Поступок без знаний черчения

оценки по другим предметам, то он просто обязан был разбираться  в чертежах! Ведь ей самой казалось таким простым чертить на доске фигуры, а потом ещё и показывать на них какие-то там сечения! А эти сечения были вообще китайской грамотой для Бжвердинского. Оттого Вера Павловна сначала повышала на него голос прямо на уроке, стыдя перед одноклассниками. Затем, когда пыл её угасал, она в сердцах говорила Славику: «Вот баран!» или «Ты страдаешь баранизмом!», что в принципе означало одно и то же.
«Ну, жердяй, ты и впрямь баран», - даже Генка, и тот смеялся над ним. Хотя сам Генка учился неважно, в черчении он разбирался на удивление хорошо. И с восьмого класса существовал между ними договор: Славик помогает Генке по русскому, а Генка за Славика  выполняет на листках ватмана различные технические рисунки, чертит аксонометрические проекции и что-то там ещё, что в голове Славика никак не хотело «раскладываться по полочкам». Правда, Славику приходилось помогать Генке и по другим предметам, особенно в последнее время, потому что экзамены приближались со всей их неотвратимостью: что там осталось до них? Какой-то год с небольшим хвостиком… Помощь Славика заключалась, правда, в основном в том, что он просто давал Генке списать уже готовые задания, а тот не вдумываясь в содержание, копировал их в свои, не всегда опрятные, тетрадки.
А может быть,  Славик не любил физкультуру с черчением ещё и потому, что по школе упорно ходили слухи, что Вертушинский и Вера Павловна, хотя она и была намного моложе его,  живут вместе. «Надо же, двое противных, а как нашли себя! » - думал Славик. Только вот чем же эти двое были противны ему, он не мог уяснить. Физкультурник вобщем-то был прав, когда говорил о недостаточной физической подготовке Бжвердинского.  Славик и без него об этом прекрасно знал, просто не хотел иной раз сам себе в этом признаться. Права была и Вера Павловна, когда говорила:  «Ты, Слава, в черчении полный ноль». Этого Славик не отрицал даже в мыслях по отношению к самому себе. Единственное, что его обижало, так это то, что она сравнивала его с бараном. Баран же, насколько было известно Славику, был животным отнюдь не глупым. Упрямым – да. Но не глупым!

Когда в один мартовский день Вера Павловна велела Славику остаться, чтобы провести с ним дополнительный урок, Славику ничего не оставалось, как согласиться, хотя – как он предчувствовал -  толку от этого будет мало. Как оказалось,  в своих предположениях он был  прав. Занятие, проводимое Верой Павловной, было похоже на изжеванную ириску, которая тянулась настолько долго, что казалось, ей не будет ни конца, ни края.
Попытавшись в очередной раз донести до Славика тему «Фронтальные разрезы» и поняв, что слова влетая в голову Бжвердинского, тот час же вылетают из неё обратно, Вера Павловна, как ни странно, не стала награждать Славика очередными сравнениями с копытными или прочими животными, а вместо этого сказала: «Ты ведь неглупый парень, и троек по другим предметам у тебя нет. Об этом все учителя говорят. И так не хочется портить тебе аттестат за девятый класс «тройкой» по черчению, но ничего поделать не могу. Больше этой оценки ты, к сожалению, не заслуживаешь». Славик же в этот момент подумал: «Какое счастье, что черчение не надо сдавать на экзамене!».
А Вера Павловна продолжала тем временем: «Хотя нет, учитель физкультуры тоже на тебя жалуется. Ни пробежать кросс, ни подтянуться, ни даже отжиманий сделать ты по-нормальному не можешь!»
«Ну ещё бы ты не знала про физкультуру, - подумал Славик, - Вертухай тебе, наверное, про всех нас в уши свистит».
Будучи по природе своей человеком негрубым, Славик, тем не менее, позволял себе в мыслях некоторые вольности, где мог и к учителю обратиться на «ты», и даже неприличными словами про себя, чтобы никто не слышал, отозваться. Но вместо этого он внезапно спросил: «Вера Павловна, а может мне помочь Вам чем-нибудь? Давайте я Вам новую доску на место старой повешу! Или, может, мне ещё какую-нибудь работу выполнить?» На это Вера Павловна ответила с иронией в голосе: «Спасибо, конечно, но доску Иванов уже завтра повесит». При этом она посмотрела на Славика так, словно хотела сказать: «Что ты можешь? Что ты вообще умеешь? Какие тебе доски вешать? Не дай Бог, доска начнёт на тебя падать, ты ведь её даже не удержишь! Отвечай потом за тебя, как за маленького… »  
По её насмешливому взгляду Славик понял, чтό она хотела сказать, поэтому он вылез из-за своей парты и пошёл к выходу.  Обернувшись около двери, чтобы попрощаться, он увидел, как Вера Павловна смотрит на себя в маленькое зеркало и старательно подкрашивает губы. Славику захотелось в тон ей спросить: «А Вы только и можете, что губы для своего хахаля  Вертушинского красить?». Но тут же спохватился, сообразив, что Вера Павловна при всем своем занудстве и несправедливости умеет не только красить губы яркой помадой – она с отличие от него, Славика Бжвердинского, прекрасно разбирается помимо черчения и в начертательной геометрии, и в деталях машин. И что для неё какие-то там самые простые разрезы и сечения? Раз плюнуть! В то время как он, вроде бы неплохой ученик,  ничегошеньки в этом не смыслит.
Славик тихонько вышел из класса и пошёл по школьному коридору, досадуя на то, что только что увидел и услышал. Дома он уже три или четыре месяца поднимал отцовские гантели, поднимал каждое утро, постепенно увеличивая нагрузку на мышцы. Но они, эти самые мышцы не только не становились похожими на мышцы Иванова – казалось, что они вобще не замечают тренировок. И другие упражнения с гантелями он выполнял, но почему-то пока не видел результатов.
Когда Славик вышел из школы, в лицо ему брызнуло солнце, да так ярко, словно хотело согреть его сразу всеми своими лучами. Славик даже зажмурился на мгновение. Из памяти потихонечку начали уходить все неприятности, которые принёс ему сегодняшний день. Что ни говори – а яркое солнце благотворно действует на человека! Славик пошёл вперёд и даже не задумывался, куда он идёт. Ему хотелось окончательно избавиться от мысли, что «трояк» по черчению, а может быть ещё и по физкультуре испортят ему самый первый в жизни документ образовании. Хотелось так же скорее выкинуть из головы обидные слова и насмешливый тон Веры Павловны, и хоть он, в общем-то, не особо любил её, ни как учителя, ни как человека, её слова и взгляд прочно засели где-то у него внутри. Поэтому Славик шёл безотчётно, куда глаза глядят. Сам того не замечая, он отмахал он уже довольно много. Квартала четыре, наверное. Выбрался Бжвердинский из своих мыслей тогда, когда чуть ли не носом упёрся в недавно отстроенный микрорайон, а вернее – в новые четырнадцатиэтажные дома из разноцветных панелей.
Раньше Славик видел эти дома только издали, но ему часто хотелось как-нибудь совершить вылазку в этот новый район, хотя почему ему так хотелось туда попасть, он и сам не знал толком. А вот теперь, когда он здесь оказался, то внутренне радуясь такой мелочи, Славик  поначалу принялся  бродить туда-сюда среди новостроек, которые окончательно забрали у него плохое настроение. Своей новизной они на него так положительно подействовали, что ли?  Потом, немного утомившись от своей бесцельной, но всё же приятной ходьбы, он стал рассматривать  новые дома, причём рассматривать,  как какую-то диковинку. А всё потому, что вблизи эти дома оказались словно сложенными из квадратиков, которые, перемежаясь, создавали прямо на стене какой-то оригинальный орнамент. Такого Бжвердинскому в его небольшом городке ещё видеть не приходилось. Он и  не знал, что эти дома возведены по замыслу главного архитектора города – молодого и талантливого выпускника Санкт-Петербургской строительной академии, который и придумал строить дома из разноцветных панелей, и располагать их при строительстве так, чтобы они образовывали пусть и несложные, но красивые орнаменты. Тут
Славику впервые в жизни пришла в голову мысль о пользе такой науки, как черчение. Он представил себе, как люди, сидящие в конторах, сидят и вырисовывают, а так же чертят всю эту красоту на бумаге. И как потом из их чертежей получаются стены вот таких симпатичных домов, среди которых прогуляться – и то уже приятно. А уж как, наверное, здорово жить в каком-нибудь таком доме!
Полюбовавшись на эту новизну и яркость, Славик поднялся на ступени ближайшего подъезда, отворил дверь и вошёл внутрь. Его разобрало юношеское любопытство и ему почему-то очень захотелось посмотреть, какие лифты в этих новых домах.  Может быть,  и лифты в этих домах необычные, раз уж сами дома такие  нарядные и непохожие друг на друга?
Когда он вошёл в подъезд, полумрак ненадолго окутал его, а потом Славик услышал какой-то непонятный звук – то ли кто-то взвизгнул, то ли приглушённо вскрикнул, причём голос был высокий, и Славик точно понял, что голос принадлежит женщине. Или девушке - вобщем не мужчине – это точно. Он устремился на этот звук, и… обомлел!  В темном углу около лифта (туда видно не успели ещё как следует провести электричество, а солнечный свет до этого места доходил очень плохо) какой-то мужик что-то пытался сделать с женщиной – то ли отнять сумочку, то ли вытащить деньги…   Если бы Славик почаще смотрел и слушал милицейские сводки, а так же более детально  разбирался бы в статьях уголовного кодекса, он сразу сообразил бы, что свисающий из-под куртки ремень и другие движения верзилы говорили сами за себя. И он сразу бы понял, какие мысли были на уме у громадного по всем параметрам мужика. Но Славик никогда не читал уголовного кодекса в виду ненадобности, да и из телевизионных передач он выбирал явно не те, в которых говорилось о преступлениях. Он только видел, что одной рукой изверг пытался зажать рот своей жертве, которая оседала перед ним всё ниже и ниже, а другой…   Славик на секунду растерялся. Но только на секунду, потому что думать и простаивать на месте, теряя время, было некогда, и Славик,  одновременно ощутив прилив отвращения к действиям громадного по своей комплекции мужика и неизвестно откуда взявшихся сил, сбросил рюкзак и кинулся на помощь.
Он никогда не дрался, не знал даже, как защитить ту женщину, на которую в темноте набросился верзила. Но он не раздумывал ни минуты! При этом он неожиданно для самого себя вспомнил, как отец однажды показывал ему, как нападающего можно внезапно ослепить простым ударом пальцев в глаза, при этом делать всё надо было быстро и решительно. Мысли молнией пролетели в голове Славика и, ударив мужика со всей силы в лицо, он сходу нанёс ему удар ногой между ног (где он только успел этому научиться, а – главное – когда?)  Дальше, всё так же, не раздумывая, он запрокинул ему назад голову и сходу ткнул указательным и средним пальцами в глаз.
Не ожидавший такого поворота событий, мужик дёрнулся и как-то криво перегнулся пополам, потом схватился за глаз, из которого у него сыпались звёзды вперемешку с искрами. А Славик, сообразив, что какое-то время нападавший не сможет сопротивляться, оглянулся назад, на женщину. Его глаза немного привыкли к полумраку, и он увидел, что закрывая ладонями пол-лица, и дрожа, словно лист на промозглом ветру, в углу всё в такой же несуразной позе, в какой