Глава шестая
Они вошли в мою жизнь решительно и без спросу. Раздвинули одним махом границы моего утлого холостяцкого существования, возникнув буквально ниоткуда, словно и впрямь спустились ко мне с небес, и я остолбенел от удивления и восхищения, от которых даже сейчас, по прошествии лет, все еще до конца не опомнился.
Это случилось однажды, поздним холодным осенним вечером, когда я, уставший и невыспавшийся, вернулся с работы домой, мечтая только о горячей ванне и теплой постели. Вообще, в последний месяц я чувствовал себя ужасно скверно: осень стояла промозглая, то и дело моросил нудный мелкий дождь, и на душе у меня было почти так же серо и неказисто, как снаружи, на улице. Я мучился какой-то до омерзения упорной, стариковской бессонницей, принимал отвратительное снотворное, от которого по утрам трещала голова, но в отпуск не просился – после загадочной смерти доктора Марио Эвердик почти затосковал. Он всегда тосковал, когда чего-то не понимал, и лезть под его тоскующую руку с заявлением на отпуск мне не хотелось.
Загнав машину в гараж, я поднялся на третий этаж, открыл двери своей квартиры, набрав пятизначный код, и, едва войдя, напряженно замер у порога. Во-первых, во всех комнатах горел свет, чего в мое отсутствие категорически не полагалось; во-вторых, в гостиной работал телевизор; в-третьих, в прихожей под столиком стояла посторонняя обувь – какая-то странная, ужасно растоптанная, грязная и маленькая, навроде как детская. Из всего увиденного однозначно следовало, что кто-то незваный находится в моей квартире, расположившись по-хозяйски и даже не пытаясь скрыть своего присутствия.
Осторожно, чтобы не щелкнуть замком, я закрыл дверь и на цыпочках прокрался в гостиную. Появления каких-то врагов у себя дома я не предполагал, воры тоже отпадали – какой же нормальный вор будет смотреть телевизор в ограбленной им квартире! Обувь? Ну, что обувь? Она, конечно, не вписывалась ни в один реальный сюжет, но мне почему-то пришла в голову мысль о Рогнеде. Сегодня я его на работе не видел – загулял он, как видно, гад, и решил вечерком заглянуть ко мне извиниться и, может быть, вместе раздавить шкалик. Во всяком случае, код моего замка знал только он.
Однако в гостиной я увидел не Рогнеда. Вначале мне даже подумалось, что все это мне мерещится от снотворного, столько времени истязавшего мой измученный бессонницей мозг. Но нет, черт побери, картина, представшая моему взору, была реальна на все сто. Передо мной на моем любимом широком диване сидела совершенно незнакомая мне хорошенькая девочка-подросток лет двенадцати, в сером свитерке и синих шерстяных брючках. У нее были длинные волнистые каштановые волосы, схваченные на затылке в «конский хвост», и неправдоподобно зеленые, просто-таки малахитовые глаза Медной Горы Хозяйки. Рядом с ней, свернувшись калачиком и забившись в уголок, спала другая девочка, значительно младше первой, огненно-рыжая, стриженая и вихрастая, как мальчишка, закутанная в мой любимый японский плед.
Завидев на пороге мою остолбенелую от изумления, тупо хлопающую глазами фигуру, старшая девочка поспешно выключила телевизор, бросила пульт и вскочила почти по стойке смирно.
– Простите, сэр, здравствуйте, сэр, – произнесла она на безукоризненном английском, – мы тут у вас все повключали.
– Это я уже заметил, – кивнул я, стараясь казаться спокойным. – А как вы, собственно, вошли? У нас, вообще-то, кодовые замки и в подъезде, и на моей двери.
– Я могу открыть любой замок, сэр, – доложила девочка. – Вас не было, мы звонили, а на улице холодно, вот мы и решили войти…
– Ах, вот как… – пробормотал я, мучительно стараясь сообразить, что бы это все значило. – Ну, и сколько вас? Только двое? Или в соседних комнатах еще кто-то есть?
– Только двое, сэр. Больше никого.
– Уже легче. Что ж, раз уж вошли, тогда здравствуйте. Чем могу быть полезен?
– Вам письмо, сэр! – девочка вынула из кармана брючек сложенный листок и протянула мне.
Листок был ужасно мятый, весь какой-то грязный и в дырочках, словно писали на неровной поверхности. Но стоило мне только его развернуть, как меня сейчас же бросило сначала в жар, потом в холод. Почувствовав слабость в ногах, я добрался до кресла, плюхнулся в него и уставился на послание. Это был так хорошо знакомый мне почерк – почерк Ларисы. Писала она по-русски, ужасно коряво, словно в невероятной спешке:
«Сережа, дорогой мой, это Тэнни и Айка. Они из «Аплоя», но они наши. Честное слово, наши! Посылаю их к тебе, потому что больше некуда. Я знаю, ты имеешь право на меня сердиться, но, умоляю, в память о твоих чувствах ко мне спаси этих детей! Их преследуют. Спрячь их куда-нибудь, они обязательно должны жить! Меня не ищи, я серьезно ранена и все равно не выживу. Тэнни и Айка защищали меня до последнего, но что они могут, маленькие, против этой банды!... Девочек ни о чем не расспрашивай. Если захотят, сами тебе расскажут. Они просто замечательные, просто чудесные девочки, поверь мне. Но они столько пережили, что постарайся поменьше задевать их прошлое. Я их очень люблю, Сережа. И тебя всегда любила и люблю. Прости за все и не оставь Тэнни и Айку. Твоя Лариса».
Оглушенный прочитанным, не отрывая взгляда от листика, я машинально полез в карман за телефоном. Я не знал, кому буду звонить, но делать-то что-то было нужно.
Молниеносный удар невероятной силы вышиб у меня из рук телефон. Он пролетел через всю комнату, хрястнулся о стену и рассыпался на запчасти. Рука моя умерла.
– Айка, ты что, рехнулась! – услышал я сквозь боль возглас старшей девочки.
Малышка, которая только что выглядела крепко спящей, сейчас стояла передо мной в боевой позе, с горящими глазами и гневно расширенными ноздрями, и казалась пылающим рыжим растрепанным факелом:
– Он же хотел позвонить! Он хотел нас сдать!
Судя по всему, это она мне поддала.
Совершенно обалдевший, я пялился то на свою обездвиженную руку, то на дикую рыжую девочку, которую ее старшая подруга поспешно схватила в охапку, чтобы не позволить ей снова на меня кинуться:
– Нет, Айка, нет, это ведь и есть дядя Сережа, про которого нам говорила Лариса! Успокойся, он наш! Ты что, не узнала?
То, что я все-таки «наш», было очень отрадно услышать.
Рыжая девочка расслабилась, испуганно и виновато заморгала, вся покраснела от стыда и пробормотала, опустив голову:
– Ой, простите, пожалуйста, я нечаянно… – и вид у нее при этом сделался жалкий-прежалкий, словно это не она меня, а я ее ударил.
Я быстро, но внимательно окинул ее взглядом. Странно, но при всей ее огненной рыжести на лице у нее не было ни одной веснушки, да и глаза были темные, глубокие, почти черные, какие редко увидишь у рыжих людей. Вообще же это была совершенно очаровательная и даже какая-то трогательная девчушка, с милыми пухлыми губками, курносым носиком и маленькими, немного остренькими ушками, за которые она все старалась зачесать свои непослушные вихры. Одета она была в длинный, не по росту, балахонистый малиновый свитер с подкрученными рукавами, который доставал ей ниже колен, но ножки у нее были голые и даже без носочков, так что если она в таком виде бродила сегодня по Праге, то, несомненно, должна была жутко продрогнуть.
– Не сердитесь, сэр, она не узнала вас по фотографии, – извинилась за подругу старшая девочка, которую, следовательно, звали Тэнни.
– До свадьбы заживет… – понадеялся я, потому что рука начинала понемногу приходить в чувство. – Телефон вот жалко. Дорогой очень. А вообще-то, удар был на славу. Хорошо, что кость цела.
Я с кряхтеньем поднялся из кресла, осмотрелся и пришел к выводу, что большого беспорядка в моей квартире девочки все-таки сумели не создать. Еще раз внимательно окинув их взглядом, я только сейчас понял, как они обе устали. У Тэнни были даже темные круги под глазами, а на верхней губе кровоточила трещинка, но держалась она молодцом, взгляд у нее был очень разумный, совсем взрослый, и вообще, она была какая-то не по-детски серьезная, очень подтянутая и решительная – этакий маленький хрупкий Стойкий Оловянный Солдатик, который умрет, но слабости своей не покажет.
– Есть хотите? – наконец-то ко мне начала возвращаться способность соображать.
– Если честно, то да, сэр… – ответила Тэнни потупившись.
– Тогда все-таки придется позвонить, – сказал я. – В ресторан, в ресторан. Еды у меня нет, сам не готовлю, надо заказать. И вот еще что. Давайте, чтобы никаких сэров. Дядя Сережа будет намного лучше. Договорились?
Обе мои гостьи радостно закивали.
С квартирного телефона я позвонил в расположенный неподалеку ресторан, в котором всегда заказывал себе еду, и через пять минут ужин на троих был со всею солидностью доставлен.
Надо было видеть, как загорелись глаза у девочек, когда сразу столько всего съестного и вкусного возникло на столе. На еду мои гостьи набросились так, словно не ели неделю. Было заметно, что они смущаются из-за своего аппетита, но сдерживаться им, видно, было совершенно не под силу, и они глотали еду кусками, еле прожевывая, будто хотели насытиться на месяц вперед. Я подумал, что так можно и расстройство желудка получить, но что тут скажешь двум несчастным, голодным детям, на которых просто больно было смотреть! Я молча подкладывал им кусочки получше и сам не заметил, как они умяли не только свои, но и большую часть моей порции.
После ужина Тэнни благодарно взялась помогать мне убирать со стола.
– Вы нас не выгоните, дядя Сережа? – тихо спросила она, стоя на кухне перед мойкой и протирая салатницу полотенцем.
– Куда же вас гнать-то? – вздохнул я. – Живите пока. Вот только что с вами делать и как выполнить просьбу Ларисы, я, честное слово, ума не приложу… Кто вас преследует?
– «Аплой», – почти шепотом ответила девочка.
– Но ведь «Аплоя» больше не существует.
– Мы же существуем, – сказала она печально, – а мы – создания «Аплоя».
Я вспомнил, что Лариса просила ни о чем их не расспрашивать, и решил, что, по крайней мере, в настоящий момент ее просьба не лишена смысла: девочки были очень измотаны. После ужина это стало особенно заметно, а Айка, кроме того, как мне показалось, была еще и простужена – она покашливала и ежилась. Ее явно знобило.
– Это рыжее неистовство – твоя сестра? – все же спросил я.
– Нет, скорее подруга по несчастью, – ответила Тэнни. – Но я ее очень люблю. Она хорошая, ласковая…
– Да, меня она уже приласкала.
– Вы все еще сердитесь? Она просто спросонья не поняла…
– Да не сержусь я, только вот рука болит… Кстати, а где вы видели мои фотографии?
– У Ларисы были…
– Надо же… Не думал, что она носила с собой такие вещи…
– Вы обижаетесь на Ларису? Она сожалела о своем поступке.
– Чего уж теперь обижаться… Любил я ее. И до сих пор люблю. Она была взбалмошная девчонка, но самый честный, самый храбрый человечек на свете. Она что, на ваших глазах умерла?
– Она была тяжело ранена, но мертвой мы ее не видели. Она написала записку, дала ее нам и велела бежать и спасаться.
– Матерь Божья! От кого?
– От «Аплоя».
– У вас была стычка с солдатами «Аплоя»?!
– Хунту на Островах поддерживает «Аплой». Благодаря ему она и пришла к власти. Вы разве не знали?
– Вообще-то, догадывался. Но ведь Лариса уехала на Острова четыре года назад! Что она там
