Родные люди

ваше окончательное решение?
- Да.
- Вы имеете право не принимать наследство, отдать его в какой-нибудь фонд. Но неужели вам не жаль пожилую больную женщину?
- А ей было меня жалко? Или любопытство, сдохну я или нет, оказалось когда-то сильнее?
- Хорошо. Я все понял. Ваше право. До свидания.
- Прощай, юрист.
Входная дверь хлопнула. Ольга осела вдоль стенки прямо на пол. Слезы выливались из глаз двумя солеными ручьями:
- Наблюдала она. Это же надо. Она наблюдала, - повторяла на разные лады Ольга, силясь понять, как это, наблюдать за теми, кто так нуждался даже просто в слове сочувствия…
Несколько раз скреблась в дверь Танюха, припадала ухом к двери, даже выходила на улицу посмотреть, на горящий свет в окне кухни…
А ночью Ольге приснился сын. Но не взрослый, женатый и чужой, а маленький. Будто прибежал он к ней поздним вечером, залез под одеяло, как бывало, взял ее лицо в свои маленькие горячие ладошки и целовал, целовал, целовал…
- Сыночка, за что же ты отказался от меня? Почему забыл? Разве я тебя не любила, не старалась быть тебе другом, не помогала, не защищала, как могла?
- Не было у тебя наследства, мать, - голосом Алексея Александровича сказал сын.
- Прости, сынок, сама богатства я нажить не смогла. Ты же знаешь, как мы жили...
- Не надо нищебродам детей рожать, голытьбу разводить, - голосом невестки выговорил сын.
- Прости меня, сынок, - еще раз попросила Ольга и полетела куда-то вниз, в беспросветный и бездонный мрак глубокого, как смерть, сна.

Утром, рассматривая свое лицо, опухшее от слез, Ольга радовалась, что суббота и что никто не будет задавать вопросов, подкалывать и даже подозревать ее в чем-то. Она привычно убрала квартиру. Поменяла постельное белье. С удовольствием полежала расслабленно в ванной. И вдруг увидела себя будто со стороны. Вот она стоит, большая и угрюмая, у стены и вместо слов благодарности благодетельнице, одарившей ее наследством, начинает предъявлять претензии, как неоплаченный кем-то жизненный счет. Вспомнилось удивленно-растерянное лицо человека в костюме, который разговаривал с ней, смотря снизу вверх, потому что сидел на табуреточке… А она над ним грозовой тучей… А мог бы и гром грянуть… Ей стало смешно. Она тихонечко хихикнула. Потом засмеялась, молодо и звонко, как не смеялась уже давно. А вытираясь большущим махровым полотенцем, купленным год назад себе в подарок на Новый год, она уже хохотала над нелепостью жизни; жизни, с которой она сражалась и которую не боялась.
Вечером за чаем с Татьяной она вдруг предложила:
- Слушай, подруга, а давай-ка перебирайся жить ко мне. А твою квартиру мы будем сдавать. Хотя бы только за квартплату. Это уже будет экономия. Жилье давно у нас не строят. Объявлений о съеме квартир много…
- И сдадим матери- одиночке с дочкой. Только обязательно с дочкой, - вдруг подхватила мечтательно Танька. – Обзаведемся общей внучкой. Мы будем помогать, а там, может, и она нам чем поможет.
- Танюха, ты меня не спрашиваешь… Я потом когда-нибудь расскажу, зачем приходил вчера этот мужик. Потом, когда-нибудь... Ты только не обижайся. Пустое это... Знаешь, о чем я подумала? Хорошо жить на свете, когда кончаются желания. Тогда ты рад тому, что есть. И не о чем жалеть… Мы с тобой, на самом деле, счастливые люди, подруга…
- Да уж, куда счастливее, - усмехнулась Татьяна. Она встретилась глазами с Ольгой и вместе с ней рассмеялась. Рассмеялась впервые за много лет.
– Завтра, значит, у нас переезд?
- А чего тянуть?
- Действительно. Все равно роднее друг друга у нас никого нет.