Душа Платона

пещере. Я читаю книги и бросаю это занятие, не дочитав до конца. Мне интересно за автора придумать финал.
— Понимаю. Я тоже всякий раз аплодировал Ямвлиху, когда он бросал в огонь почти завершенный трактат. Однажды до меня дошли слухи, что благодаря этому юродству Ямвлих научился летать. Я взглянул. Полётом я бы это не назвал, бедолага оторвался от поверхности локтей на десять. По мне, думал он лучше, чем летал.
— Ты же сам когда-то сказал: «Свет ненавидя, не стоит спешить в мир материи жадный, где лишь убийства, раздоры, тяжелый дурман испарений, хвори нечистые, где всё сгнивает и всё преходяще. Отчего разума главная цель — такового избегнуть».
— Это я сказал? Возможно, я ошибался. В конце концов, сакральным и некритикуемым меня полагали только в Афинской школе философов. Я не возражал, хотя и не соглашался. Я уже говорил тебе, у меня дурной характер. А в другом месте я сказал: «Кто уверяет, что больше не выбраться нам из забвенья реки непреклонной? Раз преступивший черту, перейдет её снова. Брось ключ от засова и двигайся быстро». Раздёргивать меня на отдельные цитаты и строить на этом жизненную позицию, по меньшей мере, нелепо.
— Спокойствие обволакивает. Когда всё хорошо, лучшего и не требуется. Достаточно на этот счёт посмотреть какое-нибудь хорошее кино и быть вполне довольным жизнью.
— Понимаю. Как ты помнишь, я тоже сторонник безмолвной молитвы. Но неужели тебе не хочется удостовериться, догонит ли всё-таки Ахиллес черепаху?
— А он её догонит?
— Думаю, что точно на этот вопрос может ответить только сам Ахиллес. Я зайду к тебе завтра. Наверное.
— Ты не уверен?
— Я обещал быть в Нью-Йорке. Гершвин сочинил очередную лабуду, просит, чтобы я послушал. Это займёт некоторое время.
— Ладно. Передавай Гершвину привет.