Вокруг всё поля и поля. В июле нещадное солнце сжигает траву и молодые листья на берёзовых ветвях. Сильный и горячий ветер с юга поднимает клубы пыли, а иногда вдоль дорог вырастают пылевые столбы, похожие на маленькие смерчи. Летом - всё солнце, жара и ветер. Сёла в этих краях прячутся в овраги, жмутся в поймах рек за высокими кустами боярышника и старыми, оплывшими вётлами. Деревья словно в кольчугах – в наростах растрескавшейся коры. Вдоль реки, у самой воды, в болотистых низинах бродят ленивые коровы. Впрочем, не бродят, а больше стоят, как тяжкие изваяния и словно к чему-то прислушиваются, повернув куда-то в сторону свои длинные рогатые головы. Иногда глухо и зловеще мычат, если мимо идёт путник.
Однажды весенним, прохладным вечером я пробирался по этим заболоченным местам, спеша с дачи на остановку местного автобуса, который ходит тут всего два раза в сутки – рано утром до ближайшей станции и поздним вечером – в районный город. Но на автобус я не успел. Как видно, он ушёл чуть раньше, и я остался стоять на пыльной площадке, где заканчивался асфальт и где автобус разворачивался и следовал в сторону шоссе. Возвращаться на дачу мне не хотелось. Я уже распрощался со всеми, всем своим друзьям пожелал доброй беззаботной жизни и, думаю, они тоже были рады, наконец, освободиться от меня. Да и идти туда, в обратную сторону, нужно было через сырой, ещё не просохший после весеннего половодья, заросший молодой порослью осиновый лес. Я и так уже промок в этом лесу, когда потерял узкую, петляющую между поваленных ветром стволов старых деревьев тропинку и залез в топкое болото, а тут ещё и поздняя майская темень наваливалась всё сильней и сильней… По лесу сейчас было уже не пройти – там ночью не видно ни зги, лишь только где-то высоко над головой, над ветвями деревьев чуть тлеют, как светлячки холодные вешние звёзды.
Предстояло провести ночь на автобусной остановке. Тут был небольшой навес и скамейка с изрезанными местной ребятнёй деревянными брусьями сиденья. Идти ночевать было положительно не к кому! Где-то на краю села жила немного знакомая мне бабушка Марья, мы с ней не раз ездили одним автобусом и разговорились как-то по дороге, но у неё дома я никогда не был и точно не знал, где он находится. Бабушку Марью всегда встречал у автобуса целый выводок ребятишек - двое мальцов и одна девчонка - все, как на подбор рыжие. Это были её внуки и внучка - наследство, оставленное ей её дочерью, давно сгинувшей где-то в дальних краях, уехавшей искать своё счастье вместе с неким заезжим мужиком. Впрочем бабушка Марья не грустила. Она получала на сирот маленькое пособие от социальных служб в местном райцентре, держала двух больших удойных коз и ездила часто в город продавать свежее козье молоко. У ней там уже были свои постоянные покупатели, чем она очень гордилась. Выручал и огород. Внучата её оказались ребятами послушными, не огорчали свою бабусю, учились хорошо и помогали ей в огороде. Так что бабушку Марью я всегда видел улыбающейся, и представлял её себе очень оптимистичной и добродушной старушкой. Да, пожалуй, надо было бы пойти, поискать её дом... Я было уже встал со скамейки, чуть поёживаясь от весенней ночной сырости, вышел из-под навеса... и тут увидел её...
Она появилась в конце длинной пыльной деревенской улицы словно светлая тень на фоне тёмно-синего, почти фиолетового ночного весеннего неба. Мне даже почудилось, что она бесплотна и апрельские звёзды слегка просвечивают сквозь неё... На ней был короткий светлый плащ и рюкзачок за спиной. А голова завязана косынкой, какой-то пёстрой, но тоже светлой. Сколько ей было лет... я даже не смог определить. Очень молодая, так показалось вначале, а после я увидел паутинку морщинок у глаз - и она уже не казалась мне такой молодой. Но это было после. А тогда, в первый момент, я разглядел просто молодую девчонку, немного растерянную, видимо от того, что попала в такую же ситуацию, как и я - ушёл последний автобус... и что делать дальше?..
- Значит, будем ночевать на этой скамейке! - Довольно бодрым голосом начал я. - До первого автобуса осталось часов шесть, он здесь бывает очень рано... дождёмся... если не замёрзнем... Но уж если замёрзнем, то вместе, - попытался я неловко пошутить и пожалел об этом, испугавшись, что девушка обидится на эту двусмысленную шутку.
Но девушка не обиделась. Она лишь скептически покачала головой и сказала, вдруг, неожиданно низким глубоким голосом:
- Замёрзнем. Ночи теперь холодные... А нельзя ли к кому-то пойти?..
Я было начал говорить про свою знакомую бабушку Марью, но потом смешался, так как осознал, что ведь и вправду не ведаю, где она живёт, а ходить по ночному селу с незнакомой девушкой, стучаться в чужие ворота, будить сердитых дворовых псов и под их свирепый лай выспрашивать у хозяев про какую-то бабусю... Нет, это был не выход.
Вдруг меня озарило.
- Да, конечно, сидеть на остановке всю ночь как-то тоскливо. А вот, я знаю, в конце села есть старая заброшенная церковь, кажется, во имя иконы Смоленской Божией Матери. Обычно она закрыта на замок, но вот я шёл сейчас из леса и видел, что дверь её приоткрыта - ржавый замок, видно, совсем развалился. Пойдёмте туда, хоть переночуем под крышей...
- А вы не боитесь - ночью в церкви с незнакомой девушкой, - кокетливо спросила она, улыбнулась и в глазах её словно сверкнули звёздные блики. - А вдруг я окажусь неземным созданьем, привидением, духом, вечной женственностью или снежной маской - помните, как у Блока?.. И уведу вас в царство фей...
- Уведите! Я согласен! - я уже включился в эту игру, интуитивно осознавая, что этот несерьёзный диалог сближает нас, как-то облегчает наши отношения, размывает неловкость первой встречи.
Мы пошли по ночному тёмному селу и дорога уводила нас всё дальше в гору и в гору. Тёмные ивы стояли словно неземные изваяния, словно невиданные сторукие стражи, с распростёртыми конечностями своих дремучих ветвей. Ветра почти не было, но кроны деревьев шевелились, чуть колыхались, как сплетёные водоросли в струях какой-нибудь тихой речки. Весенняя пьяная ночь шествовала над миром, текла как река и мы с моей странной спутницей напоминали, наверно, невиданных рыб, дремотно движущихся в струях этой колдовской реки.
Было хорошо и таинственно. Странно, но мне вовсе не хотелось распрашивать девушку, кто она и откуда появилась в этих отдалённых от городской толчеи местах. Возвращалась, верно, из гостей, как и я... Но что же она не пошла обратно к своим хозяевам, коли не успела на последний автобус?..
Все эти вопросы не очень занимали меня. Больше беспокоило, что становилось всё холоднее и холоднее. Когда мы дошли до церкви на окраине села, там где уже была видна кромка тёмного, почти чёрного в ночи леса и я увидел заросли черёмухи, окружающие церковь, разросшиеся, почти загородившие вход, честно говоря, ночная стужа пробирала почти до костей.
Храм Божий оказался совсем разорённым. Внутри не было ничего, кроме облупленных известковых стен, странно светившихся в темноте. Я сначала не мог понять: откуда этот свет, а после поднял голову и увидел над собой вместо крыши лишь стылое весеннее небо с неяркими голубоватыми звёздами. Видно, отблеск их на белых стенах и давал это призрачное свечение. Под ногами была земля, покрывшая весь пол, она мягко пружинила при каждом шаге. Только алтарь, вернее, то место, где был алтарь, был закрыт уцелевшей частью крыши. В алтарной части храма вдоль стен уцелели ещё низкие каменные скамьи, на одну из них мы и присели.
Было тихо. Даже ночной весенний ветерок, залетавший в храм с деревенской улицы, казалось, притих.
- Как странно, никогда не ночевала в церкви, - негромко сказала моя спутница. Я оглянулся на неё, рыжеватые её светлые волосы чуть светились в прозрачной темноте.
- А ведь я не знаю, как вас зовут, - вдруг спохватился я и чтобы разрушить напряжение, неожиданно сгустившиеся между нами, начал шутливым тоном перечислять женские имена: Вера, Надежда, Любовь...
- Вера... - она задумчиво и, как мне почудилось, чуть грустно вздохнула. - Я бы хотела носить это имя, но мне кажется, я не заслуживаю его... Веры во мне нет. Была бы она во мне, разве могла бы я вот так просто сидеть в храме... Я бы молилась, а вот теперь - душа молчит.
- А Надежда? - с каким-то внутренним трепетом спросил я.
- Надежда... ещё бы года два назад, я бы назвалась этим именем. Я надеялась тогда, я жила надеждой... А теперь - всё равно... - Она порывисто и шумно вздохнула. - Ужасно холодно здесь! Мой нежданный спутник, вы завели меня сюда, чтобы заморозить?..
Потом поднялась со скамьи и прошлась по тёмному храму. Её светлый плащ развевался и мне казалось, что это я вижу духа... Впечатление было настолько сильным, что холодок пробежал по коже. Пытаясь развеять этот мистический дурман, я крикнул ей громко, хотя неловко кричать пусть даже в разрушенном храме: - А Любовь?!..
Она тотчас остановила своё кружение по тёмному храму и резко взглянула на меня. Мне даже показалось, что белки её глаз как то дико вспыхнули.
- Не говорите мне о любви!.. - крикнула, - её нет... - добавила она уже чуть тише.
Мне чудилось тогда, что тишина в заброшенном храме была какой-то оглушительной, что ли... В висках стучала кровь, я забыл про холод, стало даже, будто, жарко. И я вдруг громко засмеялся, хотя смех был, конечно, деланным, но нужно было разрушить это странное и тягостное напряжение.
- Да успокойтесь! - крикнул я своей спутнице. - Я знаю, как вас зовут! У вас простое, избитое, затёртое имя - Алла!..
Девушка стояла в это время у полукруглого амвона перед бывшим алтарём. Услышав меня, она взошла по двум уцелевшим каменным ступеням на амвон, повернулась ко мне, подняла вверх руки и пропела: - Алла! Алла! Алла!..
И эхо прокатилось по старому храму и тут же резко и зловеще скрипнула входная, железная, проржавевшая дверь.
- Это кто хулиганит в церкви?! - раздался сильный мужской голос с порога.
Вошёл долговязый, нескладный человек в какой-то затёртой куртке камуфляжной расцветки и с непокрытой головой.
Я был смущён. Конечно, это был местный сторож, сейчас он выгонит нас, а может ещё будет стыдить, заподозрив в чём-то нехорошем.
Однако этот человек, остановился и несколько мгновений стоял неподвижно наблюдая за моей девушкой. А она стояла всё в том же звёздном свете на амвоне и смотрела куда-то вверх.
- Фу, ты, - хрипло проговорил вошедший, потом быстро перекрестился, - прости, Господи, я то уж было подумал... - он недоговорил и отворачиваясь от девушки уже гораздо мягче сказал мне: - Да что вы тут мёрзнете, идите ко мне, погрейтесь, ночью мороз будет.
Моя спутница сошла с амвона, подошла к нам и приветливо улыбаясь протянула руку сердитому гостю.
- Меня зовут Алла, вы верно слышали, как я тут шумела... Да, нехорошо кричать в храме, но уж очень холодно было сидеть здесь на камнях. А я, знаете, люблю танцевать, я часто танцую у себя дома одна и вот мне пришла в голову такая блажь... Но нельзя танцевать в храме, да, вы вовремя меня остановили, простите, ради Бога!
- Да что я... - вдруг засмущался сторож, - я ж понимаю... Тут ведь такая история... Забрели раз в эту церковь туристы, летом это было, несколько годов назад, ну и устроили гулянку, костёр середь храма развели, музыку врубили, плясать начали. А там среди них девчонка
