Сборник рассказов и повестей - Как мы с папой... или Штормовые волны детства

подсказать…
        Связист дождался пока пройдут смешки и продолжил:
- А рыбина, как потянет, да-а, чувствую это не какой-нибудь сапог в пруду под Москвой. Так и свалиться не долго. Катушка разматывается – рыба в одну сторону, я в другую. Она в море, я на берег, бегом. Набрав приемлемую дистанцию, остановились, так сказать «посмотреть друг на друга».  Длины лески хватило.  Мы продолжили игру. Это напоминало пляску с «сапогами-ведрами» на ногах - с дерева я все же упал, ближе к берегу. Выливать воду из обувки было некогда. Так мы и танцевали – «рыбацкий вальс».  
- Видать не один раз-то лицом приложился, чтоб «щуку» вытащить! – добавил старпом.
- Верите, ни разу не приложился, - Николай оглядел всех и по искрам в глазах понял – не верят! – она умоталась, и я ее… на берег, лежала, как мертвая! Наклонился снять с крючка, прижал ее к песку. Кто же знал… как подскочит, как звезданет по челюсти хвостом, словно клюшкой, и, была такова…
- Так ты ее не поймал?!!!
- Нет.
- А это что? – указал старпом на крупную рыбу в связке, - и почему у нее глаза, как шары на выкате?
- «На выкате!» так из-за этого-то она меня и огрела, хвостом!
- …?!!
- Только я рыбину к песку прижал, тут глаза и вылезли, как теннисные мячи. «Надо же, думаю, как надавил», -  и… ослабил хватку, а она, как подскочит!..    
- Остальных я, потом, по вашему… «штанами»! – сказал Коля серьезным тоном, правда на последнем слове голос дрогнул, на лице расцвела озорная улыбка, - каждая почти сразу глаза выставила!
- От удивления?
- Да нет, от разности давления, наверное.
- Эт-то ты врешь… «от разности давления», физику надо в школе изучать! Это ж, чтоб «давление», леска три километра должна быть!!!
               На дальней скамейке раздался смех.  Не вступавшие в перепалку, наблюдали, с искрами в глазах переводили взгляд с одного на другого. Коля покраснел:
- Дайте же рассказать! Эх, это Вам не хухры-мухры, эт-то понимаешь, рыбалка! Тут смекалка нужна и подход! В общем, я придумал…
          Коля закончил свою историю, подготовил костер. Поставил на огонь свое изобретение - котел из полусферной запчасти от робота, и сварил свой улов. Аромат ухи привел к котлу почти всех.
- Я научу вас варить настоящую уху! – комментировал рыбак нараспев, - только в котелке, на  живом огне, может получиться  настоящая уха – вкуснейшая пища богов, эликсир мо… г-хм, это, пожалуй, чересчур…
- А приправы-то положил? – спрашивали зрители.
- Добавляем специй, мешаем, - продолжал Николай Петрович, главный режиссер театрального действия, - пробуем…
             Может сочетание земных специй с неземной рыбой не пошло, а может в дыме местных дров было что-то, что впиталось в бульон, либо это была третья, неизвестная причина, но как только в рот попало содержимое котелка… На лице у Коли промелькнула целая гамма чувств: первый миг блаженства, недоумение ребенка от исчезнувшей игрушки, понимание что все не так, отчаяние… Последней была гримаса глубокого отвращения. Николай Петрович прополоскал рот, почистил зубы, пожевал апельсиновую кожуру… НЕ-ПО-МОГЛО!!! Он напоминал  человека, который сварил по-пьяни собственный ботинок и съел его на спор. Протрезвел. Узнал об этом. Встал в ступор, но по настоящему проявил эмоции, когда увидел на втором ботинке следы собачьего … (не будем об этом), а ведь так вкусно пахло ухой!
            С обреченностью каторжного несчастный ожесточенно намылил щетку, и начал чистить зубы. Это послужило темой для шуток на последующие дни. Отвечать на эпиграммы с мылом во рту неудобно – одни пузыри вместо слов! Коля не отвечал. Он и так потом упражнялся в этом искусстве до самого отлета.  
           С тех пор «рыба» стало словом нарицательным, виновных грозили отправить на рыбалку, а ненароком произнесенное «уха»  сразу поднимало настроение. Впрочем, с рыбой вышла еще история, но, обо всем по порядку.



Пропажа

     
            После обеда в кают-компании осталось немного народу. Все были заняты делом.
- Конь бьет ладью, - задумчиво комментировал биолог и посмотрел на капитана – не передумает ли, может вернуть все на пару ходов?
- Да-а, - пришла очередь задуматься Эдуарду Абрамовичу, - впрочем, шах Вам, уважаемый Валерий Михайлович.
- Ушел, достопочтеннейший Эдуард Абрамович,  - улыбнулся биолог.
- Брось Ваньку валять, я же опять шахану.
- А я уйду.
-Шах!
-Ушел.  
- Вы там, что в пятнашки играете? – засмеялся от двери бортинженер, вставил электронный замок и полез в него отверткой. От двери брызнуло искрами, погасли  лампы.  Через секунду дали свет. На полу, в  трех метрах от двери, бортинженер делал одновременно три дела: сидел на заднице расставив ноги, смотрел на отвертку и пытался грязно выругаться.
- Б…, бл…, б-блин, - наконец получилось у него, - т-такое утро ис-портить, замечательное.
- Ты нормально? -  вскочил капитан и биолог следом.
- Д-да, доигрывайте, сейчас отключу электричество и доделаю, - бортинженер тяжело встал, тряхнул головой и засмеялся, - все беды в электронике, и вообще в электрике по двум причинам: есть контакт там где он не должен быть или нет контакта где он необходим!
- Где-то я уже это слышал, - откликнулся Валерий Михайлович, - только без обидных параллелей: «Все беды России от бюрократов и дураков».
- Кончай фигню нести, тебе ШАХ!!
-Ушел!
- Еще Шах!
- Ушел!
- Мат!  
- Ушел!
- Куда ушел? – вкрадчиво спросил капитан.
- Совсем ушел, вот, ушел!
- Сюда нельзя здесь тебе шах.
- А я сюда!
- И здесь нельзя.
- А…
- Да, Валерий Михайлович, да, надо…
            Игроки уже не замечали, что давно стоят друг перед другом.
- Это, что же… Мат, получается?!! – выдохнул биолог, - так, что же ты, «сосна старая», молчал?!!!
- Во-первых: если мы друзья это не повод забыть субординацию! Во-вторых: я говорил, ты не слышал…
       Бортинженер уже давно с любопытством на них поглядывал и  на немой вопрос серых глаз Валерия Михайловича ответил утвердительно: – Говорил.
- А, куда у меня исчез ферзь? – подозрительно посмотрел биолог на капитана.
- Я, н-не брал…, тьфу ты, Валера, ну как ты мог подумать?!! Вон ферзь, под креслом лежит, упал во время замыкания.
Они переглянулись.
- Переигрываем!!!


***



          Мишка стоял посреди рубки и плакал - горько, молча, без слез. Слезы были пока он по всему кораблю искал щенка, кричал, звал… Говорить взрослым не хотелось, это аврал, нотации, ругань… Сначала высохли слезы, затем отяжелели руки и ноги, появилось безразличие. В какой-то момент он стряхнул отупение, пришла спасительная мысль: «может взрослые, они же умные…».  Вдруг стало легче, он заплакал навзрыд и побежал к отцу. Дальше все в памяти было как лоскутное одеяло, пятнами: разговор в кают-компании, общий сбор экипажа, поиски с привлечением Корабельного  бортового компьютера (он же расчетный модуль), сожалеющие взгляды, теплые руки капитана (или отца)? Конечно, кто-то из экипажа вспомнил, как щенка завели в корабль и привязали. И веревку нашли… оборванную. Стрелок ее перегрыз и убежал, к бабочкам…
          Слезы  снова текли. Мишка их не замечал. Его куда-то несли, коридоры плыли в слезах… озеро слез перед глазами…   «Руки, теплые, обветренные, жесткие, такие родные, но почему, почему вы не можете развернуть это сраное корыто в обратную сторону?!!! Как же теперь жить?!!!»
- Кажется, он уснул, - уловил Мишка краем сознания и провалился в спасительную вату забвения.

           К обеду следующего дня Мишка вышел сумрачно-сдержанным. Вяло ковырял вилкой макароны «по-флотски». Корабельная жизнь ощутимо не изменилась. Также неслись вахты.  В свободное народ играл в спортзале волейбол, смотрел кино, загорал, глядя на панораму океанского пляжа с пальмами. Порой рассказывали веселые истории, шуткам были рады, охотно смеялись. Мишку тоже пытались растормошить. Потом перестали. Мишка никак не мог понять: почему салфетки на столе такие празднично разноцветные, салатницы такие блестящие, еда такая красивая, и смех… смех, как может быть смех, когда ему так плохо. Смех… если кого-то не хватает из экипажа. Отец сказал однажды:
- Это только собака… Ничем здесь уже не помочь. Знаешь, мы купим тебе нового щенка. Ты с ним подружишься, он конечно не Стрелок, но ведь любить тебя будет не меньше…
- Папа, что ты такое говоришь? Разве мне нужно чтоб не меньше любили… Ты же прекрасно понимаешь - новый друг, даже самый лучший, не сможет заменить потерянного друга!!!
- Но согласись:  новый друг может быть не менее дорог.    
- Да, папа. Только это ничего не меняет!
           Валерий Михайлович уловил звон в последних словах сына. Дальше уговаривать не стоило – струна могла лопнуть. Напоследок он сказал:
- Мишка в жизни случается всякое. Только жизнь от этого не кончается. Ничего не происходит бессмысленно. Все происходящее рождает понимание жизни и ее ценности. Мы не можем повернуть корабль к Бетте – не хватит горючего на обратный путь к Земле. Но ведь Стрелок от этого не умрет. На планете достаточно корма и, возможно, следующая экспедиция его подберет.
- В том-то и дело папа – «возможно подберет», а возможно нет. Папа, ты прости, можно я побуду один…  


             Мишку не дергали, не смешили глупыми шутками, не смотрели на него с сожалением – проявляли такт к его беде. Он всем за это был благодарен, но видеть никого не хотел и сразу после обеда скрылся в своей каюте. Так текли дни, ночи… Ночи, в это время все обостряется, потому, что никого рядом нет и мысли бегут, бегут, по кругу. И лишь мокрая подушка, с тобой, как якорь мироздания…
           Посадку он почти не помнил. Родной дом немного оживил его. Запомнились мамины глаза, огромные, тревожные, черные. И опять руки… тепло груди у щеки… лицом зарыться в это спасительное тепло, закрыться этим теплом, хоть на несколько минут от всех бед… Он не заметил, как заснул. Его положили на кровать.  
            Ночь  прошла для Мишки спокойно. Сквозь сон чувствовал, что мама с папой часто заходят в комнату, смотрят на него. Хотелось сказать: «Идите спать, я, нормально…» - проснуться не было сил.
          Утром он постарался хоть на время отвлечься, закрыться от съедающей тревоги: сходил в школу за учебниками. Школа стояла за домом, каникулы заканчивались, и все равно надо готовиться к занятиям. Зачем они, занятия?!!! Солнце ласковым теплом щекотало плечи. Ветерок порой налетал, игриво шевеля волосами. На площадке у школы трое ребят запускали змей. Один что-то рассказывал, наверное веселое – часто слышался смех. Рабочие красили яркими красками детскую площадку перед школой. Один малыш помогал, его усиленно пыталась оттянуть от недокрашенной песочницы женщина, наверное мама:
- Саша… ну сколько можно, ты уже весь в краске. Я тебя не отмою, тебя хоть целиком в керосин засовывай!
- Не надо в керосин, я папе помогаю!
Миша увидел спешащего на помощь папу мальчика.
- Вот, пожалуй, с папой я сейчас и буду разбираться! - сказала женщина, теряя терпение.     Ребенок методично размазывал краску по середине верхней планки. Ему нравилось работать «с чистого листа». Малыша не беспокоили многочисленные рыжие капли и натеки вокруг песочницы и на штанах.  Мишка машинально отметил – если бы взрослый красил, то у него не текло бы с кисточки куда попало. И красил бы он не в центре, а по кругу, целенаправленно. Папа ускорил шаги, он понимал ситуацию лучше, чувствовал нутром.  
      Мишка