Полустанок

В полусотне ярдов от забытого действительностью полустанка с выгоревшей дотла вывеской, на окруженной чертополохом лужайке, играла с куклой девочка десяти лет. Мимо неё, почти рядом, равнодушные к детской забаве сами себя несли в никуда бесконечно ржавые рельсы. И были столь стары они, что, казалось,  прерви кто-то эту дряхлую бесконечность, изыми из неё короткий миг, дабы приучать округу к обеду или пожару, выдавить он смог бы только безликий, лишенный эха звук. Девочка сидела на чёрной шпале, занимаясь важным делом. Она брала куклу, клала её слева от себя. Потом поднимала, отряхивала ей платьице, выговаривая за неряшливость, и после незамысловатых манипуляций, обозначавших эпизод жизни ещё более неразумного чем сама существа, укладывала куклу справа от чёрной, словно вырубленной из плиты антрацита, шпалы. Позже все повторялось. Маленькие пальчики с въевшейся под ногти грязью перебирали тряпичную игрушку, а подол испачканного землей розового платьица колыхался в такт движениям. Головки чертополоха как бессменные часовые наблюдали за этим без протеста и свойственного всему колючему снобизма. Были они свидетелями и более бестолковых обстоятельств.

Детская игра в окружении шипов - событие, исключающее даже самую призрачную связь между прошлым и будущим. Есть только настоящее: игра в розовом платьице в окружении чертополоха на пустыре перед забытым полустанком, под небом, обещающим дождь.

И он пошел. Сначала робко - трогающий, сомневающийся, просящий разрешения, словно девственник перед навязанным ему свиданием. Потом, сообразив, что к нему относятся со смирением, зачастил навязчиво и пошло. И было что-то скабрезное в этом перестуке в престарелых листьях и учащающемся скрипе ветвей... Под звуки эти уже насквозь промокшая девочка прижимала к груди куклу и рассказывала ей о сложностях жизни. О коллизиях человеческих отношений и чертовски непредсказуемом прогнозе погоды на это лето. Сидела ссутулившись она, поджимала тоненькие плечи, как нелетающая птица поджимает зазря выданные ей господом крылья. И смотрела перед собой, выдавая взглядом ужасную тайну своего бытия. Тайну, хранительницей которой, окажись полустанок чуть более людным, а чертополох немного разговорчивее,  вряд ли бы хотела быть: за ней не придут.

- Ты потерпи, Берта, - шептала она кукле, - дождь скоро закончится. Дождь всегда заканчивается. Нужно просто немножко подождать. Всё бывает… Всё бывает…

Из шелестом выражавшего свое недовольство леса вышел человек лет двадцати с армейской винтовкой за спиной. Морщась от неуюта и сбивая военными сапогами фейерверки брызг с чертополоха, зашагал в сторону полустанка. Намеревался он переждать там непогоду, съесть бутерброд с колбасой, запить вином его и высушить у костра одежду в том маловероятном случае, при котором не оказались бы сырыми спички. Не отрывая от покосившегося полустанка взгляд, шагал он, сдувая, как если бы сдувал с одуванчиков пух, стекающую в рот с лица влагу.

Ветер бесновался и бросал потоки воды в разные стороны. Он словно встряхивал покрывало, полное блестящей пыли. И покрывало это, стремительно меняя форму, хлопало в воздухе и вышибало суть из самого себя мириадами стремительных капель. Это был не дождь, это была сумасшедшая пляска познавшего первый секс девственника, робкого до и одуревшего от осознания собственной мужественности после.

- Проклятье, - уже, наверное, в десятый раз повторил мужчина. И тут же не задержался с одиннадцатым: - Дьявольщина…

И вдруг он остановился, позабыв и о дожде, и о желании донести сухими спички до полустанка.  Окажись в эту минуту под ногами ухмыляющийся лепрекон с чугунком золота под мышкой, удивился бы мужчина куда меньше.

Девочка не испугалась, лишь на какое-то мгновение прекратила дрожать плечами. Но потом кукла в руках её снова затанцевала джигу.

- Как тебя зовут, крошка, и что ты тут делаешь? - выстрелив фонтаном набежавшей в рот воды, прокричал мужчина.

Она замерзла. Так замерзла она, что вокруг губ её на синем лице появился белый ободок отчаяния.

- Пресвятая богородица, - пробормотал мужчина, - вразуми, объясни, что здесь делает ребенок!

Сбросив на землю винтовку, отстегнул он пояс с подсумками. Не было бы нужды раздеваться, да причиной тому была маленькая девочка и решивший вдруг стать мужчиной дождь. Рванув на себе куртку, мужчина свалил её с плеч и, пока не растворилось в морозном октябрьском воздухе хранящееся в ней тепло, накрыл девочку. Поднял на руки и побежал к полустанку.

- Глупость какая… - хрипел он, бросая в лицо ей брызги воды. – Мерзавец бегает по лесам, не оставляя следов! С ума сойти. Убийца, проклятый дождь и дети на дороге… А теперь я ещё и крыши не вижу!

Через полчаса, когда над их головами появился сооруженный мужчиной навес,  когда одежда высохла, а колбаса показалась девочке самым вкусным, что ела она за все то время, что помнит себя, оказались оба они предрасположены к беседе.

- Как зовут вашу подружку?

- Берта, - помня ещё вкус колбасы, улыбнулась и ответила Дженни.

- Не очень-то опрятна Берта, вы не находите, маленькая леди? - вопрошал он, лежа на боку с флягой в руке.

Девочка удивилась, и удивление это показалось мужчине женским, всеобъемлющим.

- Может ли быть такое, чтобы вы не видели, насколько мала она для ухода за собой? Я просто не успела привести её в порядок, вот и всё.

- Но не может быть и того, чтобы подружка Берты - маленькая леди - оказалась на пустыре в одиночестве, - возразил он. – У каждого есть свой покровитель. У Берты есть маленькая леди, у дождя есть ветер, у королевства - королева… Чёрт бы его побрал!  – воскликнул он, смахивая с рукава выползшего из норы одуревшего от предчувствия всемирного потопа паука.

- Вы ведете себя в присутствии дам недостойно, - отметила девочка. Потупив взор, она смахнула с губы хлебную крошку. Платье её розовое сохло на раскалившемся от огня суке, и теперь девочка бдительно следила, чтобы куртка, в которую она была завернута, не распахивалась. Сложные обстоятельства, заставившие её оказаться наедине с мужчиной, да ещё и оказавшись впоследствии раздетой, не казались ей зазорными. Головку свою она держала гордо и независимо, демонстрируя превосходство женского достоинства перед обстоятельствами.

- Прошу прощения, - мужчина склонил голову, признавая оплошность, - за две недели присутствия в ваших краях одичал я самым решительным образом.

- Человек дичать не должен, потому как человек он.

- Да, конечно, - сдерживая насмешку, пробормотал он, - но понаблюдал бы я за вами, маленькая леди, когда бы вы не мылись тринадцать дней.

- Я не мылась тысячу дней, - возразила девочка и, тая в уголках губ улыбку, посмотрела на возвышение стены, по которой долбили, не переставая, капли. Ударяясь, вода облегченно лишалась гнева, и уже спокойно и расчетливо сливалась со скользящим по бревнам потоком, придавая насквозь просверленному жуками дереву лакированный вид.

Мужчина допил вино и потряс флягой. Она была пуста.

- Простите, маленькая леди, что я так и не услышал ответа. У Берты есть вы. А кто есть у вас?

- У меня нет никого, - спокойно ответила Дженни.

-  Боюсь, леди не поняла вопроса...

- Я поняла вас. У меня нет никого кроме Берты, но не о ней ведь вы спрашивали?

- Я спрашивал, простите, о родителях ваших, - оглушено пробормотал мужчина.

-  У меня нет родителей. Я Дженни из клана МакНаман, но клан этот прекратит свое существование. Прошлой осенью отца моего задрал в лесу медведь, а мама умерла от болезни. Поэтому мы с Бертой.

Мужчина долго молчал, глядя в начинающее светлеть в щелях между досками небо.

- Где же вы живете?.

- Ещё нигде. Мама умерла утром, когда мы шли к ближайшей деревне.

Мужчина привстал и сунул в зубы мундштук пустой трубки. Как оказалась она в руках его, он и сам не мог сейчас объяснить. Привыкший сосать трубку в минуты крепких раздумий, он нашел её в кармане столь быстро, сколь быстро не нашел бы на себе ножа, ворвись в домик хайландеры.

- Тогда следует понимать, что мама… где-то неподалеку?

- Я похоронила маму за железной дорогой, - спокойно, словно о предстоящем празднике урожая шла речь, произнесла девочка. И вдруг голос её потух. – Мне стоило это немалых сил, сэр…

Мужчина присмотрелся и увидел на глазах её слёзы.

Их обоих вывел из оцепенения звук мотора, скрип тормозов и топот. Поднявшись на ноги, мужчина вышел на крыльцо и спустился по его качающимся, потерявшим от сырости скрип ступеням.

- Вы должны были приехать час назад, Уилки.

- Простите, сэр. Но этот дождь....

- Ступайте в дом и заберите в машину девочку, что сидит на полу, - услышала Дженни. - По приезде вы передадите её воспитательнице моего брата Эндрю…

Через одиннадцать лет он, Брайан Честертон, восьмой в очереди претендент на английский престол, будет сидеть в библиотеке напротив воспитанницы королевского двора Дженни МакНаман и говорить:

- Дженни… Милая Дженни… Боясь оскорбить вас этим признанием, я прошу руки вашей. Я не могу забыть тот день, когда вы сидели в куртке моей, ребенок, одинокий ребенок, и рассказывали о своей жизни… Простите. Простите, кажется, я сбился… Я не знаю как сказать, в последний раз мне приходилось говорить об этом давно, и слова похожие на эти не соответствовали событию… как я теперь понимаю… - Честертон взволнованно пристал. - Вы можете позабыть этот разговор сразу, как только он состоится. Вы можете презирать меня, я стерплю и в дальнейшем постараюсь уберечь вас даже от взглядов своих. Вы можете отказаться от общения со мной. Но я не могу не сказать вам, что люблю вас! И весь я, все мое состояние и вся жизнь моя принадлежат отныне вам. А теперь поступайте так, как подсказывает вам сердце ваше…

Склонив голову,  Честертон ждал. За окном тонко стучал дождь по подоконнику. Дождь начинался, осень, осень, осень... И кровь прилила к вискам его, когда он услышал:

- Брайан…

Он поднял голову и увидел глаза её, блестящие от слез. Однажды он уже видел слезы на этом лице. Казалось, и руки Дженни, держащие томик Китса, дрожали как в тот октябрьский день.

- Брайан… Мне не нужно состояние ваше. Вы хотели услышать ответ мой, так получите его: я люблю вас, - она засмеялась, и растопившийся хрусталь лавой ринулся из глаз её к губам. - С того самого момента, как грелась в куртке вашей и думала о том, что мольбы мои о рыцаре, таком желанном в день смерти моей матери рыцаре, который должен появиться и забрать меня с собой, услышаны… Возьмите меня с собой, Брайан…

И она заплакала от счастья.