Беженка

      - Выпьете? – он поднял на меня мятое лицо с набрякшими веками.
      До этого мы уже минут пять стояли за одним высоким столиком и не обращали друг на друга никакого внимания, тянули понемногу каждый своё пойло. У меня была водка, у него – «бренди».
      Я неуверенно пожал плечами: как то не привык смешивать. Да и… просто: не привык пить с незнакомыми. Но мужик продолжал смотреть на меня тяжело и внимательно. И постоянно что то дожевывал.
      - Давайте. Не откажусь, - согласился я.
      Он разлил в наши разовые стаканчики. - Подождите, я сейчас... -  Отошел к стойке и вернулся уже с новой бутылкой и тарелкой с колбасной нарезкой и зеленью. – Не берите здесь больше водку, - буркнул угрюмо. – «Бренди» они стараются не бодяжить. Ну, давайте…
      А мне уже было неприятно с ним стоять. Всё  то он знает. И даже советует незнакомцу! А я его впервые здесь вижу! Впервые! Хотя каждую пятницу сюда заскакиваю. Чертовски удобно: рядом с домом, бросил машину на стоянке – и с часок постоять можно после трудовой недели. И хоть бы раз «палёнку» подсунули, а этот – «не бери, не бери» заладил. Кафешка, конечно, так себе: полуподвальная, грязноватенькая, да и кухней попахивает… Но, главное, не шумная и без разных там пьяных разборок.
      - Местный? – спросил меня мужик и сразу же представился, протянув руку: - Юрий.
      - Антон. Да, я рядышком живу.
      Юрий по-прежнему продолжал изучать меня исподлобья. С похмелья он, что ли?  Одет прилично, а щетина недельная… И жуёт всё, жуёт  чего то… Неприятно мне было от его созерцания. Он вздохнул, оглянулся на стойку, спросил меня:
      - Курят здесь?
      - Курят, курят. Курящее кофе.
      Покурили, погрызли свежие огурчики, снова разлили.
      - Антон, я девушку одну ищу. Видел, может? Я тебе сейчас фотку покажу, -  он полез  во внутренний карман куртки, затем в боковой. Нашел. – Не думай, я не из ментовки. Жила у меня, а неделю назад пропала, - глухо сказал он, протянул фотографию. – Шастаю здесь, ищу её… Может, кто знает или видел… Бомжатники все облазил…
      Он сразу же налил по новой, но пить не стал. Держал стакан в ладони и смотрел на меня. Но уже не набычившись, а с надеждой. И перестал жеваться.
      Молодая женщина, чернявая, симпатичная… Только красота какая то у неё… измождённая, потухшая, что ли…
      - На цыганку похожа, - сказал я, возвращая снимок. – Нет, не встречал.
      - Не встречал, не встречал… - машинально повторил собутыльник, пряча фотографию. – Не судьба, значит… Эх, Галина…
      - Родственница? – спросил я равнодушно.
      - Нет, - он опрокинул в себя «бренди». – Беженка с Украины.
      Видимо, на лице моём появилось удивление. Юрий это заметил и начал рассказывать.
      Они познакомились по интернету ещё три года назад. Прокомментировали на литературном  сайте какое то понравившееся обоим стихотворение, затем «зацепились» друг за друга, начали переписываться. А затем она пропала на целый год. Не до интернета ей было. На Украине началась заварушка. Она написала ему, когда убили её мужа в донецком ополчении. И снова завязалась переписка. И слово за слово, строчка за строчкой она пересказала ему свою короткую тридцатилетнюю жизнь.
      Родилась и училась во Львове. Работала медсестрой. Три  года назад, отдыхая по путёвке в Киеве, познакомилась с парнем из Донецка. Поженились, и она переехала к нему. А полгода назад его убили. И жизнь кончилась. Ни родных, ни детей, ни друзей, ни жилья… Не будешь же жить у родителей погибшего мужа… И – обстрелы, обстрелы… смерти, смерти… А из родного Львова, узнав, что муж в  ополчении, передали: «Не приезжай. Опасно и для тебя, и для нас. Здесь знают, что он был в ополчении..."
      - И так, понимаешь, я к ней привязался с этой перепиской!.. Будто с сестрой письмами обменивался, - уже довольно громковато излагал Юрий. «Его» бренди мы  опустошили, я сходил за «своей» долей. Но окружающие на нас внимания не обращали. – Представляешь, как ей там жилось? Жуть!  Чего, думаю… решай. С женой поговорил, переписку ей нашу дал почитать, фото… К матери, уж, вдвоём подкатили, один бы я не решился. А та на дыбы встала: куда нам чужого человека?! В общем, крик, слёзы, ругань!.. Не из-за чего всё это… Четырёхкомнатная у нас, дочка с семьёй в Москве живёт. А нас трое: я да жена с матерью. Как в лесу теряемся… И зарабатываем неплохо, кафелем да обоями с женой  торгуем, два магазинчика у нас… Да пенсия материнская… Эх, - вздохнул он. – Чего мамаша вздыбилась? А раньше сопереживала, охала: «Бедная, как она там? Помочь надо… Война проклятая…».  А до дела дошло… Помогла, тоже мне… - Он с трудом достал из пачки сигарету, прикурил, пыхнул в сторону дымком. – Если б не жена – не уговорили бы… Говорит: «У нас, мам, продавца не хватает, её возьмём. Какая разница, кому платить? А потом обустроится понемногу, жилье снимет…»
      Он с ожесточением растоптал в пепельнице только что прикуренную сигарету.
      - Не обустроилось… - продолжил он с тихим отчаяньем. -  Пожила у нас три месяца. Чистоплотная, аккуратная… Вечеряли после работы, разговаривали – милейшая дивчина. Только от войны своей всё отойти не могла: дверью стукнут нечаянно – она аж подпрыгивает от страха. А по работе никаких нареканий! Начала в фонды ходить, чтобы  легально оформиться… в этот…  в управление федеральной миграционной службы, - кое-как, с расстановкой выговорил он. – И всё. Покатилось. У неё, оказывается, двойное гражданство: Молдавия и Украина. Это родители её ещё постарались при рождении. На всякий случай. На Донбассе паспорт тоже не поменяла; не успела, не до того было. В общем, … полный, - он даже не заметил, что выругался. – Ни прописки не дают, ни лицензии на работу. Я с ней месяц все службы объезжал, знакомых притянул, бумаг уйму заполнил, заявлений, что сам её пригласил и что у меня живёт и работает… А потом… потом  и ко мне налоговая с проверками нагрянула, видимо, из миграционного стуканули. Здесь, уж, и меня прессовать начали. Хорошо, что проверяющий добрый мужик попался, вник в ситуацию, посоветовал, как выбраться. «Отвечать ты будешь, как пригласивший и взявший на работу без лицензии…» И штрафы огласил. Я прикинул: обе фирмы продать – и то должен останусь.
      Вечером уселись на совет. А чего совещаться? И так всё ясно. С регистрацией – полная задница, выселка грозит. В «тёмную» жить и работать – тоже до первого случая. Мать молчит, жена молчит. Галина говорит: «Мне бы только обратно, до границы добраться…» И плачет.  Вот. Помог, называется, человечку от сердца, - Он невидящими глазами обвел помещение. – И, ведь, думал же, когда приглашал: «Счастливой не сделаю – так, хоть, менее несчастной…» А оказалось…
      Мы помолчали. Дымили потихоньку и молчали.
      - …Неделю назад ушла. Отпросилась часов в одиннадцать с работы, дескать, документы какие-то оформлять – и исчезла. Вечером приходим -  мать молчит, как воды в рот набрала. Потом разговорили… Когда Галина пришла в обед, маманя моя, слово за слово, навысказывала ей всего. Та сумку свою схватила, куртку и ушла. Спрашиваем мамашу: ты чего ей сказала? Что ты о ней знаешь то?! Оказывается, выговорила ей, что фирмы наши разорила, по миру пустить хочет, а сына, меня то есть, посадить могут! Ну, и всё такое… Вот, что у стариков за дерьмо в башке скапливается к старости, а?
      Опять долго молчали. Я разлил по стаканчикам, хотя в голове уже порядочно кружило.
      - Может, за столик сядем? – предложил собеседник. – Устал я на ногах за день.
      - Нет, - помотал я головой. – Закосею, если сядем. Трудно мне сидеть.
      - Ну, смотри… - перешел по-простому на «ты» Юрий. – Тогда брать больше не будем, это допьём. А на мать я обиделся, страшно обиделся! Да ещё и проговорилась, что с месяц ей это говорит, когда нас дома нет. А маманя у меня… кому хочешь плешь проест.
Вот  куда Галка ушла? Куда она сейчас? Ни город не знает, ни подруг нет… Тоже мне: позвали, обогрели и … выгнали! В петлю бы не залезла от безнадёги. Я уже все морги и больницы обзвонил. В полицию пришёл – те кривятся. Я так понял: не будут они её искать. Но заявление оставил. Сейчас, вот, по району шляюсь, спрашиваю у всех, пока жена одна в фирме горбатится. Галка же половину своих документов у нас оставила. И денег у неё кот наплакал… Заметут. Или пришьют какие-нибудь уроды…
      - Ищешь то зачем? – Нога у меня отчаянно занемела от долгого стояния, в икре покалывало иголочками. – Чем ты ей сейчас поможешь?
      - Не знаю, - тоскливо ответил он. – Всё равно искать буду.
      - Это правильно, - я разлил остатки. – Давай за удачу. - Выпили. Я нашарил свою курточку, висящую под столиком на крючке. – Ищи, Юра, ищи свою Галину. Помоги, пожалуйста.
      Он недоуменно смотрел на мою левую руку с протезом.
      - Где потерял то? А я думаю: «Чего он всё одной рукой делает?» А ты… - он торопливо помогал мне просунуть  руку в рукав. – На станке, что ли?
      - Ага, - я посмотрел на часы. Да, пора. –  На пулемётно-револьверном. Не заморачивайся, Юр. В Чечне это, осколком. Когда очнулся – сдохну, думал. Кранты! Ничего. Местные спрятали, подлечили. Наши пришли – им передали. Вот, живой… И ты свою Галину ищи. Может, и ты спасёшь.
      И я захромал к выходу. Осколок в ноге тоже ныл.