Под конец рабочего дня организм Дениса наотрез отказывался бодрствовать — сказывались две, практически, бессонные ночи: до тошноты разболелась голова, кулаки так и тянулись протереть глаза от надоедливой мути, челюсти сводила зевота, но пришлось собрать себя в железный кулак, мобилизовать резервы жизненных сил и составлять подробный рапорт об оперативно-розыскных действиях, совершённых лично им, Варламовым Денисом, под непосредственным руководством майора Дивенкова Н. М. на указанных местах происшествий в городском округе Протасовичи.
За окном заметно потемнело, когда старший следователь просмотрел отпечатанные листки, вложил их в папку «Уголовное дело №…» и отпустил Дениса домой:
— Можете быть свободны.
Дивенковский стол был буквально завален бумагами, поверх исписанных листочков лежали заполненные бланки и рапорты, яркими пятнами выделялись фотографии, на краешке стола остывал чай и заветривался бутерброд с докторской колбасой, следователю было не до еды. Дома его никто не ждал, и можно было, не торопясь и не отвлекаясь на текущие дела Управления, подумать над тем, с чем они столкнулись, что (не кого же!) им придётся найти и, как это нечто обезвредить. Копчиком Дивенков чувствовал, что времени на раздумья крайне мало…
Варламов заглянул в кабинет, где его младший братишка дремал, сидя на стуле в тоскливом ожидании возмездия за свои преступные наклонности. Панкратовой Лены в обозримом пространстве видно не было, вместо неё охранную вахту несла уборщица Татьяна Степановна, которая совмещала караул с мытьём окон. На столе возле Серёжки валялась пустая коробка из-под торта, стаканчик из-под йогурта, одноразовая тарелка с остатками увядшей зелени (верняк, из столовки приносили какие-нибудь котлеты!), чашка с недопитым чаем — однако, целый фуршет ему тут устроили!
Денис полез в шкаф за сумкой и барсеткой, Татьяна Степановна с облегчением слезла со стремянки.
— Наконец-то! — упрекнула она Дениса. — Совсем заморил мальчишку, целый день сидит тут, да и у меня смена уж давно закончилась.
— Спасибо, Татьяна Степановна, — уставший, как ездовая собака после броска через тундру, Денис хлопнул брата по плечу. — Просыпайся, поехали.
— Куда? — заволновался Серёжка.
— Домой, — не стал тот лукавить, сил на словесные игры не осталось…
* * *
С пугающим ощущением, что западня вот-вот захлопнется, переступил Серёжка порог дома своего сводного брата. Почему тот привёз его к себе, переспрашивать не стал, много чести для этого робокопа, стоял, молча разглядывая сверкающую чистотой просторную прихожую. Подумаешь, чистоплюи какие! Встретить их, откуда-то из глубины квартиры, откуда тянуло слюновышибательно-вкусным запахом, выбежала светловолосая худенькая девчонка в пижамных штанах и длинной футболке и сразу же кинулась к Денису.
— Дэник!
Девчонка намеревалась полезть к братцу с обнимашками, но тот ловко от них уклонился, выдвинув перед собой Серёжку.
— Знакомьтесь: мой брат Сергей, моя жена Ирина.
— Клёвая телочка, — процедил Серёжка в ответ на вежливую улыбку
Пусть не расслабляются. Пресмыкаться перед братцем он не собирался, тем более перед его женой, и делать стойку на задних лапках тоже, равно как и демонстрировать тут подхалимскую вежливость. Они, эти двое, ему никто! Если нет родства душ, о каких кровных узах может идти речь? Посторонний человек, Ростик, оказался ему ближе и родней, чем сводный братец, а ребята, с которыми довелось разделить несколько вечеров, из этой глянцевой квартиры казались навсегда потерянными любимыми родственниками. Впереди все равно ждёт тюрьма, так стоит ли расшаркиваться перед робокопом-надзирателем и его белобрысой женой?
«Не обязан», — справедливо рассудил внутренний голос.
«Воин не должен быть неуверенным в себе!"
"Соблюдать чужие традиции — потворствовать возможным врагам! Не позволяй другим превзойти себя на своём пути!»* — сдержанно напутствовали древние самураи.
Почувствовав поддержку незримых собеседников, Серёжка приободрился и пронаблюдал с нескрываемым удовольствием, как девчонка приоткрыла рот, растерянно захлопала глазами.
— А ну, извинись! Живо! — братский кулак ощутимо ткнул между лопатками.
— Ну, извини, — процедил Серёжка.
Несмотря на видимое поражение, цель была достигнута: во-первых, неожиданное смятение, внесённое в стан врага, доказало насколько разным может быть оружие самурая, а во-вторых, вернулось чувство собственного достоинства, утраченное в результате ареста. В какой-то мере, даже любопытно стало, что будет дальше.
— Идём, покажу твою комнату.
Брат бросил грязную Серёжкину куртку на пол, а его самого подтолкнул вперёд по коридору.
Комнатушка оказалась так себе, метражом гораздо меньше, чем осталась у него дома, но зато в ней была маленькая лоджия, и это сразу перекрывало явные недостатки. От высоты тринадцатого этажа захватило дух, далеко внизу, насколько взгляд мог вместить в себя пространства, простиралось море огней — красотища! Жалко, что уже стемнело и нет возможности полюбоваться окрестностями города, наверняка половина его видна, как на ладони, пожалуй, стоит завтра как следует рассмотреть, в какой стороне его дом, а в какой шалаш Ростика — мало ли, как оно всё обернётся.
Пока он составлял для себя план ближайших действий, братец вытаскивал из шкафа коробки со старыми дисками и журналами, и ставил в коридоре, потом разложил диван, при этом что-то, гулко стукнув, прокатилось по полу и затихло в недоступном для рук пространстве возле самой стены. Доставать не стали. Серёжка подумал, что было бы совсем уж унижением себя кидаться на поиски неизвестной гремящей штуки и остался стоять на месте, а что подумал братец осталось неузнанным, тот вроде, как особого внимания не обратил на посторонний звук.
— Ну, кажется, это всё, — пробормотал братец, вытащив за дверь последнюю стопку журналов. Задумчиво вздохнул, усевшись на диван, и посмотрел на Серёжку. — Моя бывшая комната. Ближайший месяц поживёшь здесь, с твоей матерью договоримся. И сразу запоминай правило, очень простое: одному из дома не выходить, меня и Ирину слушаться беспрекословно, её особенно, — потряс он пальцем перед носом мальчишки. — А, если ещё раз я услышу какие-нибудь высказывания в её адрес — язык вырву с корнем! Всё усвоил?
Ещё бы не усвоить! Так значит, вот они, эти четыре стены, в которые дед с усами предложил его засунуть на месяц! Уютная комнатка с привлекательной лоджией сразу потеряла своё очарование, прямо на глазах превращаясь в одиночную камеру, пленительное воздушное пространство под лоджией, манящее развернуть крылья в первом полёте, оказалось абсолютно недоступно орлёнку-Серёжке. Целый месяц проторчать среди вот этих дурацких обоев с каким-то абстрактным узором и даже ни разу не выйти?!
— У меня же школа! — крикнул он с гневным негодованием.
— Ты всё равно туда не ходил, так что считай, что заболел и сидишь в карантине, — заявил братец. — Со школой разберёмся. Плохо, конечно, что оценки не выставили, но всё решаемо, что-нибудь придумаем. Закончатся каникулы, я сам поговорю с учителями, может, переведём тебя сюда поближе, чтобы ты не ездил через весь город. В мою старую школу, тут до неё идти пять минут.
— Сюда?! — неприятно поразился Серёжка, даже комок появился в горле и его пришлось заталкивать обратно. Сглотнув несколько раз и продышавшись, он решительно прояснил ситуацию. — Я что, тут надолго? А когда же я поеду домой?!
Перспектива открывалась далеко не радужная. А как же мать? Как же Женька? Ребята? Судьба поворачивалась крутым боком и косилась на Серёжку, как на отработанный материал, мол, сделала всё, что смогла, а теперь выживай, как хочешь, на неё не рассчитывай.
— Посмотрим, — уклончиво пообещал братец. — Главное сейчас: очистить тебя от всякой дряни в организме. Счастье ещё, что в школе никто не успел узнать про твои ночёвки на улице. Это же надо, жить с бомжами!
— Не жил я там, — буркнул Серёжка, отворачиваясь.
Пару раз переночевал на улице — сразу бомж! Затянулся косячком — сразу наркоман! Быстро они пришивают ярлыки! А не ответил у доски, завалил реферат — значит, тупица с одной извилиной, по которому специнтернат плачет! Права была Райка, когда подговаривала его бежать и жить на свободе, не заморачиваясь условностями. Серёжка вспомнил Райкин нож, бенладанку — нет, стать похожим на отвязную девчонку, так же кашлять, материться сквозь выбитый зуб он вовсе не хотел, в ней привлекала, пожалуй, только её независимость.
Но, разве человек не сам выбирает себе судьбу? Ведь в школе именно это твердят все учителя: мол, вы сами хозяева своей судьбы, мол, полно дорог, выбирай любую — а в реальной жизни, оказывается, это пустые слова, потому что стать хозяином самому себе ему, например, никто не позволил. Может, разных интересных дорог и много, но в действительности все они оказались запретными. Всего один шаг успел сделать в сторону — и вот вам, пожалуйста — месяц заключения без права собственного голоса!
Суровые японские воины, мудрое учение которых всегда оказывалось для Серёжки опорой и поддержкой в трудные минуты, вклинились в его размышления и наперебой принялись внушать основы правил поведения будущего самурая в обществе и наедине с самим собой.
«Хорошему научиться трудно, привыкнуть же к плохому легко»*, — начали они издалека, и поначалу Серёжка не заметил подвоха, а
