Фиделя Парамоновича вызвали Туда. Грозный неразговорчивый курьер, доставивший по месту проживания вызываемого документ Оттуда, вручив Фиделю Парамоновичу повестку, сунул под роспись канцелярскую книгу учёта в зелёной клеёнчатой обложке, сурово козырнул, развернулся через левое плечо и вышел, громко хлопнув дверью. Фидель Парамонович дрожащим руками развернул перечеркнутую наискось красной полосой бумажку и прочитал: «ПОВЕСТКА, №137, Числа 24, месяца 7, года 19.., Гражданину Сиваковскому Фид. Парамон., проживающему адр......., Предлагается Вам явиться в 10 час утра, дня 4, по Быховскому бульв., дом 38, комн. 26. В случае неявки в указанное время Вы будете доставлены в принудительном порядке под конвоем». Супруга Фиделя Парамоновича, Аделаида Павловна, прижав ладони к щекам, беззвучно заплакала. Фидель Парамонович тяжело опустился на табуретку. Бумажка, выпав из его ослабевших рук, тихо спланировала на пол. Сердце Фиделя Парамоновича тоскливо заныло, чуя наползающую беду.
- Ты, мать, не плачь, - сиплым голосом успокоил Аделаиду Павловну Фидель Парамонович, - не хорони раньше времени. Мы люди порядочные, живём как все, законов не нарушаем.
- И-и-и-и, - завыла громче Аделаида Павловна.
- Цыц, баба! - прикрикнул на неё Фидель Парамонович. Подобрав повестку с пола, он решительно встал и сказал, обращаясь к супруге. - Налей-ка, ты, мне водки, мать. И собери узелок на завтра. Самое необходимое. Разберешься.
Следующим днём Фидель Парамонович, вставши с постели грустным и невыспавшимся, выпил горячего сладкого чаю с хлебом, маслом и варёной колбасой «Любительская говяжья», взял узелок, тщательно собранный Аделаидой Павловной и безнадёжным шагом отправился Туда. Путь от дома до бульвара занял у него тридцать две минуты. Он вышел к дому номер тридцать восемь за десять минут до назначенного времени. В вестибюле его остановил дежурный. Фидель Парамонович отдал ему повестку. Дежурный внимательным образом оглядел Фиделя Парамоновича. При виде сиротского узелка губы дежурного дрогнули в едва заметной усмешке. Фидель Парамонович, от глаз которого не укрылось этакая неуставная демонстрация чувств, счёл это дурным знаком. Дежурный позвонил по телефону. Весь разговор брови его хмурились, он выслушивал невидимого собеседника с недовольным выражением лица. Положив трубку, дежурный вернул повестку Фиделю Парамоновичу и сказал: - Подниметесь на второй этаж, третья дверь направо. Уходя, Фидель Парамонович неловко поклонился дежурному, но дежурный уже читал какую-то бумагу, лежащую перед ним на столе и подобострастного унижения Фиделя Парамоновича не видел.
У кабинета №26 Фидель Парамонович на минуту задержался, переводя дух. По коридору ходили офицеры, многие прижимали к бокам серые папки, но никто не обращал на Фиделя Парамоновича никакого внимания. Для офицеров он был как бы несуществующим пустым местом. Фидель Парамонович догадывался, что таким он для них и останется ровно до того момента, пока не переместится в разряд материала, с котором требуется поработать. Не исключено, что произойдёт это очень скоро.
Фидель Парамонович поправил воротник рубашки и робко постучал в дверь.
- Войдите! - раздался голос из-за двери и Фидель Парамонович вошёл.
Офицер в звании капитана, не глядя на вошедшего, приказал: - Садитесь! Фидель Парамонович торопливо опустился на стул, установленный напротив стола, за которым сидел капитан.
- Давайте! - сказал капитан, нетерпеливо щёлкнув пальцами.
- Что?! - растерялся Фидель Парамонович.
- Повестку! - сказал капитан, не поднимая голову от стола.
Филипп Парамонович вложил в пальцы капитана требуемый документ.
- Так! - сказал капитан, впервые за весь разговор обращая свой взор на Фиделя Парамоновича. - Это что? - спросил он, тыкая рукой в лежащий на коленях узелок.
- Вещи, - сказал Фидель Парамонович. - Необходимый минимум. Полотенце, мыло, зубная щетка, паста, носки... папиросы.
Капитан заглянул в повестку.
- Товарищ Сиваковский, - сказал он задушевным тоном, - какая глупость, право слово. Никто не собирается вас арестовывать. Мы же здесь не звери какие-то. Вас пригласили для беседы, а что до повестки, то повестка бумага формальная, годная на все случаи жизни. Ну и, конечно, элемент профессиональной деформации, не стану отрицать. Служба у нас, сами понимаете, тяжелая, где-то неблагодарная, вот и зачерствеваешь душой, забываешь порой, что есть на свете нормальные граждане, обыкновенные честные работяги! Такие как вы, уважаемый Фидель Парамонович. И поэтому, - капитан вытащил из ящика стола серую картонную папку-скоросшиватель, на обложке которой было выведено каллиграфическим почерком: «Дело №1548/79, Сиваковский Ф.П., 19.. г.р., беспартийный, из рабочих, Начато: 21 января 19.. г., Закончено: ….», - мы хотим предложить вам работу. Не волнуйтесь, занятие по вашему возрасту, спокойное и необременительное, однако, предупреждаю заранее, крайне ответственное. Как вы смотрите на это предложение? - Давайте ваши пожитки, - сказал капитан. Фидель Парамонович машинально отдал ему узелок. Капитан бережно положил его рядом с папкой.
- Можно, я подумаю? - спросил Фидель Парамонович.
- Посоветуетесь с супругой, - весело сказал капитан и резко сменив тон, продолжил серьёзно, - можете, конечно, можете. Пяти минут, надеюсь, вам достаточно? - Ладонь капитана, как бы невзначай, придавила папку с делом Фиделя Парамоновича. «У нас не принято отказываться», - почудилось Сиваковскому и он, кашлем прочистив враз пересохшее горло, сказал: - Это лишнее. Я согласен.
- Вот и правильно, - обрадовался капитан. - Сейчас вы пойдёте в отдел кадров. Дальше по коридору, комната № 33, по правую сторону. Паспорт у вас собой? Капитан поднял трубку телефона внутренней связи. - Идите, идите, товарищ Сиваковский, вас там уже ждут.
Сколько не бегай, а от судьбы не убежишь. Истинность этой поговорки Ду-тс-Кан проверил на собственной шкуре. Он был пойман стражниками Дома Радости за незаконным и предосудительным занятием. Ду-тс-Кан бездельно и беспечно чертил во времени и пространстве затейливые петли световых узоров. Стражники довольно грубо отволокли Ду-тс-Кана к Заботливому Брату (по-нашему — судье), который, выслушав показания стражников, мягко упрекнул задержанного в уклонении от общественно-полезного труда и благожелательно одарил его радостью нажимания на т-цок (по-нашему — кнопку) в течении сезона энх-тэ-бо (по-нашему — года). Ду-тс-Кан, послушно согнув колени, позволил стражникам вынести себя из Зала Милосердия, чем вызвал у Заботливого Брата чувство искреннего сострадания. Заботливый Брат учтиво просил стражников вернуть Ду-тс-Кана в Зал Милосердия, после чего милостиво рекомендовал задержанному нашейное кольцо успокоения (по-нашему — ошейник, начинённый взрывчатым зарядом) за то, что задержанный не выказал достаточного восхищения мудростью и терпением Заботливого Брата, согласившегося помочь заблудшему соплеменнику и увеличил срок нажимания на т-цок до энх-тэ-со (по-нашему — до двух лет), с правом досрочно вкусить Радости (по-нашему — быть взорванным), если надзирающим стражникам покажется, что оступившийся сородич не склонен к исправлению. Ду-тс-Кану пришлось склониться в глубоком поклоне, чтобы стражнику было сподручнее замкнуть на его вытянутой шее массивное кольцо успокоения. Заботливый Брат, видя такое обуздание гордыни, позволил наказуемому покинуть Зал Милосердия на своих ногах. Стражники отвели Ду-тс-Кана в Дом Радости и заперли в низкой камере, где не было ничего, кроме дымчатой т-цок и тусклого н-гоф (по-нашему — экрана). Над экраном каллиграфическим почерком был выведен лозунг: «Работа через Радость».
В комнате, куда привели Фиделя Парамоновича, не было ничего, кроме стола, абонентского громкоговорителя, небольшого пульта на столе с единственной чёрной кнопкой в центре наклонённой под небольшим углом панели и маленьким красным экраном над столом. Комната запиралась механическим кодовым замком. Снаружи, в коридоре, прямо у входа, сидел дежурный офицер, у которого Фидель Парамонович должен был регистрироваться каждый раз, когда выходил из комнаты или входил в неё. Трудовой день начинался с 8.00 утра и заканчивался в 18.00 часов вечера. На обед отводился один час: с 12.00 до 13.00. Воскресенье был выходным днём.
Вообще-то кнопок было две. На вторую Фидель Парамонович должен был нажать, если хотел покинуть рабочее место, потому что замок открывался только после того, как была нажата эта кнопка. Кому она сигнализировала — дежурному ли офицеру, или кому-то другому — Сиваковский не знал. Поначалу он забывал её нажимать и тупо набирал код, не понимая, почему замок не отмыкается, но постепенно наловчился и больше такой глупой ошибки не совершал. Работа ему нравилась. Он приходил к восьми часам, запирался, включал радио и читал принесённые с собой журналы и газеты. В двенадцать он спускался в столовую и не торопясь ел. Пообедав, он шёл в туалет, выкуривал папиросу и возвращался наверх, в комнату. Он отработал полную неделю и за всё это время красный экран ни разу не зажёгся. Фидель Парамонович не задавался вопросом для чего нужна была кнопка на пульте и что могло произойти после того, как он нажал бы на неё. Не мудрствуя излишне, он приходил и уходил, ожидая, когда красный экран оживёт.
Ду-тс-Кан провёл в заключении ифт-де-ро (по-нашему — неделю), ожидая, когда тусклый н-гоф осветлится. Кольцо успокоения не давало ему сбежать, иначе он без лишних раздумий сиганул бы в любую из циклично возникающих в камере пространственно-временных воронок. Что оставалось бедному Ду-тс-Кану? Устроиться, подогнув колени, рядом с туманной т-цок и, не мигая, таращиться на тусклый н-гоф. Печальна, ах, печальна участь наказуемого.
человек в длинном коридоре пересёк невидимую черту, красный экран зажёгся, Фидель Парамонович нажал на кнопку
и человек упал
оптический глаз автоматической станции поймал в перекрестье прицела голубой диск планеты, тусклый н-гоф осветлился, Ду-тс-Кан погрузил конечность в туманную глубь т-цок
и земля исчезла.
