Пророк

      Вечером двадцать восьмого июля в День Военно-морского флота СССР в девятнадцать часов одиннадцать минут по дальневосточному времени после праздничного дня командир боевой артиллерийской части эсминца с волшебным названием «Забайкальский комсомолец», кратко - ЗеКа-157, вместо того чтобы кушать в кабаке водку и от удали бить кому-нибудь морду, задумчиво сидел у себя в убогой каюте на койке с пробковым матрасом. Звали «бычка» Виктор Петрович.
     Капитан-лейтенант с глазами, отливающими искрами портвейна «Агдам», с бабьей осенью в душе, на широте курортной Ниццы, но на долготе Колымы в полном ледниковом одиночестве украдкой от всех читал покрытую пылью веков Книгу Книг - Библию. Отношений с богом у офицера вообще-то не было, так как он был агрессивный атеист, но слова Николы Мир Ликийского - заведующего флотом, он хотел бы в Библии найти и прочитать.
     В узкой каюте, размером с половичок у двери квартиры было, как в монастырском подвале - сумрачно, холодно и сыро. В ней словно волна, запертая в тесный корабельный рундук, хулиганил шаловливый ветерок, разгоняя неподвижную голубоватую пелену табачного дыма. Прибитая дюбелем к металлическому столу пепельница в виде обрезанной артиллерийской гильзы, забитая нервно изжеванными окурками «Примы», пахла как распятие. Она напоминала раздутое кадило, из которого струился к подволоку синий дымок фимиама.
     На палубе каюты покрытой протертым линолеумом стояла трех литровая стеклянная банка, где кипятился чай-чифирь, приспособлением «чертова ножка» в виде двух опасных лезвий для бритья, соединенных электрическими проводами. Банка, напоминающая бочонок с порохом, возмущенно брызгая во все стороны кипятком, была готова в любую минуту взорваться. Бурый напиток действовал на офицера как алкоголь.
     В углу, словно особист - офицер особого отдела КГБ СССР, тихо затаилась на вешалке обрезанная внизу флотская шинель. Над умывальником висело шитое грязными узорами матросское полотенце. Под раковиной шла мочеполовая тараканья жизнь. В зеркале отражалось чье-то опухшее лицо с преданными морю глазами. Хорошо присмотревшись к стеклу через ржавые мыльные разводы можно было узнать нашего героя, пришедшего на флот с надеждой, а служившего за обещания.
    Весь вид и своеобразный «дизайн» каюты показывал, что вещей здесь сто лет не касались женские руки. Вестового у офицера, как на российском императорском флоте не было и даже доплату «за машку» Хрущев в свое время морским офицерам отменил - мол, не баре, сами исподнее постираете и приборку в каюте сделаете. Бардак здесь был не временным, а образом жизни, состоянием души.
     На службе Виктор Петрович был как матрос - не думал, не рассуждал, не пререкался и ничего не исполнял. Он был в последней стадии зрелости Иисуса Христа, ему шел тридцать третий год от рождения. На вид ему можно было дать на десять лет больше, но прокурор больше не давал.
    Капитан с усталостью поднял голову от необыкновенной книги, сотворенной Богом, к тому, что его окружало уже не первый год, созданное людьми, внимательно осмотрелся. Посмотрел в иллюминатор, тяжело вздохнул. Старинный почерневший фолиант в руках атеиста пах, будто икона и от него исходило райское благовоние. И это хорошо, так у некоторых офицеров в каюте пахло гробом, и звучал реквием по уходящей молодости.
    Слева звучал колокольный звон граненых стаканов, доносившийся из каюты связиста корабля. Справа через переборку - у штурмана слышался стук игральных костей. Это «румын» командир торпедной группы и штурман с животом, что тебе корабельный лагун играли в нарды. Офицеры азартно матерились не только по «латыни», но еще на семи иностранных языках.
    Влюбленный в море офицер, погрузившись в корабельное время с неподдельным удивлением, граничившим с верификацией, продолжил слюнявить указательный палец и перелистывать странички церковного фолианта. Библия лежала на столике, словно партитура. Витюшка, ошеломленный божественными словами, причмокивал своими волевыми губами и вслух искренне восхищался:
    - Вот это да! Это я понимаю слог. Это вам не пальцем в носу ковыряться, - капитан дернул плечами с помятыми погонами. - А слова-то, слова-то какие... прямо таки как у нашего замполита.
      Петрович, был по-детски удивлен. Оказывается, Библия давно и бесповоротно вошла в плоть и кровь его морской службы. Такие божьи выражения, как «Не сотвори себе кумира», «Нет пророка в своем отечестве», «Перековать мечи на орала», «Поднявший меч от меча и погибнет» давно стали служивыми аксиомами. От ленинских, а, оказывается, от божьих выражений «Кто не работает - тот не ест», «Око за око, зуб за зуб», «Хранить, словно зеницу ока» он балдел, будто в пятом классе на последней парте.
      Виктор Петрович сам не ведая уже давно подчиненным, вбивал в головы библейские постулаты «Козел отпущения», «Не от мира сего», «Не виснуть между небом и землей…», правда, добавляя личное «…как дерьмо в проруби!»
      День лениво угасал. В базе набирали обороты праздничная пьянка с музыкой, танцами в полуголом виде на столах с салатами и будущими драками. Гауптвахта-абортарий готовилась к приему пациентов. Из иллюминатора пахло морскими водорослями и дегтем. В богоугодной тиши в дверь каюты «бычка» неожиданно раздался стеснительный стук:
    - Можно?
    На пороге каюты неожиданно предстал, неловко пряча за спину лоснящиеся, словно шпроты грязные ручонки, матрос-первогодок Миша. Заряжающий правого носового орудия весь в веснушках как обгаженный тараканами чайник, зайдя в каюту, словно в церковь, стеснительно застыл около комингса двери. Парень, словно первоклассник в кабинете директора, с несмываемой улыбкой на зернистом от угрей лице превратился в сплошное усердие. По каюте пробежали мурашки, забурлив в пепельнице пеплом. Закрываемая дверь, хлопнула как выстрел в висок.
    - «Можно» телегу с разбегу, а на флоте полагается говорить «Разрешите!», - поправил салагу «бычок», в зрачках глаз которого еще бегали ангелы из эдемского сада.
    Простодушный вид хлопца ростом «метр с кепкой» был ликом херувима без мозгов в белом сиянии, будто перед входом в рай. Льняной, мягкий есенинский чубчик оттенял бестолковку в бескозырке, легко вмещающую его оба уха. Голубые, не по росту прозрачные глаза, ошарашено смотрели на командира с каким-то детским обожанием и пиитом. Тихий как голубь матросик ангельским голоском с характерным южным выговором навевал материнские чувства и напоминал обоссаное детство. Угрястые прыщи на обаятельном мальчишеском лице сияли всеми цветами солнечной радуги. Глядя на этого пацана, Петровичу захотелось погладить его по светлой головке, сунуть в ротик леденец и по-отечески спросить: «Сынок! Ты школу-то закончил?» 
    «Бычок» отодвинув это желание, словно миску с манной кашей, потянулся до хруста в суставах и глубоко вздохнул. Настороженно посмотрел на матроса, после чего улыбка с лица парня сама сползла, словно использованный презерватив, брошенный об забор. Мысленно еще витая в церковно-славянских вязях каплей автоматически достал из сигаретной пачки очередную сигарету, закурил и спросил:
      - Ну что лыбишься как унитаз в гальюне?
     - Товарищ командир! - моряк, продолжая сиять, с собачьей доверчивостью посмотрел босыми щенячьими глазами на офицера. - Вот пришел посоветоваться. Как служить? С кого брать пример в службе? - с простотой сельского парня спросил стеснительный салажонок, которого мать перед службой наставляла: «Запомни сынок! Ласковый теленок две мамки сосет!»
     Витюшка, прошедший за последние пятнадцать лет воинской службы огонь, воду и медные трубы от вопроса матроса чуть не подавился сигаретой и выпустил дым из ушей. Пощупав кончики черных, будто гуталином намазанных усов, словно убеждаясь в их существовании, «бычок» задумался.
      Перед мысленным взором, в одно мгновение, как страшный сон пронеслась вся яркая, полная взлетов и падений военная жизнь. От нервных курсантских будней до офицерских корабельных мытарств с их бессонными ночами, бдениями по защите развальцованной начальниками задницы от матери-Родины.  Вспомнил, как его в боевом походе в Индийском океане во время шторма чуть не смыло с ходового мостика. Хорошо, что зацепился за вентиляционный грибок, иначе кормил бы сейчас крабов в Персидском заливе. Не забыл, как по разгильдяйству «групмана» - командира группы управления ракетным оружием чуть не прихлопнуло крышкой от пусковой установки при этом, чуть не раздавив мужские «колокольчики-бубенчики».
      Что только стоила недавно случайно выпущенная с соседнего корабля очередь мелкокалиберных снарядов из носовой пушки при утреннем проворачивании оружия? Как тогда не задело, он до сих пор не понимал. Снаряд пролетел в десяти сантиметрах над башкой, чуть ее не оторвав. Спасла реакция, падать - не вставать. Горячее ощущение на щеке от теплого инверсионного следа снаряда чувствовал еще долго. Воистину родился с золотым якорем в заднице. Разворотив ограждение ходового мостика, осколок ранил командующего эскадрой, после чего пол корабля было в зеленке.
    - Как? - Петрович, подняв, свою голову от церковной книги, автоматически переспросил рябого, будто найденного в жиже первогодка и глянул на него посветлевшим взором. - Да очень просто, сынок! - «бычок», повернув голову в сторону Бога, заглянул в Книгу Книг и с таким благоговеньем перелистнул очередную страничку, что Господь бы остался доволен.
    - Будь послушным, аки агнец божий. Душевно чист, яко майский цветок. Не грусти по пустякам, - с долей отцовской грусти Виктор начал не спеша чревовещать, как в школе дураков. - Будь не лицемерен, терпим, прост, как евангелистский голубь, - каплей благоговейно расправил помятую страничку старинной книги, почесал потные фаберже и спокойно продолжил вечернюю литургию. - Терпелив, яко наш Христос. Бог терпел и нам велел! Достойно неси свой воинский крест. Не пей вина зависти и прелюбодеяния, - тут Витюшка искоса посмотрел на спрятанную под столом пол-литровую бутылку технического спирта и нервно дернул шеей.
    - Я постараюсь, - вкрадчиво проблеял себе под нос матрос.
    - На девчонке будешь «стараться», - резко поправил командир подчиненного, но, что-то вспомнив как пророк опять елейно продолжил. - Воздерживайся от праздных поступков и уныния. Будь аккуратен на камбузе и в гальюне. Лукавый-то, он всегда около святых мест бродит. - В иллюминатор вместе с морским воздухом рвался в каюту корабельный ревун.  - Не забывай, друг! Как говорил нам Иисус Христос - достигнуть зари можно только тропою ночи. Увы, мир полон мерзости. Не будь Авгуром, вводящим в заблуждение других, - Виктора потянуло на философию, но он быстро взял себя в руки и продолжил тем же церковно-приходским тоном.  - Если не пустить в душу бога, то в ней поселится дьявол. Умей каяться и биться головой о переборку. Запомни! На флоте Бог и начальники страждущих любят! Без любви к флоту служить невозможно, так же как служить обедню, не веруя, - офицер дернулся мятыми подглазьями, удивившись, что в легкую набуравил и продолжил. - Аз есмь ратник, поэтому чти командира и боцмана свояго, да