Медсестра...

слух определял, каков износ тормозов и где ослабли скобы, крепящие кузов к шасси. По стону рессор он уже примерно в пудах мог вычислить массу перевозимого груза и категорически отказывался грузить на один мешок муки, или на пару поддонов хлеба больше нормы. До последних мелочей мог вспомнить тот момент, когда отлетевший камешек сделал крошечную вмятину на крыле, и на какой неожиданной кочке была немного погнута тяга переднего правого колеса. Он по запаху определял, стоит ли уже менять масло в коробке передач и в картере двигателя, а на вкус узнавал, насколько бензин разбавлен водой и из чего сделана смазка: из нефти или из говяжьего жира. Автомобиль был всем, чем сейчас он жил и для чего существовал. Если бы его уволили с работы, он бы спился до смерти в течение месяца, если бы под угрозой увольнения ему предложили работать бесплатно, то он не раздумывая тут же согласился бы. Он согласился бы на всё, только бы не расставаться со своим богом. Своим грузовиком! Каждая маленькая поломка была для него вселенской трагедией, и он не так бы переживал, если бы сломал себе ногу, как переживал из-за того, что на креплении кузова сорвало и разломило на две части небольшой крепёжный болт на десять. 

     Однажды, когда случилась подобная маленькая трагедия, он долго не мог найти себе места. Пришел домой рано, так как редкую для такой провинции запасную часть должны были привезти с машинно-тракторной станции только завтра. Его законной жены Дуси ещё не было дома. Но ему так необходимо было поделиться с кем-нибудь своим горем, что он, не дождавшись, отправился на её поиски. Было уже достаточно поздно. В больнице оставались только две дежурные нянечки, которые, разведя руками, сказали, что Дуся вместе с доктором ушли домой сразу после окончания рабочего дня ещё шесть часов назад. Немного подумав, он решил зайти к доктору, в кабинете которого работала жена, тем более это было почти по пути. Да к тому же жена и раньше рассказывала, что иногда заходит в гости к доктору по рабочим делам.

     По узкой лестнице почти в полной темноте он поднялся на второй этаж и постучал в дверь. Хотя из узенькой щели под дверью пробивался слабый свет, но дверь долго не открывали. Наконец, после четвёртого или пятого настойчивого стука щёлкнул старый английский замок и на пороге появился сам доктор Ашкенази. В длинном атласном сиреневом халате, неведомо из каких времён оставшимся в его пользовании. Одетом на голое и волосатое на груди тело.
     - Здравствуйте, Марк Иосифович! - робко начал Коля, так как жена всегда отзывалась о докторе с большим пиететом и уважением. - Моя Дуся случайно не у вас? – и как-то боком умудрился протиснуться внутрь квартиры, после этого статуей застыв у порога.
     - Да-да, конечно же, - несколько помедлив, отвечал удивлённый доктор, - она у меня, помогает мне писать диссертацию, ээээээ…, это, она таблицы мне вслух диктует, а то, понимаешь ли, неудобно одному переписывать.
     Вся квартирка доктора состояла из кухни, в которой была отгородка под ванну, крошечного коридорчика, который раньше был частью лестничной площадки, и ещё одного небольшого помещения. Так бывшие жильцы умудрились поделить квартиру, которая когда-то занимала целый этаж. Из комнаты, служившей Ашкенази одновременно и залом, и кабинетом, и спальней, доносилась тихая суета, кто-то там торопливо скрипел диваном и ронял на пол лёгкие предметы. Пауза у двух стоящих друг напротив друга мужчин затягивалась.
     - Я ей за это очень благодарен. Не знаю, что бы я и делал без неё. В этой монографии будет и частица её труда, обязательно упомяну её фамилию в списке авторов, - сказал доктор, стараясь грудью загородить обзор маленького коридора. 
Коля промолчал. Наконец, через три минуты из комнаты вышла Дуся с горящими румянцем щеками, наспех затянутыми лентой спутанными волосами и в юбке, неровно, не на ту пуговицу застёгнутой на боку.
     - Я там все бумаги сложила на место, Марк Иосифович. Ну, теперь, раз пришёл Коля, я, наверное, уже домой пойду? - ангельским голоском сказала Дуся.
     - Да, Евдокия, идите, наверное, уже поздно, если мне понадобится ваша помощь, то я вам сообщу позже. Договорились? – невозмутимо попросил Ашкенази.
     - Договорились, - столь же невозмутимо сказала Дуся, и они с Колей вышли из квартиры.

     Шагая по сумеречной улице, Коля долго молчал и, наконец, когда идти молча уже стало невмоготу, он произнёс:
     - Нехорошо сегодня получилось Дуся, очень нехорошо.

     У неё похолодело в желудке. Она не знала, что сказать и как оправдываться. Для неё всё было однозначно. И вариантов для оправданий было не очень много. Первый вариант: всё отрицать и попробовать апеллировать к буйной фантазии и необоснованной ревности своего супруга. Вторым вариантом было во всём сознаться и попытаться разжалобить словами о настоящей любви к мужу и случайной ошибке, которая больше никогда не повторится.
     - Я не сама пришла туда, он меня позвал, – неопределённо сказала она, затягивая разговор и пытаясь понять, какое настроение у мужа, будет ли он её сейчас бить физически или попытается для начала убить морально.
     - Да, ладно тебе, - голосом страдальца произнёс Коля, - что я не понимаю, работа есть работа. Докторам этим делать нечего, вот и пишут всякую хрень, бумагу портят. Ещё и подчинённым своей писаниной покоя не дают. А тут, можно сказать, настоящее горе произошло – прокладку под головкой пробило.
     - Какую прокладку? – на миг замерев на месте от удивления, спросила Дуся.
     - Ну как «какую»? – простонал муж и с отчаянной досадой махнул рукой, выражая таким образом отношение к бестолковости женщин в вопросах технических. - Между блоком цилиндров и головкой двигателя. Понимаешь? Я еду, и тут вдруг раз – машина захромала. Что за звон, думаю, может, масло из картера вытекло? Щуп вынимаю, а там пена. Прокладку пробило, и вода из охладителя в цилиндры попала. Ещё бы немножко – и двигатель заклинило!
Ничего из сказанного она так и не поняла, но на сердце сразу стало легко и свободно, ей сразу захотелось крепко обнять и поцеловать Колю, чтобы он немного успокоился и не переживал так из-за какой-то пробитой прокладки, которую он возвёл до ранга вселенской катастрофы.
     - Так его же, наверное, можно ещё починить? – наивно улыбаясь, безмятежно спросила она.
     - Починить можно, но ты понимаешь, что ещё немного – и я бы мог запороть движок… Да что тебе рассказывать, всё равно не поймёшь, с вами, бабами, только про любовь и тряпки можно говорить, - и он многозначительно замолчал.
     - Понимаю, почему же не понимаю! Сегодня чуть не случилась катастрофа! Всё решали секунды и твоя необыкновенная природная сообразительность и наблюдательность, но всё же благополучно обошлось! И ты не представляешь, как я этому очень рада! Вот за это я тебя и ценю! – Она чуть забежала вперёд, буквально на шаг, развернулась и чмокнула Колю в губы. Если бы в это время кто-то был рядом и подумал, что так Дуся выражает тонкий сарказм, то он бы ошибся. Потому что сарказма в ней сроду не было. И даже две настоящие счастливые слезинки выкатились после сказанного из её больших зелёных глаз...

     Машину через пару дней благополучно починили. Для этого пришлось экстренно собирать партбюро хлебозавода и писать уже в исполком городского комитета партии прошение с длинным обоснованием на добрых двух десятках листов. Оттуда спустили директиву в коммунхоз с письменной просьбой к партийной ячейке разобраться и решить эту проблему как можно быстрее. Уже поздно вечером в горком партии был вызван директор машинно-тракторной станции и под угрозой выговора по партийной линии получил строгое предписание к обеду завтрашнего дня предоставить требуемые запчасти в гараж хлебозавода. Он в свою очередь поручил своему освобождённому парторгу проконтролировать выдачу кладовщиком и доставку прокладки к месту ремонта. Вот так быстро и без волокиты и лишнего бумагомарательства решали эту проблему. Подключили всех, кого только было возможно, на самом высоком городском уровне, но успели точно в срок. Ну нельзя же было ударить лицом в грязь! Что такое, как же так, старый буржуазный Форд всё ещё бегает потихоньку без всяких эксцессов и приключений вот уже десятый год, а новый советский автомобиль приходится ремонтировать чуть ли не каждый месяц. Нельзя так наглядно дискредитировать молодую советскую автомобильную промышленность. Нет никаких сомнений, что иностранные шпионы непременно воспользуются этой оплошкой! Выпустят в газете едкий и подленький фельетон со злобной карикатурой, оклевещут и обольют грязью все наши успехи. Новую прокладку привезли Коле конным курьером и даже в дополнение вручили маленький флажок с жёлтой тиснёной надписью «Крепим оплот социализма, тебе мой труд, моя Отчизна»! 

     Счастливый Коля, целые сутки не вылазивший из гаража, меняя злополучную прокладку, явился домой только ранним утром. Пошатываясь от усталости, но всё ещё горя азартом и вдохновением от благополучно разрешившейся ситуации. Он пах бензином и машинным маслом, на его лбу краснели царапины, рукава его рубашки, закатанной до локтей, цветом напоминали дорожную грязь после долгого дождя. Он взахлёб рассказывал Дусе подробности процесса ремонта двигателя, одновременно хлебая деревянной ложкой жиденький кулеш прямо из маленькой кастрюльки, поставленной на стол:
     - Пресшпановая прокладка с медным ободком по всему краю! Вот такого размера, с четырьмя тоже омеднёнными круглыми вырезами под цилиндры, - он разводил свои запачканные машинным маслом кисти рук почти на метр и при этом поворачивал голову туда-сюда, чтобы не ошибиться с размером, - нет…, чуть поменьше, вот такая, - он немного сводил руки вместе, - на боку надпись «ХТЗ Сделано в СССР», синяя надпись такая крупными печатными буквами, но…, правда, с