Ися-амя налила в глубокую пиалу немного воды, сильно дунула на её поверхность и бросила в чашку слегка скрученную белую нитку; широкой ладонью правой руки накрыла
пиалу, а левой едва коснулась головы притихшей девушки. Закрыв глаза, колдунья быстро-быстро пробормотала какие-то отрывистые фразы на китайском, затем, медленно
отводя руку от чашки, старуха, зловеще выпучив большие чёрные (в тот момент совершенно пустые) глаза, резко повернулась к двери и громко произнесла на корейском языке:
- Кто ты, доселе неизвестное, но так знакомое мне дитя? Откуда ты? Да, правильно... Так... Да-да, тебе вечно 17 лет! Ты - Фрося!
Вмиг побледневшая Катя схватилась за край низенького круглого стола и тихо сползла со своего стульчика к ногам приходившей в себя колдуньи. Ися-амя отдышалась, медленно
повела головой как слепая черепаха, тяжело тряхнула седой копной густых длинных волос и, уронив крупные сильные руки, болезненно сморщила сухие губы.
- Ну? - закричала знахарка, как только прояснились её глаза, - и что ?
- Я собралась замуж, он очень хороший, - быстро повторила Катя, не чувствуя себя от страха и горького сожаления (и дёрнуло сюда!) Ися-амя сверкнула блестящими зрачками немигающих глаз:
- И в чём дело?
- Он как будто женат, - в испуге запнулась девушка и, вдохнув побольше воздуха, немного помолчав, неуверенно продолжила бесцветным голосом,- был женат... почти... так...
- Он не был женат! Ни разу! А его девушка - умерла! - злобно и внятно загремела колдунья.
- Да, амя, это так... Но я... мне...
- Ты постоянно чувствуешь присутствие мёртвой? Так она и сейчас рядом с тобой. Вон стоит - плачет!
- А как от неё избавиться? Помогите мне. Я пришла к вам за помощью,- тихо и неуверенно вымолвила девушка, вдруг почувствовав, что эта ведьма никак не может быть её спасительницей.
-Ты, - колдунья ткнула пальцем в грудь измученной вконец девушки, - ты ничего не сможешь! Никогда! Сможет только Костя, только он один, сам!
Через 3 дня, за тем же низеньким столом, напротив всевидящей Ися-ами сидел Костя - молодой, красивый, строго подтянутый, прекрасно развёрнутый физически.
- А, жених! - грубо, с неприятной насмешливой ноткой в голосе приветствовала парня колдунья, когда тот едва переступил порог низенького дома, - где же твои обещания Фросе, а?
Садись, я хочу послушать тебя, жених!
- Бабушка, я не просто обещал, я поклялся, что любить её буду и в жизни, и в смерти; что последую за ней и в рай, и в ад.
- Чем же она так не подошла твоим сёстрам? Одна - старше тебя на 4 года, до сих пор - ничья; другая, неглупая, тоже нелюбима, никем! Или я ошибаюсь, а, жених!
Слово "жених" она произносила ужасающе: с издевкой, сквозь зубы, ненавистно, со смехом!
- Ну, так откроем горькую память твоей неугасимой, глупо прерванной любви! Начинай... - глаза ведьмы неожиданно стали завораживающе-искристыми, даже тёплыми и Костя,
ещё миг назад готовый бежать от злобной старухи, весь потянулся к ней, как тогда, когда понял, что жизнь его матери тает на его глазах и огромная жалость безумно толкала его
упасть на колени и плакать.
- Моей Фросе было 17 лет, мне 21 год, когда она забеременела. Наши матери всю жизнь были подругами, и сёстры любили мою девушку; но моё решение жениться на Фросе
повергло семью в невыразимое отчаяние, особенно были против сёстры. Время шло, живот у Фроси ещё не был заметен, она по-прежнему ходила в школу -
заканчивала 10-ый, выпускной класс.
Но перед Последним звонком, её, всю измазанную кровью, сняли с петли... - Костя замолчал, пытаясь успокоить учащённо забившее сердце, глубоко вздохнул, тихо вспленув руками.
- Бедная, - протяжно, с горьким стоном подхватила старушка, - она сначала порезала себе руки, но, не дождавшись смерти, сплела тонкую петлю из своего поясочка от любимого
платья. А когда её нашли, она стояла на коленях; узкий конец пояса тянулся к ржавой ручке разбитого окна тёмного сарая...
- Потом бедную девочку уложили на широкую неструганную доску, - сдерживая изо всех сил слёзы, продолжил Костя, но Ися-амя мелко махнула парню в лицо, чтоб он замолчал и тихо вздохнула:
- Лицо её, красивое и умиротворённое, было исполнено такого спокойствия, что ты подумал: Фрося теперь свободна, она всё решила - и за себя, и за меня.
- О, бабуля, я так и подумал! И я решился! Но именно в тот момент у матери случился обширный инсульт. Резко осунувшийся отец, не стыдясь слёз, тряс меня за плечи:
"Я не стану жить без тебя, прости и пожалей нас; надо продержаться и выжить, чтобы жить! Мы должны были сказать тебе раньше, что у твоей Фроси и на лице, и на руках, сразу
после её рождения, знающие люди указали на линии горя, несчастья, несудьбы! Мы не могли позволить тебе взять в жёны именно её!" Бабуля, как можно верить
в такие глупости!
-Через год мамы не стало, - продолжил Костя после долгого молчания, - я уехал в Омск, и, как дипломированный специалист, выпускник КАЗГУ, быстро устроился на завод
технологом. На девушек не смотрел, лишь работал, высылая больному отцу и сёстрам (теперь притихшим и поумневшим) больше половины своей зарплаты. Прошло 7 лет со дня
смерти Фроси... Судьба послала мне Катю.
- А дух твоей Фроси не оставляет тебя ни на минуту, жених! - добрая знахарка вновь превратилась в ведьму! Но Костя уже не мог, да и не хотел сердиться на неё - так легко и просто
приняла она в своё сердце его долгую боль, его не высказанное до этой минуты горе, его страх перед новой любовью - страх за женщину.
- Не дух её не оставляет меня...Она сама, живая! - осторожно поправил он всезнающую ведунью, - И ещё, амя, мне очень хочется спросить у вас о моём отце. Сколько ему ещё
мучиться и что происходит с ним? Что у него на душе?
Колдунья резко повернулась к двери:
- Что скажешь, девочка? Очень правильно. Да...
- Что?! Кто это, кто? - вдруг закричал Костя, задыхаясь от неизвестно откуда появившейся густой холодной волны; но взглянув на старую женщину, немного успокоился, страх
отпустил его: лицо Ися-ами светилось счастьем, глаза пылали огнём бесконечной восторженной любви, даже щеки покрылись лёгким румянцем!
- Твоя Фрося говорит, что не может рассмотреть душу твоего отца. Там, где тяжело страдает тело, разглядеть дух или даже просто душу - почти невозможно! Твой отец сильно болен.
Но твой приезд быстро вылечит его. Живи с отцом, вместе с Катей... А твоя девочка снова плачет, жалея, что у тебя никогда не будет детей, ни от кого.
Неожиданно для самого Кости, Ися-амя впилась немигающими зрачками в его лицо. Косте стало не по себе: он явно чувствовал, как эта старуха (она снова стала ведьмой!)
остро входит в его сердце и ворошит в нём каждый кусочек его короткой, но такой непростой жизни, болезненно переворачивая каждую страницу прожитых лет!
По телу пробежала лёгкая дрожь, теперь Костя серьёзно опасался наихудшего: сейчас эта злыдня назовёт его трусом, исполосует когтями всю его душу и он, Костя,
которому нет и 30 лет, превратится в труху, в ничто!
А колдунья, глубоко упиваясь своим потусторонним звёздным экстазом, разбрасывала по комнате живые, звенящие слова!
И эти слова, ударяясь о стены, отчётливо звучали в воздухе:
- Я последую за тобой, Фрося, и в рай, и в ад! Мы всегда будем вместе, Фрося, и в жизни, и в смерти! Я люблю тебя! Ты - моя единственная любовь в мире!
- О, господи, - взвыл в отчаянии "жених", - да она же выколачивает из меня все мои клятвы и признания в любви! Что же теперь останется во мне?
Но вот знахарка сделала едва уловимое змеиное движение всем своим телом, левой рукой неожиданно больно ткнула парня в область груди, а правой тяжело прорезала воздух
сверху - вниз:
- Выходи, выходи из души! Ты теперь - моя дочь!
Старуха, выпрямившись во весь рост, глядела в угол потолка, в то время как Костя, заметно побледневший, тихо застонав, повалился навзничь, поражённый то ли волей колдуньи,
то ли собственным страхом. Он был без сознания. А Ися-амя, озарённая внутренним огнём неземного величия, протянув руки, нежно гладила воздух и восторженно повторяла:
- Я принимаю тебя! Отныне и вовеки ты - моя душа! Теперь ты - это я! Фрося!
Востока.
