Возможно, то, о чем я хочу написать, тема мистическая, или здесь есть место для обширнейшего психологического анализа, но несомненно одно: эта тема интересует всех, кто пытался так или иначе заглянуть за грань нашей материалистической действительности.
Итак, я предлагаю несколько необычных, а возможно, самых естественных проявлений в жизни людей, стоящих на грани жизни и смерти, что несомненно вызовет у вас глубокое раздумье и, возможно, некую переоценку взглядов и ценностей.
Один из поразивших меня случаев произошел с соседом, очень уважаемым человеком, который работал председателем колхоза. Это был крепкий мужчина, для которого прежде всего был долг перед народом и государством. Колхоз его всегда был в передовиках, прибыльное хозяйство процветало, жизнь кипела, все были довольны. И вот председатель заболевает непонятной болезнью, ездит по лучшим врачам, клиникам, в результате ему выносят неутешительный вердикт о неизлечимой болезни.
За год человек худеет и сгорает. В процессе болезни начинает меняться его мировоззрение. Ни во что и ни в кого, кроме своей работы, не верующий человек обращает свой взор к невидимому миру. Уже лежачий больной, он однажды сказал жене:
— Сегодняшняя ночь будет очень важной для меня, я чувствую это.
Ночью он не спал, стонал, взгляд его был направлен прямо перед собой. Было понятно, что он видит нечто такое, что касается только его одного. И все время кому-то тихо и мучительно говорил:
— Что же вы меня так таскаете, как же мне больно, когда это закончится?
Жена не отходила от него, меняя влажные полотенца на лбу и вытирая крупные капли пота.
Под утро муж уснул. Жена терпеливо ждала пробуждения мужа, сидя у его постели и с тревогой всматриваясь в него, измученного болезнью и бессонной ночью. В этот раз лицо его было просветленным. Открыв глаза, мужчина, увидев рядом свою жену, попытался улыбнуться и произнес:
— Я свой суд, кажется, прошел. Видел два ряда высоких темных и светлых ангелов, меня поставили посередине и стали перечислять все мои земные дела. За плохие поступки мою душу темные ангелы с хохотом тащили в свою сторону. Но какую же я невыносимую боль испытывал за каждый мой грех, не передать словами. — Его лицо исказилось от этих тяжелых воспоминаний.
— А за хорошие дела светлые ангелы ласково провожали в свой ряд. Всю свою жизнь просмотрел как на ладони. Зачитывали каждый мой поступок. Сейчас только понял, как надо жить, но уже поздно, сегодня я уйду. Одно утешает — отвоевали меня светлые ангелы.
Мужчина устал от длинной речи и уснул. Умирая, он с лаской смотрел на своих родных и, простившись с ними, ушел с улыбкой на губах. Одна слезинка скатилась из-под закрытых век, но не упала, а так и застыла в складке на щеке.
Второй случай, который хочу предложить вашему вниманию, начался на круизном лайнере, совершавшем свой маршрут по печально известному пути «Титаника». Так получилось, что среди ночи заглох равномерный шум моторов десятиэтажного огромного лайнера и пассажиры, привыкшие засыпать под работу двигателей, проснулись, с тревогой вслушиваясь в темноту. Как потом оказалось, лайнер заглох на том самом месте, где погиб «Титаник».
Застопорились моторы, и капитаны приняли решение отойти назад, обогнув это трагическое место. Сделав большой крюк, лайнер продолжил свой маршрут. Я описываю эту ситуацию к тому, что именно в этот момент заволновавшиеся пассажиры стали так или иначе высказываться по этому поводу. И моя дочь с мужем и маленьким сыном, которые путешествовали на этом лайнере, вдруг услышали русскую речь.
Надо сказать, что среди пассажиров на их этаже были только иностранцы. Поэтому, естественно, поспешили познакомиться. Путешествующая супружеская пара была из Швеции. Женщина, как потом оказалось, была уроженкой Нижнего Новгорода. Она сначала не хотела общаться с соотечественниками, так как знала о негативном отношении к русским.
Но обаяние маленького сына молодой пары покорило сердца пожилых людей, и вскоре они подружились. Со временем молодые люди съездили в гости в Швецию и даже собрались было пожить в этой стране. Они очень привязались к своим попутчикам и, несмотря на то что общались на школьном английском, понимали друг друга. Ян, муж Евгении, не говорил на русском языке, да она и не настаивала. И вот, когда были упакованы чемоданы и молодые люди уже предвкушали следующую интересную поездку в Швецию, раздался звонок. Евгения, вся в слезах, сообщила, что ее муж, ее любимый Ян, внезапно заболел и умер.
Но Евгения была еще в шоке от того, что перед смертью Ян внезапно заговорил на чистом русском языке.
— Ян, почему ты скрывал от меня, что знаешь наш язык, когда ты его выучил? — чуть не кричала возле его постели Евгения.
— Я русский никогда не учил и не знал, даже желания такого не было. Как я могу на нем говорить, сам не знаю. Я очень полюбил того маленького русского мальчика, Даниила, и что-то в душе у меня перевернулось. Он мне стал как родной внук. Ты же знаешь, что у меня нет детей, а этот мальчик тронул мое сердце. Какой-то толчок во мне произошел, может, это включило мою генную память, не знаю. Передай этой семье мой прощальный привет.
Молодые люди в растерянности молча сели, понурив головы, по щекам текли слезы, затем стали медленно распаковывать чемоданы.
Вот одно из последних событий, о котором рассказала мне родственница моего мужа. Недавно умерла ее мать. Умная, интеллигентная женщина, занимавшая в жизни высокие посты, последние годы страдала от болезни Альцгеймера. Высокообразованная, с юмором, она обладала многими достоинствами, но особой красотой языка в общении не отличалась.
Не буду описывать мучения ее и родных, которые за ней ухаживали. Но интересный факт заключался в том, что перед кончиной, за два-три месяца, женщина вдруг заговорила очень церемонно, на высоком литературном языке. И не понимала, почему все удивляются и не разговаривают с ней в таком же стиле.
— Что это, любезные мои, вы воспринимаете меня в несколько ироничном контексте, по-моему, я не давала никакого повода для ваших умозаключений в мой адрес.
Она цитировала многих поэтов, в ней проснулась богатая творческая фантазия, которая просто зафонтанировала, может быть, после снятия каких-то внутренних блоков во время многолетнего течения болезни. Перед родными была другая мама. И то, что все это проявлялось на грани жизни и смерти, придавало особую тонкость и трепетность их отношениям. Ее всегда любили и муж, и дети, и внуки, но теперь они ее боготворили. Если раньше она вставала ни свет ни заря и к завтраку накрывала полный стол для своей семьи, то теперь ее родные готовили ей завтрак и следили за тем, чтобы мама что-нибудь поела, так как она могла вообще не притрагиваться к еде целыми сутками. Завели общую тетрадь и просто ходили и записывали ее высказывания, стихи, уже боясь что-то упустить. Записывали на диктофон ее голос. Понимали, что навсегда прощаются со своей мамой, понимали, что проснулась ее душа.
Утром женщина шла по улице гулять, они с мужем жили за городом. Соседи замирали, глядя на нее. Внутреннее сияние, исходящее от ее облика, заставляло прохожих приостанавливаться и почтительно здороваться. Она шла легко, будто парила. Ее взор был обращен в свой внутренний мир.
Немного погодя она стала слышать внутри себя музыку, и незнание нотной грамоты очень ее огорчало. Своим детям и внукам она, как мама и бабушка, отдала всю свою любовь и заботу и теперь торопливо пыталась наполнить себя саму недостающим мастерством. Видно было, что она внутренне освободилась от своих обязанностей по отношению к семье и с удовольствием занималась собой. Дочка садилась за фортепиано и предлагала маме проиграть ту музыку, которая звучала в ее душе, но из этого ничего не получалось. Родные с трепетом следили за тем, как мама захотела украшать себя. У нее давно лежало большое кольцо с рубином, которое она не носила. Когда оно украсило ее длинные красивые пальцы, все были поражены глубинным багровым отсветом камня. Мать постоянно складывала руки так, чтобы этот перстень был на виду, даже когда уже совсем слегла. Широкое обручальное кольцо украсило ее правую руку. В свою вечную жизнь она захотела уйти в светлом костюме, белой кофточке, шелковом белом широком шарфе с кистями на голове и обязательно в красивых туфлях на высоких каблуках, не менее десяти сантиметров. Родные исполнили пожелания мамы, туфли положили рядом.
На ее похоронах было много народа, умерла она в Великий пост, и сорок дней пришлись как раз на день Пасхи. Пусть звонят все колокола, но не по мертвым телам, а по просыпающимся душам и пусть этот звон будет гимном жизни, пусть тревожит еще спящих и поможет увидеть жизнь живущим во всем ее великолепии. Ибо чем старше мы становимся, тем больше всего от нас уходит, тем больше мы забываем, но есть события, которые укрепляют зрелость нашей души, и о них следовало бы почаще вспоминать.
