Но в Москве жизнь очень дорогая.
Они вышли из Эрмитажа, пересекли Дворцовую площадь и направились к дому Вадима − забрать его вещи перед отправкой в аэропорт. Вадим держал ее за руку, как маленькую девочку, − было невыразимо приятно чувствовать тепло его ладони. Искоса поглядывая на своего спутника, Настя, с замиранием сердца, отмечала, как он изменился за этот год. Раньше это был интеллигентный юноша, умный, тонкий и немного ироничный. Теперь рядом с ней шел молодой уверенный в себе мужчина, хорошо знающий, чего хочет от жизни. И которому она, Настя, явно нравилась. Как вести себя с ним, что можно, а чего нельзя? Как поступать, чтобы не потерять и себя, и его? От нахлынувших мыслей она испытывала лихорадочное волнение, − отвечала невпопад и пару раз споткнулась, после чего он взял ее под руку.
− Вот и мой дом. − Пройдя под высокой аркой, они вошли во двор, похожий на глубокий колодец. Подошли к металлической двери, Вадим набрал нужный код, дверь отворилась. На лифте поднялись на шестой этаж. Он отпер дверь своей квартиры и распахнул, пропуская ее. Войдя в длинный темный коридор, Настя остановилась в нерешительности. Вадим щелкнул выключателем, коридор осветился. Настя увидела высокое трюмо в узорной раме, которую поддерживали два пухлых амурчика, вырезанных со всеми анатомическими подробностями. Она подошла к зеркалу, испытывая состояние, близкое к панике.
Нужно взять себя в руки, думала она, всматриваясь в свое отражение, а то он еще подумает, что я его боюсь. Ничего я не боюсь, все нормально. Интересно, есть кто-нибудь в квартире? Ой, похоже, никого.
Они прошли в комнату с высокими потолками и большим камином − возле него стояли два глубоких кресла. Над камином Настя увидела портрет темноволосой дамы с большими бархатными глазами.
− Это мама в молодости, − сказал Вадим, заметив ее интерес. − Говорят, редкая была красавица. Садись, Настенька, отдохни, я быстро. Извини, что не угощаю тебя − даже чаю предложить некогда.
Он скрылся в соседней комнате. А Настя с облегчением вздохнула: ему некогда, значит, ничего экстраординарного не произойдет. Теперь она почувствовала острое сожаление, что он так быстро уезжает. Как было бы хорошо, если бы он побыл в Питере еще немного. Они бы гуляли по городу, она бы привыкла к нему, узнала его поближе. А теперь он уедет, и ей останутся только воспоминания. Ну, ничего, скоро она тоже вернется домой, и там они снова встретятся − какое счастье!
− Теперь ты меня проводишь до метро, и там мы простимся, − сказал Вадим, когда они вышли со двора. Не стоит тебе ехать в аэропорт: это далеко, я буду волноваться, как ты доберешься обратно. Договорились?
− Ладно, − кивнула Настя. Ей стало грустно от мысли, что он так скоро снова исчезнет, и одновременно была приятна его забота. Они подошли к метро, он поставил на асфальт сумку, обнял ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на окружающих. Настя затрепетала.
− До свидания, Снегирек! − Он приподнял ее подбородок, наклонился и крепко поцеловал в губы. А потом подхватил сумку и исчез в толпе, рвущейся к эскалатору.
Настя долго стояла, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Его поцелуй, пронзительный, как укус, потряс все ее существо. Она почувствовала, что девочка в ней умерла, − с этого мгновения она стала взрослой. И неожиданно нестерпимая тоска от предстоящей разлуки схватила ее за горло.
Вот как бывает, когда любишь, − совсем не так, как тогда, с Борисом, − размышляла Настя, возвращаясь пешком домой. Она попыталась вызвать в памяти ощущение его губ, − но оно не получалось, ускользало. Тогда она представила себе то, о чем они с Наташкой говорили вполголоса, − что могло случиться у него дома, если бы он не торопился на самолет. Новая незнакомая боль пронзила ее откуда-то снизу вверх, − она замерла от изумления и неожиданности.
Эх, нет Наташки, с сожалением подумала девушка, так хочется с кем-нибудь поговорить, спросить: что это, почему? Может, с тетей Ниной? Нет, еще папе скажет. Нет, папе она не скажет, а вот дяде Юре точно не утерпит, поделится − он ведь ее муж. А тот уж точно сообщит папе. А папа − маме. Вот шуму будет! Нет, надо помалкивать, надо держать все это в себе. Вадим, зачем ты уехал? Поцеловал и исчез − как так можно! А мне теперь одной помирать от тоски и не знать, куда себя девать.
Дома она прошла в пустую комнату, легла на диван и закрыла глаза. И сразу в памяти возникло лицо Вадима, − как он посмотрел на нее перед поцелуем. Она снова испытала чувство страха и одновременно восторга, нахлынувшее на нее в тот момент. Делать ничего не хотелось: ни читать, ни куда-то идти, даже шевелиться. Хотелось только одного: увидеть ЕГО. И почему я не поехала с ним в аэропорт, с сожалением подумала она, можно было побыть вместе еще часа два или даже больше − вот дура! Ведь до следующей встречи уйма дней − и чем их заполнить?
− Настенька, иди обедать, − позвала ее Нина.
− Не хочется, − отозвалась Настя, − можно, попозже? Я сама разогрею и уберу потом.
− Ты чем-то расстроена? − Тетя зашла в комнату, села в кресло и встревожено посмотрела на Настю. − Что случилась?
− Да нет, все в порядке. Просто, полежать захотелось. Сейчас встану.
− Да ты лежи, лежи. Не хочешь, не говори. Только я же вижу: ты ушла веселая, а вернулась сама не своя.
− А ты вспомни, что тебя в ее возрасте больше всего волновало. − Юрий тоже вошел и сел рядом с женой. − Любовь − ведь так? Девушке через неделю семнадцать − не может быть, чтобы не была влюблена. Дай-ка, я угадаю. Олег мне рассказывал, как они год назад возвращались из Питера с молодым человеком − его Вадимом, кажется, звали. Они встретили его в Эрмитаже. Ну-ка, признайся, племяшка, ты сегодня там была?
Настя молчала.
− Значит, была, − удовлетворенно кивнул дядя, − вот и вся причина. Или не встретились, или поссорились: одно из двух. Угадал?
− Одно из трех. − И Настя сердито отвернулась к стенке. − Я хочу подремать, извините.
− Тебе бы в следователи. − Нина встала, потянув мужа за рукав. − Идем, оставь ее в покое. Не горюй, детка, все образуется. Любовь − она как качели, то вверх, то вниз. Полюбят и тебя, никуда не денутся. Ты ведь у нас умница и красавица − как такую не полюбить?
Они ушли. А Настя полежала-полежала и незаметно уснула − до самого вечера. Вечером встала, поужинала и до трех часов ночи смотрела телевизор. На экране раскованные девицы не старше ее самой, едва познакомившись с молодыми людьми, без малейшего стеснения сбрасывали одежду и вскоре оказывались с ними в постели. Неужели им ни капельки не стыдно? − размышляла девушка, ведь они это проделывают при всех. Даже если не по-настоящему.
− И что ты об этом думаешь? − вдруг услышала она вопрос Нины, − та незаметно приоткрыла дверь и некоторое время наблюдала за происходящим на экране.
− Омерзительно! − искренне вырвалось у Насти, с загоревшимся лицом нырнувшей под одеяло. Что теперь тетя Нина будет думать о ней? Скажет: вот развратница!
− Правда? − неожиданно обрадовалась та. − А то я уже стала думать, что вашему поколению нравится это свинство. Если б мои дети такое вытворяли, я б им ноги повыдирала. Но, похоже, нынешняя молодежь не видит тут ничего особенного. Да ты не тушуйся, смотри, если интересно. Это я так.
Но Настя уже выключила телевизор и притворилась спящей. Тетка еще немного постояла в дверях, − но видя, что племянница не склонна продолжать разговор, тихонько прикрыла дверь.
