Голиаф

последней.  И  чемпион
не  разочаровал  зрителей.  Быстро  предложив  ничью,  он  крепко
пожал  руку  сопернику  и  тихо  произнес:  «С  возвращением!».  В  ответ
Голиаф  благодарно  обнял  его.
             -  Я  вернулся!   -  крикнул  он  залу,  вскинув  руки  вверх,  принимая
заслуженные  аплодисменты.
             -  Я  вернулся,  -  Математик  нежно  обнял  жену  и  долго целовал
ее  погрустневшее  лицо.  Каждое  нежное  прикосновение   возвращало
легкость  и  свободу.  Двухлетний  угар  славы  отпускал  его.
                                                                     

                                                                            Эпилог
                                           
                                      Восемь  лет  спустя  к  воротам  бывшего немецкого  концлагеря
                           «Айзенак»  подъехал  «Виллис».  Двое  бывших  заключенных  с  немецкими
                           автоматами за  спиной    сноровисто  распахнули  створки,  и  машина  
                           оказалась   внутри  бывшего  лагеря  военнопленных,  сгубившего  немало
                           людей.  
                                        Глазам  офицера  британских  служб  стратегических  операций
                           открылась  унылая  картина  бараков ,  колючей  проволоки,  плаца,
                           крематория и  отдельно  стоявшего  строения  бани,  бывшего  по  
                           совместительству  газовой  камерой.
                                         Удивляло  малое  число  военных  и  большое  -  вооруженных  
                           полосатиков -  бывших  заключенных.   Их  не  торопились  разоружать,
                           чтобы  не  вызвать  недоверия,  или  какой-либо  агрессии.  Никто  не  мог
                            поручиться  за  психическое  здоровье  этих  людей.
                                          Из  бывшего  здания  администрации  навстречу  офицеру  вышли
                            командир  комендантского  взвода   и  представитель  заключенных.  В
                            лагере  содержались  русские  военнопленные,  которые  воспользовавшись
                            суматохой  администрации  после  падения  Берлина,  захватили  оружие
                           и  перебили  всю  администрацию  вместе  с  охраной.  Кроме  коменданта,
                           которого  содержали  в  отдельной  камере,  регулярно  кормили   и
                           выводили  на  прогулку  в  изолированный  внутренний  дворик.
                                           Необычное  бросалось    в  глаза,  но  офицер    для  этого  и  приехал.
                            Был  он  высок,  худ,  в  простых  поношенных  очках  сильного  увеличения.
                           Говорил  мягко,  искренне  улыбаясь,  вызывая  доверие  и  открытость.  Он
                           Он  мог  казаться  моложе  своих  сорока  пяти  лет,  если  бы  не  седая  голова
                           и  утомленные  глаза  уставшего  от  жизни  пожилого  человека.    
                                          Приняв  для  формы  рапорт  командира  взвода  и похвалив  за
                           порядок в  лагере,  офицер  попросил  предоставить  в его  распоряжение
                           представителя  заключенных.
                                         -  Шестернев  Сергей  Андреевич,  капитан  Красной  Армии,
                           плен  под  Воронежем     в  сорок  втором,  уничтожили  документы,  выдавали
                           себя  за  сержанта – верно  излагаю? – спросил  офицер.
                                         -  Так  точно,  -  ответил  представитель.
                                         -  Почему  не  спрашиваете,  откуда  все  известно?
                                         -  Умного  человека  сразу  видать,  -  ответил  Шестернев.  -  Служба
                            у  Вас  такая.  
                                        -  Вы  совершили  большое  дело.  Подвиг.  Я  восхищен,  -  
                             было  сказано  тепло  и  искренне. -  Но  боюсь,  на  Родине  это  не  оценят.
                             Офицер,  попавший в  плен.  Не  простят.  Думаю,  вместо  свободы  и  
                             службы   Вас  ждет  новый  лагерь  в  Сибири  или  на  севере.    
                                        -  Возможно,  -  ответ  был  на  редкость  спокоен.  -  Что  можете
                             предложить?  
                                        -  Лишь  желание  остаться  в  нашей  оккупационой  зоне.  А  затем
                              службу  в  нашем управлении.      Вы  смогли  выжить  и  победить  в  
                              нечеловеческих  условиях.   Это   огромный  опыт  для  многих  людей.
                              Понять  законы  выживания  в кошмаре,  рассказать  о  них  людям  и
                              этим  помочь  каждому  справиться  со  своей  бедой.  Благородно, не
                              правда  ли.
                                         -  Благородно,  -  согласился  Шестернев.  -  И  заманчиво.  Но  я,
                              пожалуй,    вернусь  туда,  где  меня  ждут.     Что  бы  не  случилось.
                              Вы  правы – надо  помогать  людям  пережить  беду.  Вот  и  буду  помогать.
                              У  себя  дома.  Что  бы  там  со  мной  не  делали.   Я  понял  -  даже  в
                              концлагере  душа  человека     может  быть  свободна.
                                         -  Как  Вы  это  поняли?  Когда?  -  наступал  ответственный  момент  
                               разговора.
                                         -  Как  встретил  Великого  Мастера  Игры,  -  прозвучал  ожидаемый
                              ответ.  -  Вы  ведь  из-за  него  приехали,  чемпион?  Я  узнал  Вас.  С
                              детства  люблю  шахматы.
                                         -  Я  экс-чемпион,  он  вернул  себе  титул,  -  поправил  Математик.
                                         -  Значит,  теперь  его  никто  не  победит,  прозвучали  горькие
                               слова.    
                                         -  Его  убили?  Замучили?   -  запальчиво  спросил  Математик.
                                         -  Он  делил  с  нами  нужду и голод,  -  повел  рассказ  Шестернев. –
                                К  нам  его  доставили  в  апреле  сорок  четвертого.  Говорил,  что
                               воевал  во  французской  армии   и  в  сороковом  попал  в  плен.  Его
                              тягали  из  лагеря  в  лагерь.  Этот  стал  седьмым.  Они  знали  кто  он.
                              Великий.  В  каждом  лагере  случалось  одно  и  то  же.  Каждый  комендант  
                             попадал  под  его    влияние,  и  прекращались  убийства  людей.  Он  
                              предлагал  играть  в  шахматы  на  человеческие  жизни  и  все  соглашались.
                              Он  играл  без  слона,  коня,  ладьи,  ферзя.  И  всегда выигрывал.  Потом
                               говорил  мне,      что  мастеру  для  победы  над  простым  игроком  можно
                               играть  без  ферзя,  ладьи и  слона  одновременно.  Мы  хранили  шахматы,
                              слепленые  из  хлеба.  Он  играл  вслепую,  потому  что  со  зрением    
                              было  очень  плохо.  И  всегда  выигрывал.  Потом  об этом  узнавали.
                              Меняли  комендантов, а  его  переводили  в  другой  лагерь.
                                        -  Но  они  могли  просто  убить  его?  -  удивился  Математик.
                                        -  Нет,  -  возразил  собеседник.  -  Он  говорил,  что  началась  большая  
                              игра,  и  теперь  его  убить    все  равно,  что  признать  поражение.  Он
                             очень  уставал.  Потом  его  стали  уводить  ночью.  Не  давали  спать.  А  он
                             все  выигрывал.  Наш  комендант  оказался  хитрым.  Людей,  умерших  от  
                             голода  и  болезней  выдавал  за  уничтоженных  в  акциях.  Так  у  нас
                             появилось  время  организовать   и  подготовиться.     Время  и  надежда.
                             Но  Мастер  слабел.   Однажды  ночью  он  не  вернулся.  После  очередной
                             партии  у  него  случился  инсульт.      Я  был  тогда    старостой  барака.
                            Меня  отвели  в  управление.  Комендант  выглядел  растерянно  и  
                            подавленно.   Говорил,  что  его  пытались  спасти,  но  не  смогли.  Мы
                            пошли  в  крематорий.  Невероятно,  но  Мастер  лежал  в  добротно  
                            сделанном  гробу.   Комендант  сказал,   что  больше  ничего  сделать  не
                           может,  и  печь  поглотила  Мастера.  Комендант  говорил,  что  ему  жаль.
                                          -  Но  почему?
                                          -  Мастер  говорил,  что  его  жизнью  кто-то  потом  захочет
                            прикрыть  свои  грехи.      Но  коменданту это  точно не  помогло,  -
                             продолжил  рассказ  Шестернев.  -  на  следующий  день  мы  подняли  
                             восстание.  Первого  мая.
                                           -  Почему  жив  комендант? – это  было  интересно.
                                           -  Мастер  говорил  не  трогать.  Он  должен  ответить  перед  судом.
                              Одинокий  и  беззащитный.  Пусть  поймет  что это  такое.  
                                           -  Тридцатого  апреля.  В  день  падения  Берлина. – задумчиво
                               произнес  Математик.    -  Вот  судьба.
                                           -  Да,  судьба,  -  повторил  Шестернев.  -  Его  судьба.  Великая
                                 судьба.   Он  незадолго  до  гибели  говорил,  что  на  Родину  вернуться  
                                 хочет.  Коли  так  бы  случилось,  то  я  бы  с  ним  хоть  на  север,  хоть
                                 на  Колыму.
                                           -  Так  твердо,  -  удивился  Математик.
                                           -  Извините,  -  вздохнул  Шестернев.  -  Благородный  Вы  человек.
                                 ни  благ  заоблачных,  ни денег  больших  не  обещали. Только  свобода
                                и  польза  ближнему.     Но  нельзя  от  судьбы своей  бегать.  А  без
                                Родины  жизни  я  не  представляю.  Несвобода,  так  несвобода.  Привык.
                                Буду,   как  он,  людей  из  грязи  поднимать.    Даже  если  знакомство  с
                                ним  станет  лучшей      частью  моей  жизни.
                                             Они  простились  в  уважении  друг  к  другу.  Оставалось  решить  
                                вопрос     с  бывшим  комендантом.
                                             -  Где  пепел?  -  спросил,  зайдя  в  камеру.
                                             -  Какой  пепел, -  удивился  бывший  комендант,  словно  
                                очнувшись  от  сна,  и  в  его  мертвом  взгляде  загорелась  искра.    
                                             -  Его  пепел! -  пояснил  Математик.  -  Где  ты  его  прячешь?
                                            -  Вот  оно  что,  -  тихо  произнес  узник.  -  И  это  отнять  хотите.
                                           -  Отнять? – Математик  нервно  одернул  мундир. –  Я
                                профессор  математики.  По  приглашению  читал  лекции  в  Оксфорде,
                               когда  вы  напали  на  мою  страну.      Она,  бедная,  сдалась  после
                              первой  же  бомбежки.  Но  от  моего  дома,  жены  и  троих  детей,
                              младшему  и  года  не  было,  одна  воронка  осталась.  Вся  жизнь  сгорела. –
                              Он  не помнил,  как  пистолет  оказался  в  руке. -  Прямо  здесь,  как  собаку,
                              застрелю.    Палач,  мучитель.  Ты понимаешь,  кого  сгубил?
                                             -  Как  убивать  будешь?  -  спокойно ответил  бывший  комендант. –
                               В  лицо  или  затылок?   Отвернуться  или  на  колени  стать?    Большую
                               честь  окажешь.   Так-то   меня  повесить  должны.
                                              -  Извините,  нервы  ни к  черту,  -  пришел  в  себя  Математик. –
                              Как  по  лагерям  поездишь,  так  хочется  всю  кодлу  вашу  без  суда  из
                             огнемета  заживо  сжечь.
                                              -  Понимаю,  -  снова спокойный  ответ.  -  И  не  оправдываюсь.
                              Просто  жить  хорошо  хотел.   А  здесь  платили  и  обеспечивали.  Дом,
                               говорите.     А  у  меня  квартира  в  трехэтажном  доме.      Жена,  тоже
                               трое  детей.  Мать  пожилая.  Все  там,  под  обломками  остались  после