной, а обед по расписанию.
Поздний ужин, на котором было сказано так много тёплых слов в адрес хозяев «Дрезино», уже стал плавно перетекать в ранний завтрак, когда неожиданно он был прерван сигналом аварийной тревоги.
— Аварийная тревога, аварийная тревога!!!Пожар в машинном отделении!!!Кормовой аварийной партии построится на юте!!!Форма одежды рабочая!!!Это не учение, в вашу мать! — перекрывая рёв сирены, заорал гавкунчик, голосом дежурного по кораблю мичмана Шевеля, и замолчал.
— Твою Нептуна грёба оба нашу, вашу мать. — выматерился командир кормовой аварийной партии каплей Мордасов и добавил. — Вот и погуляли,
— Чего сидишь каплей? — заорал на него старпом. — Ноги в руки и вперёд на боевой пост. Через пять минут доложишь обстановку, иначе командир нам с тобой матку наизнанку вывернет. Давай Паша, давай шевелись. Всё в твоих руках.
— Есть, ноги в руки. — буркнул Мордасов поднимаясь из-за заваленного деликатесами бака и добавил обращаясь к Сухом. — Ну и не везучий ты Макс, притащил на своём хвосте нам проблему.
— Да что Макс, сразу Макс… Привыкли с училища, чуть что так сразу Макс — стал было возмущаться командир ПМ-4, но увидев, что он остался в гордом одиночестве, махнул рукой и взяв с бака почти полную бутылку Плиски и тяжело вздохнув — вкатил её всю в себя с горла, без остатка.
— Задолбали.
9
Погода в Средиземке снова испортилась. Ветер было успокоившийся к вечеру, под утро разгулялся с новой силой, гоняя бестолково волны. Над Кипром повисли свинцовые тучи. Заходил шторм.
На юте цокая зубами от пронизывающего до костей зимнего ветра, выстроилась одетая в белую парусиновую робу, кормовая аварийная партия.
На ют с коридора колобком выкатился одетый в штормовку каплей Мордасов.
— Что прикажете делать товарищ капитан-лейтенант? -официально обратился к нему, его заместитель лейтенант Упашкин.
— Доложите обстановку. — приказал Морденко.
— А, что докладывать Паша, жопа нам — аварийная система пожаротушения с пожаром не справилась, огонь так нагрел переборку, что ещё немного и вспыхнет хранилище со спиртом. — переходя на не официальный тон доложил Упашкин, — Что находится за ним, не мне тебе рассказывать. Рванёт так, что от нас и Кипра останется только пар.
И как бы в подтверждение его слов, корабли шестого американского флота и пятой Средиземноморской эскадры, стоящие в этой точке, стали выбирать якоря, разводить пары и уходить подальше от горящей «Дрезино».
— Сваливают гниды, — затягиваясь самокруткой зло пробурчал Лёва Давыдов, которого сигнал аварийной тревоги согнал с мягкого тела безотказной Инки.
— Да похоже приплыли, -поддержал его Яшка Слизкой.
— Интересно и чья это таки работа-поинтересовался Лось, посмотрев хмуро на Матенкова- и я извиняюсь почему это такой гармыдер надо было делать с такой помпой?
— Да вы чё братва думаете это я? -возмутился моторист Митя Матенков, — Карась, сука, салабон, так поднял обороты дизель-генератора, что он взбесившись пошёл в разнос, ну а там и рвануло.
— Салабон живой?
— Да вон он гнида трясётся от страха, думает, что я его сдам.
— С этим успеется, — вмешался Яшка Слизкой, -а пока тащи-ка сюда этого красавца.
Трясущегося от страха салабона, прослужившего всего полгода и умудрившегося гробануть дизель-генератор у такого лайнера, как «Дрезино», пинками подогнали к годку.
— Жить хочешь? -в лоб задал ему вопрос Слизкой, — По глазам вижу, что хочешь гнида, а раз так — берешь с собой десять человек своих карасей, противогазы на рожи, вэпээсы в руки. Ты старший. Время тушения пожара — десять минут. Алес Форвэртс. Время пошло.
Годки отдраили дверь машинного отделения, вкинув туда огнетушители и упирающихся салобонов, они дверь снова задраили.
— Не хотят умирать, а придётся, если не потушат пожар -сказал наблюдавший за действиями годков каплей Мордасов.
— Так же нельзя, так же не по человечески!! — вдруг закричал сорвавшимся голосом Упашкин.
— Можно Митя и нужно или они справятся и мы все живы, или нет и тогда нам всем крышка, так что лучше, не вмешивайся — а то и мы с тобой попадём под раздачу.
— Ну нет, ты как хочешь, а я так не могу, пойду к ним, -сказал Упашкин, внезапно отвердевшим голосом.
— Ну, что добровольцы на подвиг ещё есть — обратился он к своей команде, — или вы только водку пить и баб топтать?
— Да угомонись ты лейтенант, не дави на совесть. — раздался от отдельно стоящей группы годков голос разжалованного главстаршины Якова Слизкова. — Я пойду. И всё! — и обращаясь к дёрнувшимся было выйти из строя своим товарищам, добавил. — Вас матери ждут.
Дверь снова отдраили и пожар получивший новую порцию кислорода, вспыхнул с новой силой- поглотив, как казалось навсегда, моряков.
А над морем разносились гудки уходящих из точки кораблей, бросивших терпящее бедствие своё судно на произвол судьбы.
Рассчитывать надо было только на свои силы, а если точнее на тех моряков, которых тушили пожар- в горящем машинном отделении, набитого ракетами с ядерными боеголовками корабля.
10
Пока вся аварийная группа, в машинном отделении, под задраенными дверями, ждала с нетерпением добрых вестей от своих спасателей.
Главный боцман корабля, почти офицер — мичман Шевел, сменившись с вахты, обнаружил у себя в хозяйстве, на баке пропажу, — исчез пяти тонный якорь Холла вместе со сто метровой цепью. Когда пропадал кузбас лак, то в принципе всё было понятно — боцмана его выпивали смешав с солью. Но якорь — это уже не вписывалось ни в какие рамки. Это был нонсэнс. Дело пахло трибуналом. Надо было находить либо новый якорь, что было здесь невозможно, либо искать старый, только не понятно где, или же найти объективную причину и виновника этого происшествия.
Короче говоря, зная крутой нрав старпома, старый вороватый мичман Шевел понял, что он попал и попал по крупному. В то, что его подставили, чтобы скрыть свои делишки — этого он понял, хоть и не сразу, но понял. Осталось узнать, кто это и зачем им это было надо А по всему было видно, что крепко было надо.
Он не поленился спустится на среднюю палубу и отыскав спящего в кубрике старшину своей команды Бакина, вылив чайник воды на спящего попробовал его разбудить. Бухавший сутки старшина, разбуженный таким беспардонным образом, не разобравшись в происходящем, зарядил не раздумывая мичману в ухо.
Когда мичмана через полчаса отлили водой, старшину продолжавшего спать сном младенца, уже охраняли от его посягательств два подгодка.
— Пошел на хер сундук! — сказал один из них и добавил — если не хочешь добавки.
«Главному боцману корабля срочно прибыть на ходовой мостик!» — вдруг пролаял механическим голосом гавкунчик.
— Когда проснётся, передадите ему, чтобы зашёл ко мне по делу, — на ходу произнёс Шевел,