Петербуржец в ....надцатом поколении поэт Андрей Чернов посоветовал мне внимательно посмотреть на истоки одной старой легенды, что и было сделано. К слову, дальний предок–родственник Андрея Чернова — первый архитектор Петербурга Доменико Трезини (в России Андрей Петрович Трезин, 1670 – 1734 гг., прибыл строить новую столицу в апреле 1704 г., одно из его творений — Петропавловский собор).
Вот концовка стихотворения "Градостроитель"
" ................
Одна беда – нелепость,
противная уму:
ты станешь строить крепость,
а выстроишь тюрьму.
Ты выведешь каналы –
венецианский ряд,
но выберет канавы
светлейший казнокрад.
Еще не раз закроют
лепниной и землей,
построенное сроют,
но этот город – твой.
И слава и проклятье
положены Петру,
а ты в голландском платье
незримый на ветру,
дабы в ином колене,
не ведая родства,
с тетрадкой на колене
твой внук слагал слова:
зело небесполезен
средь северных равнин
Андрей Петрович Трезин,
российский гражданин"
1983 г. (Андрей Чернов)
Теперь о сути дела.
Существует широко известная и устойчивая легенда, согласно которой опальная жена царя Евдокия, узнав про строительство Петром I нового города на берегах Невы, ПРОКЛЯЛА это детище своего мучителя — "Питербурхъ не устоитъ за нами, быть-де ему пусту".
Уж не знаю, было ли это так сказано Евдокией на самом деле, но то, что город Петра переживал ужасные наводнения и на его долю выпала самая страшная в истории человечества блокада, а за двадцать лет до этого город успел потерять столичный статус, заставляет задуматься — "чем чёрт не шутит", и что ещё может случиться в будущем.
Тем более, что у нас перед глазами трагедия Романовых, коих прокляла Марина Мнишек (жена первых двух Лжедмитриев). Она наложила проклятие на весь их царский род после того, как летом 1614 года был повешен её трёхлетний сын, который в народе известен как Ворёнок (от Тушинского вора — Лжедмитрия II). "Поганая полячка" сказала, что ни один из Романовых никогда не умрёт своей смертью..., и убийства будут продолжаться, пока все Романовы не погибнут. С отдельными поправками, но это свершилось.
Но не хочется думать о плохом..., тем более, что "Питербурхъ" так прекрасен ! Не верю я в проклятия..., все эти блокады и тяжкие последствия других ужасов — во многом из-за персонального человеческого головотяпства.
Забегая вперёд, скажу, что тут я выступлю в неблагодарной роли "ниспровергателя легенд".
Но давайте всё разберём по-порядку. Опираясь на известные документы, мы сами можем их проанализировать и понять "откуда растут ноги и чьи торчат уши" во всей этой истории.
Судя по всему, эта легенда вытекает из допросов царевича Алексея по "Кикинскому делу" (бегство сына Петра I за границу), и надо просто очень внимательно ("с карандашом в руках") ознакомиться с показаниями царевича.
Итак, на самом-то деле, это было вовсе не проклятие, а некое пророчество–откровение (сейчас многие с облегчением выдохнули...), о котором Евдокия рассказала (но напоминаю, со слов царевича Алексея) сестре Петра I — царице Марии Алексеевне (1660 – 1723, дочь царя Алексея Михайловича и Марии Милославской). Она была привезена в Петропавловскую крепость 25 мая 1718 года (в Википедии в статье о царице ошибочно написано несколько дат), 2 июля она отправлена в Шлиссельбургскую крепость, 16 ноября 1719 года была возвращена обратно в Петербург и посажена фактически под "домашний арест" в квартире гарнизонного плац–майора до 13 июня 1721 года. В общей сложности сестра царя пробыла в неволе три с половиной года.
Мария Алексеевна очень уважала Евдокию Фёдоровну и поддерживала с ней добрые отношения и даже тайно передавала царевичу Алексею весточки от матери (и брала у него деньги для Евдокии), когда та находилась в Суздальском монастыре. И вот когда Алексей только отправился в бега за границу, там ему близ Ливы (совр. Лиепая, Латвия) повстречалась тётка Мария Алексеевна, которая возвращалась после лечения в Карлсбаде. Царевич из своей коляски пересел в её карету и в завязавшемся разговоре она ему рассказала про слова его матери, в которых кроме "судьбы Питербурха" была ещё одна значимая информативная часть.
Приведу развёрнутый текст показаний царевича Алексея (касательно этой истории), который в более полном изложении в интернете почти не цитируется. Написано это было в Преображенском 8 февраля 1718 года на 4-х листах. Здесь я показываю полностью 3-й лист и часть 4-го. Это ответы на вопросы (всего их было семь), заданные царём своему сыну 4 февраля.
Если очень ВНИМАТЕЛЬНО прочитать этот первоисточник, то становится понятным, что никакого проклятия сама Евдокия не говорила, а лишь пересказала пророчества каких-то "многiх" людей. Если о первом "откровении про перемирие" (которое не сбылось) с Петром I сказано, что оно пришло ей САМОЙ и иным, то о "питербурхском откровении" говорится уже только от лица ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. Красным шрифтом с подчёркиванием я выделил эти принципиальные различия:
"Не доехавъ Либоу (Лива, Либава, Лиепая. — И.Ш.) встретилась мне царевна Марья Алексеевна, и взявъ меня къ себе въ карету, по многимъ разговорамъ, пришла речь до матери моей, и она молвила: "Забылъ-де ты ее, не пишешь и не посылаешь къ ней ничего. Послалъ-де ты после того, какъ чрезъ меня была посылка?" И я сказалъ, что послалъ (о той посылке, что чрезъ Дубровскаго (Фёдор, из ближнего окружения царевича. — И.Ш.); а о немъ именно объявилъ, или нетъ, не упомню). И принудила меня писать письмецо къ матери (о которомъ прежь сего объявлялъ). И я говорю ей: "Я писать опасаюсь". И она мне молвила: "А что ? хотябъ тебе и пострадать, так бы нетъ ничего; видъ-де за мать, не за иного кого". И я молвилъ: "Жива ль она или нетъ?" И она сказала: "Жива-де; и было-де откровенiе ей самой и иным (здесь под словом "иным" скорее всего подразумевается хорошо знакомый Евдокии Ростовский митрополит Досифей. — И.Ш.), что отецъ твой возметъ ее къ себе, и дети будутъ; а такимъ-де образомъ: что отецъ твой будетъ боленъ и во время болезни его будетъ некакое смятенiе, и прiедетъ-де отецъ в Троицкiй монастырь на Сергiеву память, и тутъ мать твоя будетъ же, и отецъ исцелеетъ отъ болезни, и возметъ ее къ себе и смятенiе утишится. Да повидайся-де съ Кикиным (Александр Васильевич, он сопровождал царевну Марию Алексеевну в поездке в Карлсбад и был в это время в Либоу. — И.Ш.): онъ-де желаетъ тебя видеть". Еще же сказывала, что Питербурхъ не устоитъ за нами: "Быть-де ему пусту; многiе-де о семъ говорятъ". Еще же въ разныя времена, когда разговоръ прихаживалъ о матушке царице Екатерине Алексеевне (вторая жена Петра I. — И.Ш.), и я когда сталъ хвалиться милостью ея къ себе, и она говаривала: "Что-де хвалишься ? видь-де она не родная мать; где-де ей такъ тебе добра хотеть ?" (в показаниях 27 февраля царевна Мария Алексеевна сказала, что не говорила Алексею эти последние слова, а про своё видение–откровение Евдокия ей рассказывала "тому летъ 6 или больше". — И.Ш.)
Царевна Марья Алексеевна съ принужденiемъ выпросила у меня денегъ, для посылки къ матери, одново сто, а вдругорядь не упомню, триста или пятьсотъ, года три или больше назадъ. Да она жъ при Либове, когда встретилась, принудила меня написать письмецо маленькое, только о здоровье; а помнится мне такъ писано: "Матушка – государыня, здравствуй ! Пожалуй, не оставь въ молитвахъ своихъ меня". А больше того, никогда я писемъ не писывалъ. Она же казала мне отъ нее письмо, только мне его не дала, и я не хотелъ взять; а пишетъ также о милостыне; да отдала мне образъ маленькiй Богородицы, да платокъ, или четки, не упомню. Дубровскiй привезъ ко мне на Сяское устье водки бутылку отъ Аврама (брат Евдокии Лопухиной. — И.Ш.), да письмецо маленькое о оной водке, которое тамъ же изодралъ". (стр. 457, том 6, Приложения, № 148, Николая Устрялов: "История царствования Петра Великого", изд. Санкт–Петербург, 1863 г.)
Вот и получается, что эта легенда о якобы проклятом Евдокией Петербурге, "вытекла" из февральского допроса царевича, но тут всё "вилами по воде писано". Обратите внимание на фразу Еще же сказывала, что Питербурхъ не устоитъ за нами. Эти слова не закавычены Алексеем, как предыдущие и абсолютно не понятно кто это "сказывала" — Марья или Евдокия. И даже если предположить, что это говорила Евдокия, то и она ссылается на других людей — "многiе-де о семъ говорятъ"
И тут же мы находим ещё несколько источников фразы про "плохой конец" Петербурга — это всё в тех же ответах царевича на вопросы Петра I. Последний пункт–вопрос гласил:
"Все, что къ сему делу касается, хотя чего здесь и не написано, то объяви и очисти себя, какъ на сущей исповеди. А ежели что укроешь, а потомъ явно будетъ, на меня не пеняй: понеже вчерась предъ всемъ народомъ объявлено, что за сiе пардонъ не въ пардонъ".
И вот Алексей Петрович, отвечая на этот седьмой пункт, завёл речь о словах царевича Сибирского:
"... Еще жъ мне онъ сказалъ въ марте месяце 1716 года: "Въ апреле месяце въ первомъ числе будетъ перемена". И я сталъ спрашивать: что ? И онъ сказалъ: "Или-де отецъ умретъ, или раззорится Питербурхъ: я-де во сне виделъ". И какъ оное число прошло, я спросилъ, что ничего не было. И он сказалъ, "что-де можетъ быть въ другiе годы въ сей день; я-де не сказывалъ, что ныняшнего года: только смотрите апреля перваго числа, а года-де я не знаю". (там же, стр. 455, том 6, Приложения, № 147)
И как подтверждение мы ещё имеем задокументированный "майский розыск"..., и там 12 мая в 13-ом допросном пункте написан ответ царевича про этот же источник слухов о судьбе Петербурга:
"О Питербурхе говаривал, что-де недолго за нами будетъ". Говаривалъ съ словъ Сибирскаго царевича." (там же, стр. 504, том 6, Приложения, № 171)
Царевич Сибирский Василий Алексеевич — это правнук долго правившего (35 лет) и окончательно разгромленного в самом начале правления царя Бориса Годунова сибирского хана (царя) Кучума. И первым браком он был женат на сестре первой жены царя Фёдора Алексеевича. Вас возможно заинтересует почему у Василия Алексеевича был титул царевича. Поясню — все потомки хана Кучума в основном перебрались в Москву, были обласканы царями Романовыми, занимали государственные посты..., и по старой традиции носили официальный титул — царевичи.
Кроме того 11 марта 1718 года на допросе камердинера царевича Алексея — Ивана Афанасьева (Большой), им было написано, что ещё раньше он слышал от своего хозяина фразу "Попомнишь меня, что Питербурхъ не долго за нами будетъ"
Надо сказать, что проклинали Петра и его творения повсеместно (правда, особо не афишируя эти настроения). Россия по большей части была деревенской, и народ возмущало то, что в угоду "кораблям и городам" деревни были пущены по миру. Крестьянам (да и не только им) во времена
