разумеется! У вас, у насильников, ведь как принято? Кого поймал — тот и жена! Вернее, та!
— Но я на самом деле его жена! Настоящая! Уже пять лет подряд, каждый день… и каждую ночь!
«Что я несу?! Какой ужас! Ладно, лишь бы поверил!»
— Каждую ночь, говорите? Очень сомневаюсь! Знаете, товарищ настоящая жена, чем на самом деле ваш муж занимается по ночам? Гоняется за молодыми женщинами, ловит их и насилует!
— Я за ней бегал!
— Ну да, за мной! — подтвердила я.
— Погодите, ничего не пойму! — Васильев покрутил головой. — Вы бегали по лесу за собственной женой? Но зачем? С какой целью?
— Чтобы схватить, одолеть и овладеть. — Это тоже я сказала.
— А почему такое… овладение нельзя было совершить дома, на супружеском ложе, по обоюдному согласию?
— Вот, Света, этот же вопрос, почти теми же словами, я задал тебе в самом начале! — печально произнёс Артём.
Когда мы более-менее связно рассказали старшему лейтенанту нашу историю, он какое-то время сдерживался, потом фыркнул, потом разразился гомерическим смехом, который тут же подхватили подчинённые. Четыре Гомера хохотали так, что звенели стёкла в окнах.
— Ну, вы, гражданка, и выдумщица! — проговорил Васильев, когда к нему частично вернулась способность к членораздельной речи. — Значит, никакого насильника, никакой пострадавшей не было в принципе? А была только безудержная фантазия молодой замужней женщины? Которой ничего лучшего в голову не пришло, как устроить сексуальный культпоход с мужем по городским окраинам! С соответствующими акустическими эффектами! Да уж, такого смешного дежурства у меня ещё не было! Впрочем, я рад, что вы оказались нормальными людьми. Только не думайте, мадам, что я прямо сейчас отпущу вашего мужа на волю. Нет у дежурного таких полномочий. Задержание было произведено по всем правилам, поэтому освобождение тоже нужно оформить в полном соответствии с законом. А это может сделать только прокурор и только в понедельник утром. Так что придётся вашему муженьку провести здесь ещё сутки. Подставили вы его, как видите, по полной!
Такой расклад, разумеется, нас здорово огорошил — и меня, и Артёма. Мало того, старший лейтенант ничего не отдал мне из одежды, которую я оставила в машине после переодевания: платье, нижнее бельё, прочие мелочи. Сказал, что всё это вещдоки, то есть, вещественные доказательства, что для их возврата тоже требуется выполнение разных формальностей, и что он, опять-таки, не имеет права делать это сам. Зато машину Васильев отдал мне сразу, без проволочек, с ключами и техпаспортом.
— Права у вас с собой?
Вот так вопрос!
— Сами-то вы как думаете? — растопырила я глаза, а муж дополнительно хмыкнул.
— Ну да, на вас же кроме одеяла, казённого… Сейчас!
Он подошёл к компьютеру, и через минуту в моих руках оказался лист бумаги, на котором в чёрно-белом варианте были изображены данные моего водительского удостоверения, плюс мутное пятно, обозначающее, по-видимому, моё фотолицо.
— Вот вам справка, заменяющая права, она действительна в течение двух часов. Надеюсь, этого времени вам хватит доехать до дома и там взять права настоящие.
— Вполне. Спасибо. Одеяло оставлю здесь. Патрульные сказали, что сами заедут заберут. Не хочу их подводить.
— А как же вы сами, почти что голая?..
— Ничего, проскочу!
Проскочить не удалось. Едва двери лифта раздвинулись на моём этаже, перед ними вырос сосед, такой же дедок, как сторож на стройке, направлявшийся с ведром к мусоропроводу. Даже если он ничего не присочинит, его рассказ о том, как он встретил свою молодую соседку, в отсутствие супруга возвращающуюся под утро домой неизвестно откуда в практически голом виде, возможно и добавит интереса ко мне со стороны мужского населения нашего дома, но вот коллективное мнение о моей порядочности, как замужней женщины, наверняка будет сильно подпорчено. Нужна мне такая радость? Вопрос праздный. Стало быть, надо спасать своё реноме. Поэтому я напала первой.
— Доброе утро, сосед! Долго же я за вами охотилась! Наконец, поймала! Вот кто, оказывается, в половине седьмого утра грохочет мусоропроводом и будит весь дом. Теперь и сама буду знать, и соседям расскажу!
— Н-не надо! — сразу сник старичок, — Я больше не буду. Мне самому по ночам не спится, а о других я не подумал… Не говорите, пожалуйста! Теперь я только днём… обещаю…
Закралось сомнение: не слишком ли круто я взяла? Он же совсем беззащитный, одинокий… Надо сбросить обороты и мирно довести дело до конца.
— Ладно, договоримся так. Мы сегодня друг друга не видели, вы на лестницу не выходили, спали до десяти часов. Запомнили?
— Наоборот, я уже всё забыл!
Хм… а ведь это ещё лучше! Сообразительный дедок!
Дома я привела себя в порядок, прибралась в квартире. Потом сварила борщ на килограмме говядины, налепила котлет, пожарила картошки, настрогала салат из всего, что выросло к июлю на огороде у родителей. Всё это разместила в багажнике, обернула кастрюли с горячим пузырчатым полиэтиленом, чтобы не остыло. Принесла посуду, приборы, скатерть и поехала в отделение к мужу.
Его уже выпустили из клетки и содержали в пустом кабинете напротив, но тоже под замком. Я попросила ребят помочь разгрузить машину. Увидев, какие яства я привезла и в каком количестве, они впали в ступор, правда, быстро из него вышли и всё остальное сделали сами: стол накрыли, еду по тарелкам разлили-разложили… То, что мужчины наелись, я поняла по их осоловелым лицам: все пятеро находились в каком-то полудремотном состоянии. А у Васильева на лице читалась ещё какая-то виноватость. Через несколько минут он сам её объяснил.
— Знаешь, Света, — Я не зафиксировала, когда именно мы перешли на «ты»: это произошло незаметно и воспринималось, как само собой разумеющееся. — если бы моё дежурство продолжалось ещё сутки, я отпустил бы Артюху домой. Под честное слово, что он вернётся завтра, в понедельник, к восьми утра. Но мы сдаём смену в семнадцать ноль-ноль, это через три часа. Придут другие люди, вместо меня здесь будет командовать капитан Еремеев. Он тоже хороший мужик…
«Правильно, Васильев! Сам себя не похвалишь — никто не догадается. Твоя «хорошесть» ещё требует подтверждения, а вот то, что ты хвастун — бесспорно уже сейчас!»
— … Я могу с ним поговорить.
— Ни с кем говорить не надо! — Мой дорогой вышел из нирваны и сразу заявил о себе. — Никаких честных слов я давать не стану! Положено оставить меня здесь до утра — пусть так и будет!
Обиделся Тёмушка! На меня, разумеется, на кого же ещё? И, похоже, сильно обиделся! Всё-таки, не надо было затевать эту петрушку! Но теперь уже поздно терзаться. Терзаться всегда поздно, а потому всегда бессмысленно.
Спать в этот вечер я легла пораньше. Устала за день, и физически, и психологически — по-всякому. Да и ночь, проведённая на ногах, давала о себе знать. Полтора-два часа сна в патрульной машине в сидячем положении можно не считать, это не отдых.
В отделение я приехала в половине восьмого утра. Привезла мужу бритву, прочие принадлежности, чтобы он мог переделать свою арестантскую внешность на нормальную, добропорядочную.
Прокурор появился ровно в восемь. Представляться не стал, всё, что я запомнила — это его седые виски и погоны подполковника: синие с двумя просветами и двумя звёздами по краям. Артём позже рассказывал, какому прокурорскому чину такие погоны соответствуют, но я забыла.
Для того, чтобы разобраться в ситуации, ему хватило пяти минут. Ещё пять минут он ворошил связанные с делом бумаги: что-то в них помечал, подписывал, пришлёпывал печатью. Ничего забавного в нашей истории он не нашёл, не хохотал, как легкомысленный Васильев и его сослуживцы, а наоборот, рассердился.
— Следовало бы вас, молодые люди, взгреть за подобные шалости, но я не стану этого делать. Своего мужа вы сами наказали, хватит ему и двух ночей на нарах…
— Вторую ночь он на диване, на мягком спал. Я ему перину и подушку с одеялом привезла.
— Ну, хоть так… А для вас, сударыня, ни в уголовном ни в административном кодексе ответственности, к сожалению, не предусмотрено. Авантюризм сам по себе не является наказуемым, поскольку бывает врождённым. Как у вас, в частности… Это что? — спросил он, заметив, что в паспорт Артёма я вкладываю какие-то цветные бумажки.
— А… наши путёвки на курорт. И билеты на самолёт. Но мы опоздали…
— Разрешите посмотреть?
— Да, конечно, вот!
— Посадка заканчивается через сорок минут, взлёт через пятьдесят пять, но это уже их время, а не наше… А что, вдруг успеем? Рискнём? Это я не вас спрашиваю, а вашего мужа. Вы-то наверняка готовы по своей авантюрной натуре.
— Ну… я тоже… согласен…
«Согласен, так изъясняйся поживей, а не выдавливай из себя по одной букве! —сержусь я молча. — Время же идёт!»
— Где ваша машина?
— Вон, у входа, белая. Вещи уже в багажнике, я собрала.
За руль прокурор сел сам, на крышу прилепил мигалку с сиреной.
— Не должен я так делать, — покачал он головой, — но почему-то хочется догнать этот самолёт! Заодно и вам помочь. Наверно, я тоже авантюрист!
Водил он классно! Ни Артём, ни я так не умели даже близко. Плюс к тому, сирена и мигалка позволяли проскакивать перекрестки, не обращая внимания на светофоры.
Ворота аэродрома были предусмотрительно распахнуты, — наш водитель имел невероятные привилегии и техническое оснащение: он всю дорогу с кем-то шептался по гарнитуре, договаривался и распоряжался, — машина, не снижая скорости, подлетела к нужному самолету. Трап уже начал отъезжать, но после очередного заклинания прокурора снова прилепился к фюзеляжу. Дверь открылась, в ней показались две стюардессы, почему-то очень недовольные. Наш провожатый взбежал по трапу, что-то стал им быстро говорить. У девчонок лица понемногу разгладились, недовольство сменилось любопытством, и вскоре они заулыбались во весь рот. Через какую-то минуту наш багаж, и мы с мужем сами, были внутри самолёта. Задержка вылета из-за нашего опоздания не превысила трёх минут, а потому задержкой не считалась, официально рейс начался вовремя.
Прокурор сказал, что нашу машину оставит на бесплатной служебной стоянке возле аэропорта, получить её можно будет по предъявлению паспорта. Что он наговорил стюардессам — я не знаю, но во время полёта они то и дело оказывались в салоне возле нашего ряда, смотрели на Артёма восхищённо, а на меня с завистью.
Вот, собственно, и вся история. Дальше всё шло как было ранее запланировано, без недоразумений и сюрпризов. Что такое Тенерифе, рассказывать не стану. Те, кто там отдыхал, знают сами, остальным я желаю хотя бы раз в жизни побывать на Канарских островах.
* * *
— Вы знаете, девочки, сегодня, через двенадцать лет, тогдашние злоключения видятся нам с мужем в более радостных тонах, хотя они принесли одни лишь неприятности и никакого удовольствия: ведь до фактического овладения, ради чего была предпринята наша ночная прогулка, дело так и не дошло.
— Это вам так видится, Светлана, но не вашему мужу. Воспоминания о каталажке, где он провёл две ночи из-за каприза жены, вряд ли когда-нибудь начнут доставлять радость, а уж в те дни…
— Да, вы правы! Артём тогда сильно рассердился. И на себя, что слишком легкомысленно подошёл к выбору места, и на меня за
