Сапёр Семёныч

                                                                                   Провожатый

         С июля 43-го в ходе Изюм-Барвенковской наступательной операции наш стрелковый батальон, входивший в состав 1-го гвардейского механизированного корпуса, стремительно двигался  на запад уже практически без остановок.  Форсировав Северский Донец, два взвода автоматчиков батальона с боем вышло на установленные позиции, чтобы сходу выбить врага из местечка Рубежное.
         И тут наши автоматчики напоролись на минное поле. После двух или трех взрывов взводный старший лейтенант Серов отдал приказ остановить наступление.
Разместились вдоль речки. Кашевар Семен Левкин в прибрежных кустах кухню разложил. Дымком вкусным потянуло. Бойцы  плотно окружили кухню в ожидании обеда. Ложки уже даже застучали в мисках.  
        А мы со старшиной смотрим на это самое поле, минами нашпигованное, и кумекаем, как его проскочить? Саперы наши  на левом фланге у моста застопорились. А  правофланговые соседи радиста нашего на чем свет стоит матерят: дескать, какого вы на берегу вылеживаетесь, почему не наступаете? Взводный кричит в телефон:
  - Поле минное впереди!
Ему  приказывают:
  - Рвите это поле снарядами и двигайте вперед!
         Если бы они были у нас, эти снаряды. Да и куда рвать-то? Поле-то  -  ого-го! Далеко впереди лесок. А из-за леса дым густой валит: не иначе фрицы палят что-то. Обычай у них такой  фашистский: сжигать все на своем пути.
        Ну, вот! Обозреваем мы это чертово поле вдоль и поперек. Вдруг старшина Неделин кричит мне:
  - Товарищ лейтенант! Смотрите, заяц по полю чешет!
        Взял я у старшины бинокль, всмотрелся. Действительно, прямо через поле от леса движется в нашу сторону какая-то зверина. Интересно так бежит: пробежит немного, остановится, потом опять бежит. Через время рассмотрел я объект.
  - Нет, - говорю я Неделину, - не заяц это, а собака. Видишь, морду в землю опустила и дует перебежками.
        Да, этот бегун оказался  псом обыкновенной дворовой породы. Подбежав к пригорку, с которого мы наблюдали поле, он ловко прыгнул чуть ли не в руки к нам  и залаял, как пулемет. Потом он рванул в сторону полевой кухни. Ну, правильно, мы и сами туда рванули бы!
  - Что это такое было? – спрашивает Неделин.
  - А то, что за нами этот пес прибежал, - отвечаю, - торопиться нам туда надо.
  - А вдруг это немцы его к нам заслали? – говорит Неделин. – Он нас приведет с собой, а немцы  всех нас и перебьют.
  - Да брось ты, - говорю. – Какие немцы? Где ты видел у немцев таких беспородных псов? Да и голодный он, как собака. Видишь, как истощал. Немцы своих служивых собак кормят.
         А пес, между тем, опять к нам подбежал. Лает и мордой в сторону поля  крутит: побежали, мол, за мной! Чего вы тут ждете?
         Я в палатку к взводному. А псина за мной. Серов  с трубкой телефонной ругается. Все пытается с соседями договориться, в какую сторону двинуться: направо или налево. Ну, докладываю командиру: мол, пес из лесу прибежал и назад рвется. Не иначе, как либо в лесу, либо за лесом кто-то в беде. Не будет собака просто так беспокоиться. А потому нужно взводам прямиком через поле двигаться.
   - Вы соображаете, что говорите? – кричит командир. – В поле мины. Мы и без того пятерых на этом поле потеряли.
   - Коля, - говорю я, - не горячись, пожалуйста! Если этот пес сюда  без всякого ущерба для себя добрался, то и отсюда таким же манером может  назад перемахнуть. И нас всех за собой повести.
   - А что, ты дело говоришь! – обрадовался Серов. – Этот зверь и вправду может провести нас через минное поле.  Я слышал, что собаки  нюхом чуют эти самые мины. После обеда поднимаем бойцов и двигаем вперед. А собаку накормить!
   - Уже, -  говорю, - накормилась.
          Ну, мы сварганили из ремней  ошейник и поводок, захомутали пса и стали готовиться к переходу через поле. Пес, конечно, все время, пока мы собирались в путь, очень сильно волновался: лаял беспрестанно и рвался в поле.
          Решили идти повзводно. Цепочкой: след в след. Оружие взяли с собой, а все остальное оставили на месте до прибытия основных сил батальона.
         Потом взводный присел на корточки перед собакой, погладил ее по голове и говорит:
   - Вот, что, приятель! Давай так договоримся: ты нас аккуратненько через поле проводишь. А мы  помогаем  тебе и тем, кто тебя послал.
         Удивительно умным оказался этот пес. Всю дорогу вел он себя не просто аккуратно, а прямо-таки заботливо. Пробежит немного, остановится, вокруг себя обнюхает территорию, потопчется, потом морду кверху поднимет: дескать,  тут в округе все нормально. Дальше двигается.
         Поле это оба взвода прошли без единой потери.
         Лесок оказался совсем маленьким. И в нем уже мин не было. К деревне пес припустил рысцой. А мы за ним. Бегом по направлению к пожарищу, который, впрочем, уже затух, испуская зловонный дым. Еще на подступах к деревне поняли мы, какая жуткая трагедия развернулась здесь, в маленьком украинском местечке.
        …Фашисты, отступая,  не пощадили никого. То тут, то там по  огородам, тянущимся в сторону леса, виднелись женские и детские трупы. Расстреливали, гады, тех, кто пытался бежать к лесу. Единственная в деревушке улочка тоже была сплошь устлана трупами женщин, стариков и детей. У самого пожарища пес уселся, поднял морду кверху  и завыл.
          Неделин, державший пса за поводок, хотел было притянуть его к себе, чтоб утешить, но Серов удержал старшину:
   - Не надо! Пусть поплачет. Может, ему легче станет.
          Потом бойцы прошлись по деревушке и по огородам, собрали трупы. Заодно обошли уцелевшие хаты: может, живой кто остался?
          Никого. Ни одного живого существа: ни людей, ни скотины, ни птицы. Даже кошек, и тех не обнаружили.
         …А пес все выл и выл, оплакивая близких ему людей и проклиная зверей в военной форме.