Склонный к неврозам польский еврей Аллен Варнавски добрался в Тамбов поздним вечером. Это был не первый русский город, который посещал предприимчивый торговец отопительными котлами, и, скорей всего, не последний. Приехав в Россию восемь лет назад на должность разъездного коммивояжёра продукции завода «Kozel», он застрял в этой стране как в безнадёжном болоте. Руководство, сидевшее припеваючи в скромной и уютной Молднице, не торопилось его менять, время от времени подбрасывая колесившему по бесконечным просторам пану Аллену туманные обещания назначить главой филиала в Трёхградье, а, возможно, когда-нибудь, представителем завода в Нью-Йорке. Варнавски зубрил английский, что, к сожаленью, не делало обещания руководства более конкретными, и ждал, иногда кусая тонкие бескровные губы, когда фортуна наконец повернется к нему лицом.
«Чёртово захолустье! – мрачно думал Варнавски, заполняя анкету в холле гостиницы «Центральная». – Все города как по кальке срисованы: советский ампир вперемешку с американской модой пятидесятых годов прошлого века. Ресторан наверняка закрыт, в ночном клубе одни ****и и орки в спортивных костюмах, из еды пересоленные орешки и палёный виски». Он потрогал носком ботинка дорожную сумку. На дне заботливо покоилась бутылка «зубровки», гарантировавшая быстрый и спокойный сон.
Аллена Варнавски не стоило считать русофобом, хотя русских, безусловно, он недолюбливал. Отчасти в силу исторической традиции родной страны, но больше из-за того, что вел с ними ежедневные дела, регулярно убеждаясь в широте, размахе и неповторимости российского разгильдяйства. В первые годы он крепко нервничал по этому поводу, но потом как-то успокоился и старался воспринимать действительность как осознанную реальность, по совету отмененного после крушения коммунизма Фридриха Энгельса.
В номере Аллен снял обувь и растянулся на кровати. Переодеться в пижаму, лениво сказал он вслух, почистить зубы, выпить водки и спать, завтра первая встреча в десять.
В дверь вежливо, но настойчиво постучали.
- Шлюхи! – подумал Варнавски. – Когда с этим бардаком покончат?
Он сделал страшно недовольное выражение лица и открыл. На пороге стоял волк.
- Я зайду? – спросил волк и, не дожидаясь ответа, прошмыгнул в номер. – Извини, друг, не дай бог кто по коридору пойдёт.
В глазах пана Аллена потемнело, он покачнулся, едва удержав равновесие, и повернулся навстречу судьбе.
Волк развалился на куцем прикроватном коврике и весело скалил белоснежные клыки.
- Вы ко мне? – спросил Варнавски, сглотнув слюну.
- Вероятно, - сказал волк. – Сорока донесла, что в твоем номере козлы припрятаны. Делиться надо, дорогой товарищ. Но по честному, половину можешь себе оставить.
- Козлы? – переспросил Варнавски. – Похоже, вас неверно информировали. Полное официальное наименование нашего предприятия «Завод по производству отопительных котлов Kozel из Молдницы». Вас интересует нагревательное оборудование?
- Какие котлы? – нахмурился волк. – Ты меня за дурака не держи, парень. Я к тебе по-людски, по совести, отдай половину козлов и разбежались в разные стороны, как пароходы в океане.
- Вот посмотрите, - Аллен судорожным движением вывалил из сумки на пол рекламные буклеты. – Вот всё, что мы производим. Никаких козлов, только котлы Kozel.
Волк надел очки и внимательно изучил документы.
- Какая тварь, - с искренней горечью произнёс он. – Это я про сороку. Примчалась, дура набитая, раскричалась на весь лес, в «Центральной» в сорок втором номере импортные козлы поселились. Я, старый мудак, и клюнул, кто же от вкуснятинки откажется. Извини, друг, нехорошо вышло.
- Я без претензий, - сказал Варнавски. – У вас есть ещё вопросы?
- А ты что, куда-нибудь торопишься? - в глазах волка мелькнул плотоядный блеск. – Пожрать не удалось, давай хоть поговорим. В лесу, знаешь, скучно, зайцы, как меня увидят, сразу немеют. А зря, я мирный индеец, дичь не люблю, от неё изжога.
- Я выпью, с вашего позволения, - сказал Аллен и достал из сумки «зубровку». – Вы как относитесь к горячительным напиткам?
- Не-а, я - пас, - сказал волк. – Я с водки дурею. Могу на части порвать. Потом каюсь, но уже поздно, порванное обратно не сошьёшь.
- Понимаю, - сказал Аллен и передвинул бутылку подальше от волка. – А о чём рассказывать?
- О чём хочешь, - сказал волк. – Вообще о жизни, как там у вас в Польше, в Европе как, в Америке. Я же не был нигде, тамбовский я, интересно.
- Так сложно сразу сформулировать, - потёр нос Варнавски. – Везде по разному живут, у всех свои проблемы. Я, собственно, последние годы в основном в России нахожусь, домой редко приезжаю. Некогда, работа.
- Вот это, между прочим, главная беда нашего времени, - сказал волк. – Современный человек работает настолько много, что работа теряет смысл. Понимаешь, о чём я? Человек не успевает воспользоваться плодами своего труда, книги не читает, хорошее кино не смотрит, кушает всякую дрянь, только пашет как лошадь. А потом помирает, удивившись как быстро жизнь пролетела. Грустно, на мой волчий взгляд.
- Вы все такие русские, - раздражённо сказал пан Аллен. – Вам лишь бы философствовать, ничего делать и удивляться, почему живёте в нищете. Это ваше национальное, извините за резкость.
- Я бы не делал обобщений из моих слов, это всё же частное мнение одного отдельно взятого индивидуума, - добродушно ответил волк. – Но леноваты мы, конечно, не спорю. Вот я как поступил: договорился с ментами, задираю одну корову в квартал, мне на пропитание хватает и им отлично – одна корова не стадо.
- А перспективы? – сказал Аллен. – Нужно стремиться к чему-то.
- Да какие перспективы в нашем лесу? – поморщился волк. – Что для человека, что для хищника, так – мелкие шалости на фоне движения планет.
- Не знаю, - сказал Аллен. – Я этой логики не разделяю, вы сами во всём виноваты. Я, например, точно знаю, что когда-нибудь буду жить в Нью-Йорке и не польским эмигрантом в бедном квартале, а богатым и обеспеченным человеком. И я это не просто знаю, а каждый день добавляю по кирпичику для исполнения мечты.
- Мне трудно быть рациональным, - сказал волк. – Другая конституция организма, можно сказать, иная стихия природы. Я тут давеча сел писать роман и в первых же страницах доказал сам себе, что роман умер. И бросил это дело. Наверное, правильно, одним бездарным романом меньше. Нью-Йорк – хороший город, говорят. Я бы с удовольствием побывал, но не получится, как ты представляешь волка на корабле, я же не крыса.
- Да, - сказал Варнавски. Ему вдруг безумно захотелось спать. – Я прилягу, с вашего позволения.
- Ложись, - сказал волк. – Вижу, что устал. Я пойду, пожалуй. Ночь на дворе, охрана на входе дремлет. Болтать, конечно, можно до утра, но через силу не надо, лишнее это.
- Приятно было познакомиться, - сказал Варнавски. – Будете в Москве, заходите в гости, я снимаю квартиру на Кутузовском.
- Не обещаю, - сказал волк. – Шумно в Москве, оно сначала вдохновляет, а потом становится невмоготу. Я прошлым летом гостевал в столице, еле лапы унёс, такая хандра на меня навалилась. Ну, всё, пока!
Варнавски налил полный стакан «зубровки» и выпил залпом.
«Может, это знак судьбы? – подумал он. – Если я подружился с волком, значит и Нью-Йорк не за горами. Вернусь в Москву, напишу начальству ультиматум – либо назначаете представителем в Америке, либо перехожу на работу к конкурентам».
Он потянулся и закрыл глаза:
«А волк забавный, смешной, сам не знает, чего хочет. Как и вся эта страна – страшная снаружи, робкая внутри. Зато поговорить – мастера. Зря я его в гости пригласил, вдруг действительно припрётся. Боже, как мне это всё надоело, куда ни ткнись, кругом сплошной сюрреализм…»
Он икнул, на задней стенке бутылки отразилась задумчивая физиономия волка, и пан Варнавски провалился в глубокий и беспечный сон.
