Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда Рэй вышел из дома и направился к морю. Берег был безлюден, а море величественно и пустынно. Медленно двигались и исчезали в вечерних далях обрывки огромных облаков: ливень, который по всем признакам должен был пролиться на город, так и не начался. Ненастье в этот раз обошло Тремонт стороной.
С прошлым нельзя было сделать ничего: оно остаётся с нами навсегда. А будущее? Глядя в морскую даль, где ещё виднелись призрачные очертания островов, Рэй думал о том, что всё уже никогда не будет так, как было когда-то раньше. Рэй понимал, что полиция наверняка ищет его, а может быть и не только полиция. Уехать куда-нибудь далеко и начать жизнь заново? Это казалось трусостью. Стать добровольцем иного мира, покинув этот мир? Да, страшная мысль тоже приходила ему в голову. Но для чего тогда была эта жизнь, зачем она была дана ему? Продолжать борьбу? Но каким образом? На этот вопрос не было ответа.
Рэй был молод, а мысль о том, чтобы провести остаток дней своих где-то в благородном уединении, пусть даже у моря, была нестерпима. Нет, пусть те, кто доживает свой век на этом свете, дремлют под шерстяным одеялом в своих старых деревянных домах, пусть зажигают в ненастье свет и пьют свой травяной чай. Пусть ветер осыпает их, задремавших днём в саду, лепестками жасмина, путь он шумит им по ночам, навевая сны о старине. Пусть проводят они свои дни, не ожидая ничего и ни к чему не стремясь. Рэй пришёл в этот мир не для этого. Но для чего? Анику он спасти не смог, в этом была и его вина. Он не выполнил того, о чём просил за день до смерти Блейз. Но жизнь продолжалась, и нужно было что-то делать. Умножение зла не было выходом, нет. Было ясно: всякий раз, когда ты убиваешь, когда ты мстишь, платя злом за зло, торжествует кто-то тёмный. А позволить ему торжествовать было нельзя.
Рэй понимал – в Тремонте его ищут. Ну и пусть! Время жизни шло, и время было дорого. Если он совершил зло, то должен был искупить его. Но для начала Рэй хотел снова найти Хейза, хотел подробно расспросить его о доме у моря, об Анике – если только ему что-то было известно. Да, он хотел снова увидеть его, и ради этого стоило вернуться в Тремонт. Рэй решил, что обязательно вернётся, несмотря ни на что.
Тем временем по дороге, ведущей в сторону моря – к самой окраине Тремонта – двигался автомобиль чёрного цвета, за рулём которого сидел Гайд. Дорога, освещаемая фарами автомобиля, была знакома ему. Он знал, что скоро нужно будет проехать по мосту через реку, а дальше был поворот налево и дорога шла вдоль прибрежного леса. К тому же, Эпп подробно объяснил Гайду, как надо ехать. Теперь молодой человек, который совсем недавно начал работать у Гайда, сидел на заднем сиденье автомобиля рядом с Гальвертом и Реггером. На переднем сиденье рядом с Гайдом восседал Господин Дэ, взиравший на мелькавшие за окном автомобиля виды с сосредоточенным выражением лица. Мысли его были где-то далеко от мест, через которые они проезжали. Купертино предвкушал предстоящую встречу и думал о том, что у него мог бы получиться отличный фильм. Он думал о том, как будет лично пытать негодяя перед кинокамерой – эти мысли приводили его в возбуждение.
Эпп появился на пороге дома Гайда как раз тогда, когда Гайд и его люди только начали работать над делом Господина Дэ. С удивлением, которое непросто было скрыть, смотрел Гайд на Эппа, когда тот заявил, что знает человека, описанного Фабрианом, что человек этот – его бывший сослуживец Рэй Инвер и что Эпп прекрасно знает, где он живёт. Гайд был человеком, успевшим в жизни многое повидать. И всё же он был весьма удивлён, узнав о том, чем занимается его новый клиент (получение подобных сведений стало возможным благодаря обширной сети знакомств детектива, среди знакомых которого были и люди, знавшие Купертино).
Сидя за рулём автомобиля, Гайд был погружён в свои мысли и ничего не говорил. Он был ещё бодр и крепок, но седина уже преобладала на его голове. Гайд был один, у него никого не было. Терять было нечего, и он думал о том, что должно произойти – сейчас или никогда.
Он думал о том, что всё, что он делал, было гигантской, чудовищной ошибкой, что его постоянно сопровождали предательство и подлость; что люди, которым он помогал за деньги решать их проблемы, часто были людьми крайне сомнительных моральных качеств, а те, кого они искали, наоборот оказывались зачастую людьми порядочными. Да, это была ошибка. Ошибкой была вся его жизнь. Подлость и предательство, предательство и подлость… а то, чем он занимался долгие годы, разве не было подлостью, которой не было оправдания? Разве не было это архицинизмом? Ведь он получал за это деньги. Да, это было падение души, страшную глубину которого он осознал только тогда, когда жизненный путь его был пройден до половины. Гайд видел, как охранники дома на Мандариновой улице чуть не до полусмерти избивали Хейза, и в этот момент что-то во внутреннем мире его вдруг перевернулось. Думая о своём прошлом, он не находил себе оправдания. Он уже далеко не первый раз имел дело с преступниками, которые приходили к нему, но до сих пор Гайду удавалось как-то отгонять скверные мысли. Да, раньше он говорил себе, что это не его дело, кем на самом деле являются его клиенты, и тогда совесть замолкала. Да, так было раньше. Но не теперь.
Когда автомобиль приблизился к мосту через реку, медленные воды которой сонно двигались навстречу морю, Гайд внезапно и резко повернул руль влево. Мгновение – и машина, сломав почти на полной скорости металлическое ограждение, вылетела с моста. Ещё через мгновение она с шумом упала в воду. Всё произошло настолько стремительно и неожиданно, что сидевшие в салоне едва успели в ужасе закричать. Купертино вскрикнул от неожиданности и страха:
- Ах ты…!
Что-то кричали Эпп, Реггер и Гальверт, но было поздно. Только Гайд был всё время безмолвен. Автомобиль и все, кто в нём находились, исчезли в холодных ночных водах реки.
