уверен в том, буду ли я после этой нашей короткой встречи уже таким спокойным, уравновешенным и спокойным в последующие дни моей такой ли уж продолжительной по дням жизни.
***
Купив в попавшемся на пути алкомаркете стограммовую бутылку виски, выпил её одним махом, сделав глубокий вдох, стараясь восстановить прежнее спокойствие в пруду моей памяти, потревоженное негаданной встречей. Получилось, с большой натяжкой.
Первая волна опьянения нахлынула алкогольным цунами на мозг. Я сразу и не сообразил, то ли это асфальт приближается стремительно к моему лицу, то ли это я лечу с максимальным ускорением к земле. Туда, куда независимо от желания положат наши бренные останки под горестное пение литавр.
Вторая волна опьянения оказалась мелкой рябью на поверхности моря во время штиля. Она в отличие от первой не вызвала рефлективных размышлений; она способствовала лишь провоцированию сознания на мелкий дробный психически-неуравновешенный смех, вырывавшийся из моих уст скупыми порциями.
Третьей волны не было. Была отупляющая боль в голове.
***
Хороший кусок мяса с прожилками сала трудно испортить. Жарь его на сильно разогретой сковороде с минимальным количеством масла или на умеренном огне, положив его, посыпанным солью и перцем из мельницы на параллельные полозы решётки. Главное, это знает даже неумёха, вовремя переворачивать кусок, при этом незначительно поливая его выделяющимся соком, если мясо жарится на сковороде, или вином, белым ли, красным, не важно, это исходит из предпочтений конкретно взятого потребителя; один любит еле прижженное сильным жаром мясо с кипящей кровью внутри куска, что же, его выбор, будет ли он впоследствии медленно угасать от живущего внутри ленточного червя, но воспоминания о прожаренном куске мяса, наверняка, скрасят его невыносимые боли; другой любит прожаренное мясо с привкусом живого мяса; что же, тоже прекрасный выбор, но он не возводит на пути гельминтов непреодолимого барьера, оккупационный режим червей возьмёт верх над организмом; третий находится в самом выигрышном варианте; что может быть прекраснее с точки зрения гурмана отлично прожаренного куска мяса в его толще, когда при прокалывании из разреза тонкой струйкой брызжет прозрачный сочок; это верный признак готового мяса и его можно смело употреблять, без оглядки на гельминты и прочую прочая прочих…
Такие мысли приходили на ум, когда я сидел в новом брендовом кафе «Пис оф мит». Официант, весьма галантная девушка в синей блузе и клетчатой юбке приняла заказ, осведомилась о степени прожарки мяса, уточнила, именно ли два куска стейка я собираюсь заказать и, удовлетворённая моим ответом, удалилась в направлении кухни. Оттуда, откуда же ещё, в многослойном пироге ароматов из жареного мяса и разнообразных специй доплывали островки запахов, от них кружилась голова, чувство голода, как ни странно, возымели свою власть над организмом и взяли главенствующие высоты.
От бокала красного вина не отказался; правда, дотошная официант пыталась доказать что в летние месяцы принято пить белое сухое вино, но ея доводы натолкнулись на бастионы моих глухих неприятий, что и в итоге заставило девушку принять мои правила игры; я уточнил – сделавши ударение на последнем слове – что к жареному мясу я требую триста грамм водки и совершенно не заинтересован в наличии каких-либо соусов, либо по моему личному усмотрению, они только и могут, что портить вкус хорошо прожаренного мяса.
Не отрицаю, моя речь не впечатлила девушку, принявшую заказ; подозреваю, она и повар, готовивший мой заказ, изрядно посмеялись над моими предпочтениями, посыпая солью или перцем мясо, оно оказалось сильно перчёным и солёным, но я, абстрагируясь от действительности, отрезал ножом кусочек мяса и отправил его в рот.
Замечу отдельно, никогда – запомните, никогда не берите водку в ресторане или в других заведениях, вам обязательно подадут не что, что вы заказывали; в том напитке будут сорок градусов крепости, но не будет водки в том понимании, в каком мы привыкли её употреблять.
Первая рюмка водки. Первый кусок мяса.
Водка холодная – плюс. Мясо прожарено – плюс. Должен быть и минус. Жую, думаю, в чём подвох. Усиленно думаю. Так, что на челе моём отразились терзания.
Официант: Что-то не так?
Я: Безусловно, вкусно.
Официант: Точно?
Я: Абсолютно. Передайте повару мои слова благодарности.
Отправляю в рот очередной кусочек мяса. Официант не уходит. Она, словно застыла в очаровании поедания мною мяса. Наливаю водки. Пью. Хрущу солёным огурцом. Долька чеснока освежает полость рта таинственностью вкуса и аромата. Заедаю мясом.
Официант: Вам всё нравится?
Я: Вы сомневаетесь? Или я чего-то не знаю?
Официант: Нет, нет, нет.
Она спешит заверить, что всё в порядке так, будто, ожидает явления чуда.
Бог мой, о каком чуде может идти речь, если вам не подложили свинью вместо говядины. Но тут можно поспорить, по словам одного знаменитого повара, свинью можно так замаскировать специями, что ни один поклонник магометанской веры не отличит от баранины или говядины, съест за милую душу и не подавится; последнее будет в том случае, когда ему откроют правду, но где вы найдёте такого чудака?
Чудеса случаются в храмах или происходят при большом скоплении верующих. Когда любой мало-мальски замаскированный под необычный и привычный для нашего восприятия предмет вызывает восторг ритуального восхищения и поклонения.
Но что бы там, на кухне повар с официантом не сотворили с моими кусками мяса; какими бы пассами не пытались возродить из него забитых поросят или свиней; это не мешает мне наслаждаться, конечно же, при полной абстракции от окружающего мира и вкусовых восприятий, превосходным вкусом.
Краем глаза замечаю хитрую, наглую рожу молодого поварёнка, выглядывающего из-за перегородки, отделяющей зал от зоны приготовления и оформления блюд.
Он весьма нагл; глаза выдают человека, они так и стреляют в мою сторону. Беру быка за рога.
Я: Пригласите повара.
Официант: Какого? Простите, а зачем?
Откидываюсь на спинку стула. Вытираю салфеткой уста. Выпиваю очередную рюмку водки.
Я: Приглашайте немедленно!
Официант: Вам не понравилось мясо?
Я: Напротив, хочу выпить с ним. Пожать его рабоче-крестьянскую руку. Или сие в вашем заведении запрещено?
Девушка бледнеет; затем лицом её идёт буро-алыми пятнами; голос дрожит; руки бьёт тремор; она сама не своя.
Я триумфально завершаю свой аккорд. Доедаю мясо; за него уплачено. Выпиваю водку, наливаю в фужер для вина. За неё тоже уплачено. Медленно, будто целебный нектар, выпиваю. Кладу в папочку для счетов купюру среднего номинала. Встаю. Отодвигаю стул. Потягиваюсь, стараюсь размять затёкшие мышцы.
Я: Понимаю стеснение повара. Да-да-да, именно, так, стеснение, вполне порядочное состояние для нормального человека. Что же, это случается с каждым.
Официанта важно видеть в этот момент: она сама не своя, она, учитывая, что я единственный на тот момент посетитель, считает себя стержнем мироздания.
Я: Разрешите откланяться, сударыня.
Делаю легкий поклон; выпрямляюсь.
Я: Повару передайте, мясо слегка пересушено. Так вот, да!
***
Неисповедимы пути отдыхающего!
Там знакомого встретишь; сям – насытишься и вина изопьёшь.
Неисповедимы пути отдыхающего!
Идёшь проверенной дорогой, а такое встречается на пути, будто продираешься через густые заросли лиан жизненных ситуаций, и не знаешь, выберешься из хитросплетения ветвей.
Неисповедимы пути отдыхающего!
Как заметил один умный человек, стоит лишь перешагнуть порог дома, как ноги тебя туда занесут, куда Макар своих телят пасти не гонял. Очутишься в неизвестной местности перед лицом с неопределённой опасностью и не поймёшь сначала, как вести себя в этой незнакомой ситуации.
Итак, с далеко не юношеским энтузиазмом, не глядя на часы, счастливые часов не наблюдают, продолжаю фланировать по улицам города.
Захожу в тёмные сырые переулки, где покосившиеся заборы, как колонны древних разрушенных храмов, нависают над узкими пешеходными тропинками, сквозь потрескавшийся асфальт проросли к солнцу ближе тонкие зелёные стебельки травы; более густая растительность по сторонам и возле заборов; там уже разрослись не одни травы; тонкие стволы кустов и деревец упрямо тянут свои ветви навстречу любому встречному, возьми, полюбуйся мной, посмотри, как мы прекрасны; если забор попадается не глухой, с потрескавшейся чешуёй краски и глубокими расщелинами в доске, а более современный, из сетки, то взору предстают прекрасные цветы на клумбах, выращенные заботливыми хозяйками, которым не чуждо чувство прекрасного, а само слово «красота» входит в их лексикон. Иногда на меня молча, не лая, смотрят сторожевые псы, высунув длинные языки со стекающей с них слюной; псы смотрят строго, мол, не трону и голоса не подам, пока ты, чужак, находишься вне пределов моей юрисдикции. Я прекрасно понимал этих бессловесных тварей, также осознавая, что длина поводка, будь то цепь или какое иное приспособление, шансов беспрепятственно проникнуть на неизвестную территорию у меня мал. Да и не жаждал я испытывать Судьбу на факт, повезёт или нет. Я просто шёл, иногда шаркая подошвами ботинок, поднимая облачка пыли вместе с природным мусором. Выходя из лабиринтов частного сектора на широту и простор улиц, пронизанными солнечными лучами, светлым как само солнце, будто выбираешься из мрака средневековья в прекрасный будущий мир, наполненный чудесами и новинками нового общества.
Мимо проносятся автомобили. Марок столько, что устанет глаз отслеживать эмблемы на капоте. Узнаваемы приземистые, важные, как римские сенаторы автомобили европейского знаменитого концерна, чью эмблему иногда называют прицелом для тарана. Что же, чувство юмора присуще нашим гражданам. Нельзя за это их упрекнуть. Прицел, так прицел. Кто на кого охотится, вот в чём вопрос. Но мне на это, как пел знаменитый бард, плевать с самой высокой башни в Европе. Я руководствуюсь иными принципами. Вот знать бы точно, какими, мог бы вполне доступно о них рассказать. А по причине их не знания, извините. Руководствуйтесь своими, кои сами же и придумаете.
Время идёт. На наручные часы принципиально не смотрю. Счастье не в наличии времени, а в его игнорировании. Конечно, нельзя полностью избежать контакта с ним, но можно жить, частично не ощущая на себе невидимой докучливой опеки.
Счастье… Резкий звук тормозов. Отчаянный крик клаксона. Громкое нравоучение с применением нелитературной лексики, где такого осла, мягкая форма передачи услышанного, природа отыскала в своих закромах. Промолчал. Что могу сказать в ответ на это справедливое замечание? Это разозлило водителя, женщину приблизительно моих лет, выплюнув окурок в губной помаде мне под ноги, она заканчивает свой экспрессивный монолог идеально сконструированной вербальной конструкцией со
