(Все имена и события в данном рассказе полностью выдуманы автором, а по сему любые совпадения с людьми и событиями следует рассматривать как чистую случайность).
Начало двадцатого века. Подпольная квартира на окраине большого города.
Енисейский довольно потирал руки. Нынешний день задался с самого утра. От Розового, руководителя «боевой технической группой при ЦК» поступило сообщение, наконец-то опубликовано завещание. Покончивший жизнь «самоубийством» на французском побережье, в Каннах миллионщик Мазаров был застрахован на весьма солидную сумму — сто тысяч рублей. Из них Розовому причитается шестьдесят. Чего греха таить — солидное пополнение партийной кассы.
— Сделай милость принеси мне, пожалуйста, папочку, по этому, как его, по Смиту. И чаю, мне, крепкого, с сахаром. Завари, как ты умеешь.
Енисейский вышел в соседнюю комнату, отошёл к стене и откровенно любовался стройной фигуркой своей помощницы.
— Конечно, обязательно.
Женщина сделала кокетливый книксен. — Сдаётся мне, у тебя дела идут на лад? Я не ошибаюсь?
Ингрид подошла и прижалась к мужчине.
— Дорогая, будь добра, соблюдай субординацию. Только на «вы». В любую минуту в помещение может войти кто-нибудь из соратников.
— Но ведь пока никого нет. Мы здесь одни.
Она поднялась на цыпочки и хотела поцеловать Енисейского. Но мужчина нехотя отстранился.
— Дела, золотко, моё. Дела! Работа прежде всего!
Ингрид насупилась и грубо сунула ему в руку пухлую папку.
Мужчина неловко коснулся рукой щеки Ингрид, вздохнул и пошёл к своему любимому креслу. Отхлебнув из стакана ароматного напитка, углубился в чтение.
***
Смит Николай Потапович. Негласный член партии. Родился в весьма зажиточной семье. Окончил Московский университет. В настоящее время является владельцем мебельной фабрикой на Пресне. В 1905 году ввёл на ней 9-часовой рабочий день, открыл при фабрике медицинскую амбулаторию и курсы для рабочих и членов их семей. Увеличить доходы предприятия Николаю помог двоюродный дед Мазаров. Именно он и познакомил мебельщика с Розовым и другими партийцами.
***
Енисейский сделал пометку на полях. «Ни в коем случае не допустить утечки информации. Смит не должен знать всех подробностей по Канским делам. Пусть и дальше считает, что изложенная в газетах версия, единственно верная».
Следующий лист в папке содержал финансовый отчёт.
В 1905 году Смит передал на нужды партии двадцать тысяч рублей. Потрачены на закупку оружия. Затем ещё пятнадцать тысяч. Отданы в редакцию газеты «Новая жизнь». Передача ассигнаций происходила в доме No 4/7 на Моховой. В квартире писателя «Буревестника». Охрану объекта осуществляли 12 приезжих с Юга. Люди проверенные. Члены «бригады» Семёна Тера. Партийная кличка «Камю».
Отчёт партийного куратора.
Общение с высокопоставленными партийцами весьма импонирует юному Смиту. Он без колебаний согласился с предложением Розового принять на фабрику слесарями активных членов нашего движения Ивана и Михаила. Они выполняли поручения руководства. Жалование им выплачивалось из кассы предприятия и не малое. Ветераны фабрики открыто возмущались. Смиту старшие, партийные товарищи настоятельно посоветовали созвать общее собрание. Недовольных заклеймить «агентами полиции» и уволить. Что и было исполнено. Проведено, как коллективное решение всего собрания.
Иван и Михаил учили сочувствующих кидать бомбы не покидая территорию фабрики. Оттачивали стрелковые навыки в подвале котельной.
***
Енисейский потянулся к телефонному аппарату.
— Барышня, соедините меня с номером 267.
В трубке послышался треск и шум. Однако спустя пару минут он отчётливо услышал покашливание и голос с характерным кавказским акцентом.
— Да-ра-гой. А скажи, как там наш юный патриот поживает. Что, совсем дела плохи? Ах, умирает. Ну, что же. Наше дело требует жертв. Надеюсь завещание будет составлено в правильном ключе. Ты уж позаботься. Расценивай это, как партийное поручение особой важности.
Хозяин кабинета положил трубку.
***
То же время. Одиночная камера в Пугачевской башне Бутырской тюрьмы
Все старания сестёр Смита не увенчались успехом. Его под залог не отпустили. Следствие совершенно точно доказало его причастность к вооружённому восстанию. Здоровье Николая ухудшилось. Тиф, да ещё в тюремных застенках, и не таких отправлял к Харону.
Правда, заместитель прокурора Московской судебной палаты пообещал отложить передачу дела в суд и даже санкционировать освобождение арестанта из-под стражи до суда.
***
В сумерках надзиратель, в предвкушении получения немалых денежных купюр, за хорошую новость торопливо гремел ключами. Ещё бы. Высокопоставленного узника отпускали таки на свободу. Утром бедолага покинет неуютную обитель.
Камера ответила ему гробовым молчанием. Никто не тянул руки к заветному окошку.
Единственный её обитатель был мёртв. Спустя несколько часов было оглашено поспешное заключение медиков. “Самоубийство на почве психического расстройства”.
Друзья-партийцы в своих газетах выдвинули другую версию.
«Смита лишили жизни «отморозки» из уголовной среды. А охрана тюрьмы тому всячески способствовала».
***
— Ну, ну не томи, что там у него в завещании? — торопил свою помощницу Енисейский.
— Сколько нам отписал? То есть я хотел сказать, на наше общее дело. Руководству партии обещал, что пожертвует двести восемьдесят тысяч золотых рубликов. Но сдаётся мне, что успел таки завещание переписать. С него станется. Что сказать, пацан, он пацан и есть. Читай, не томи.
— Сестра Екатерина унаследует, — словно в театре начала декламировать женщина.
— Этот пункт можешь пропустить. Сия мадмуазель уже давно является любовницей
казначея московской организации партии Виктора Тарабара. Он конечно, между нами, прожженный прохиндей, но человек в нашем деле незаменимый. Правда, сейчас товарищ находится на «нелегалке». Но это ничего. Полицейские ищейки, понимаешь, на него плотно насели. Значит так. Сообщи сама знаешь кому, пусть передаст любителю молодого женского тела следующее. Срочно познакомить Екатерину с совершенно легальным товарищем Алексеем Игнатовским. Он парень видный, просто обязан приглянуться наследнице. Короче, чтобы фиктивный брак заключили как можно быстрее. Иначе денюшки покойного братца успеет промотать.
— Но дорогой! Тебе не кажется, что всё это, мягко скажем, аморально. Неужели у нас сейчас приемлемы вот такие методы?
— Ингриша, успокойся. Чего ты разволновалась. Тарабара, хороший человек. Он своей возлюбленной ничего плохого не сделает. Будет дамочка женой одного партийца и останется пылкой любовницей другого. Для нашего двадцатого века вещь вполне нормальная. Скажи мне, только честно. Смогла бы ты приударить за богатеньким мужчиной из другого, буржуазного сословия?
— Наверно нет, — пробормотала секретарша, опустив голову.
— И я нет. То есть, не смог бы приударить за женщиной из чуждого нам общества. А он, понимаешь, смог. Именно поэтому товарищ Тарабара просто незаменимый для нашего дела человек. Надо бы предложить его кандидатом в члены ЦК. Запиши, потом мне напомнишь. Переговорить по этому поводу с товарищами. Что там дальше. Кому, сколько?
— Брату Алексею.
— Да. С этим придётся повозиться. К нему проверенную дамочку не подошлёшь. Возрастом наследник не вышел. Да и с женщинами подобного сорта у нас, сама знаешь, дефицит. В этом случае мы пойдём другим путём. Будь добра, пригласи ко мне на завтра Камю и Розового. И пусть в обязательном порядке соблюдают все необходимые меры конспирации.
Дальше. Что ещё, кому?
— Старшей сестре Екатерине, на данный момент управляющей всем имуществом покойного.
— Достаточно.
Енисейский, притянул Ингрид к себе.
— С этой Екатериной никаких проблем не будет.
Секретарша удивлённо уставилась на патрона.
— Будь добр, поясни.
— Дело в том, моя дорогая Ингрид, что управляющая фабриками Смита, немного замужем за верный нашим товарищем по фамилии Андрикас. Он, между прочим, юрист, адвокат, и защищал, ну как мог, покойного Коленьку. Тут как говорится, всё пойдёт по маслу. Иди запри входную дверь. Предлагаю по этому прекрасному поводу незамедлительно начать потехи час.
Начало двадцатого века. Город Выборг. Территория Великого Княжества Финляндского
В уютном заведении Тарабара, Камю и главный специалист партии по делам пополнения бюджета Розовый беседовали с опекунами Смита младшего.
— Господа, должен с прискорбием напомнить, что мы все смертны. Это бы ещё ладно. Но некоторые, особенно молодые люди, внезапно смертны.
Камю, обвёл взглядом присутствующих.
— На-дэ-юсь, — подражая кавказскому акценту Камю, вступил в разговор Розовый. — Та-кой вы-ход устроит вы-со-кие до-га-ва-ри-ва-ющие-ся стороны. Ваш мальчик может жить, если не вечно, но очень долго и возможно даже счастливо. Просто не надо стаять между нашей организацией и завещанными ей деньгами. Надеюсь я ясно всё излагаю.
Спустя пару часов собравшиеся пришли к мирному соглашению. Алексею Смиту милостиво оставили семнадцать тысяч рублей. Ещё сто тридцать рублей сестры жертвовали на срочные партийные нужды.
Начало двадцатого века. Предместье большого города в сердце Франции.
— Скажи мне пожалуйста. С какой радости я должен отдавать им то, что на законных основаниях принадлежит нам с тобой и нашим будущим потомкам.
Бывший московский адвокат Николай Адрикас расхаживал по комнате и жестикулировал руками.
— А ты не боишься, что они подошлют кого-нибудь из своих? Надеюсь, ты понимаешь, о ком я. Супруга силой усадила мужа в кресло.
— Должен тебе напомнить, что я в отличие от твоего младшего братца, впадать в депрессию не стану. И Франция не Российская империя. Как ни как Европа. И кавказским товарищам совсем не уважаемого Камю здесь мигом дадут отпор. Если вообще их сюда допустят. Хотят денег, прошу обращаться в третейский суд. У нас тут цивилизация. А я, как адвокат, буду защищать себя, ну и тебя тоже.
***
Андрикас проиграл. Но лишь наполовину. Согласно решению третейского суда, он был обязан отдать наследство. Однако не полностью, а около половины.
Двадцатые годы прошлого века. Советский Союз. Восемь лет спустя.
Учитывая прошлые заслуги, Виктора Тарабару назначили управляющим одного из крупнейших банков страны.
Розовый стал чрезвычайным и полномочным послом в одной европейской стране.
Камю исчез в вихре прошедших огненных лет.
Андрикас вернулся из эмиграции. Новые власти его преследовать не стали. Этот человек имел уникальную способность договариваться с кем угодно. Однако какой-либо значимой карьеры он на старой-новой Родине не
