7. Невеста
Дорога вилась, поднимаясь все выше в предгорья. Погруженная в свои переживания Беатрис почти не замечала толчков подпрыгивающей на ухабах кареты и не сразу осознала, что они прекратились.
– Сеньорита Беатрис, уж не разбойники ли? – встревоженная Лусия привстала и выглянула из окошка.
– Откуда им взяться, – пожала плечами Беатрис.
– Ой!
– Что там, Лусия?
– Там... вы лучше сами взгляните! – растерянно и в то же время с восторгом в голосе ответила служанка, садясь на место.
Беатрис приоткрыла дверцу и замерла, пораженно глядя на того, с кем она уже попрощалась в своем сердце. Очень бледный дон Мигель верхом на роняющим с удил хлопья пены Сарацине загораживал им дорогу.
На подкашивающихся ногах она вышла из кареты. Де Эспиноса тоже спешился, и Беатрис с беспокойством заметила, с каким трудом он это сделал.
– Вы... Что привело вас сюда, дон Мигель? – ее голос прерывался. – И... невозможно... ваша рана!
– Мне показалось, что мы не закончили наш разговор, сеньорита Сантана.
– Разве? Мне, напротив, кажется, что мы до конца прояснили ситуацию, – Беатрис слышала хриплое, тяжелое дыхание дона Мигеля, и несмотря на невольный сарказм, ее беспокойство нарастало: – Вам надо лечь, вы очень навредили себе!
– Если только у ваших ног, – усмехнулся де Эспиноса. – Но прежде поговорим.
– Хорошо, мы поговорим, но, по-крайней мере, сядьте в карету!
Продолжая усмехаться, де Эспиноса осторожно устроился на мягком сидении и перевел дух.
– Вы очень добры, сеньорита Сантана.
– А вы несносны. И безумны.
– И еще вы как всегда правы, это было безумием. Но я должен был увидеть вас еще раз. Хотя бы для того, чтобы принести извинения за вспышку гнева. Я не мог и представить, что вам известно... то имя, и не сказал вам всего, что собирался.
– Вы сказали достаточно, – прошептала Беатрис.
Зачем этот разговор, ведь она все решила для себя? Надо отвезти дона Мигеля в близкий уже монастырь и поручить заботам сестры Маргариты...
– И все же выслушайте меня. Вас не должна смущать... донья Арабелла, в настоящем этому нет места. Сожалею, что мои жестокие слова причинили вам боль. Но я не хотел, чтобы вы питали иллюзии... Буду откровенен и сейчас... – паузы между словами дона Мигеля становились все длиннее, он в изнеможении прислонился к обитой тканью стенке кареты и закрыл глаза: – Вы же здравомыслящая девушка... какая блажь взбрела вам в голову? Со мной вы могли бы вести такую жизнь... которая была бы вам по нраву... Да хоть вылечить всех больных... в Санто-Доминго. Зачем вам хоронить себя за стенами монастыря? Я даю слово не слишком докучать вам... Или я внушаю вам отвращение?
– Но почему? Почему вы так желаете нашего брака? – с волнением воскликнула измученная Беатрис.
Она сидела, не поднимая глаз и кусая губы.
– Я же сказал... меня подвигла на этот шаг ваша прелесть... которую вы не осознаете... – дона Мигеля словно затягивало в темный водоворот, однако он упрямо спросил: – Так вы принимаете... мое предложение?
Потрясенный его поступком разум Беатрис проиграл битву сердцу, и она словно со стороны услышала свой тихий голос:
– Да...
«Я также безумна, как он! Да поможет мне Бог в таком случае!»
– Вот и... славно...
Она отважилась взглянуть на дона Мигеля и пришла в ужас от мертвенной бледности его лица, покрытого каплями пота. Дернув крючки, она распахнула камзол на его груди и ахнула:
– Дон Мигель!
– Пустяки... – де Эспиноса нашел в себе силы улыбнуться, прежде чем потерять сознание.
***
Очнувшись, дон Мигель обнаружил себя в объятиях своей нареченной, поддерживающей его в сидячем положении. Его голова покоилась на груди Беатрис, и он нашел, что это весьма приятно. Камзол с него стащили, а грудь под рубашкой вновь стягивала повязка. Чертова рана все-таки открылась, однако сильной боли он не чувствовал, а значит, все не так уж страшно.
Карета раскачивалась из стороны в сторону, это напомнило ему о «Санто-Доминго», и он понял, что тоскует по кораблю и морю. Скорей бы! Но все же отплытие придется отложить еще на пару дней: необходимо уладить кое-какие вопросы с Хуаном Сантаной.
Дон Мигель запрокинул голову и хрипло произнес, глядя на встревоженное личико Беатрис, наклонившейся к нему:
– Не могу и выразить, насколько очаровательно пробуждение в ваших объятиях, сеньорита Сантана.
Беатрис тотчас отпрянула:
– Не сочтите мое поведение непристойным, оно вызвано лишь желанием уберечь вас от толчков при езде, дон Мигель.
– Похвальное желание, – не сдержал усмешки де Эспиноса, выпрямляясь на сидении. – Куда мы едем? – счел нужным поинтересоваться он, не вполне уверенный в намерениях Беатрис — учитывая ее характер и необычные обстоятельства.
– В обитель.
Де Эспиноса приподнял бровь:
– Мне послышалось, или вы приняли мое предложение?
– Да, дон Мигель, но вы были без чувств, ваша рана...
– Я вполне сносно себя чувствую, сеньорита Сантана, – тоном, не терпящим возражений, заявил он, – Небольшой упадок сил – обычное дело после ранения и долгого времени, проведенного в постели. Я слишком разнежился благодаря вашей неустанной заботе. Не будем утруждать еще и сестер-бенедиктинок, у них и без меня хватает страждущих.
– Как скажете, – подозрительно легко согласилась Беатрис.
Сидящая напротив них Лусия хмыкнула, но тут же ее лицо стало равнодушным, даже туповатым: всем своим видом служанка демонстрировала, что на нее не стоит обращать внимания.
Беатрис, выглянув из окошка, крикнула:
– Хайме, поворачивай! Мы возвращаемся в Ла-Роману! – затем она обернулась к де Эспиносе и строго сказала: – Вам не стоило подвергать вашу жизнь такому риску. Если бы вы из-за своей слабости упали с Сарацина и свернули себе шею, чувство вины, что я послужила тому причиной, отягощало бы мою совесть до конца дней моих.
Дон Мигель даже поперхнулся от удивления.
«Вот дерзкая девчонка!»
– Обещаю больше так не делать, сеньорита Сантана, – нарочито смиренно ответил он и тут же иронично добавил: – Если вы пообещаете больше не перечить мне и не пытаться избегать... своей судьбы.
«Моей судьбы... – сердце Беатрис замерло. Она вспомнила, чему ее учили, и те обрывки разговоров, которые ловил ее чуткий слух, и это вдруг наполнило ее неясным томлением: — Жена должна быть покорна мужу и его желаниям... И... каковы же будут его желания?»
Она встряхнула головой, отгоняя необычные ощущения, и в ее глазах сверкнул непочтительный задор:
– Боюсь, мне сложно дать такое обещание, но обещаю приложить к тому все усилия.
– Приложите, – уже серьезно сказал де Эспиноса, пристально глядя на нее. – И мы поладим.
Снаружи ржали лошади, Хайме, пытающийся развернуть карету на узкой дороге, отчаянно ругался с Джакобо. Внутри же кареты царило молчание: гранду Испании и дочери полунищего идальго еще предстояло осознать перемены, так внезапно произошедшие в их жизнях.
8. Санто-Доминго
декабрь 1689
Река Осама, очень широкая здесь, в самом устье, лениво несла свои мутные воды в Карибское море. Карета въехала на мост, соединяющий восточный берег Рио-Осама с западным, и Беатрис выглянула из окошка и посмотрела вперед, на Санто-Доминго, лежащий на противоположном берегу. Позади остались Ла-Романа, долгие лиги утомительного путешествия, и кто бы знал, что ждало ее впереди?
– Беатрис, посмотри, вон крепость Осама и Торре-дель-Оменахе, – отец махнул рукой влево, указывая на темную массивную башню за зубчатыми стенами. – Толщина стен непомерна, но проклятому еретику Дрейку удалось-таки взять крепость. А вон там Aлькaсap-дe-Koлoн, резиденция королевского наместника.
В другое время Беатрис непременно и с большим интересом принялась бы рассматривать и башни и дворец, но сейчас ее мысли были далеко, а сердце то замирало, то пускалось вскачь.
Отец, одетый в свой лучший камзол темно-серого бархата, также не мог скрыть волнения.
– Я не понимаю его, – сказал вдруг Сантана безо всякого перехода , но Беатрис прекрасно знала, кого отец имеет в виду. – Зачем ему понадобилось жениться на тебе? Да еще с такой скандальной поспешностью... У меня был очень неприятный разговор с отцом Игнасио...
Девушка только пожала плечами. Она и сама не понимала сеньора де Эспиносу.
…До самой Ла-Романы они не проронили больше ни слова: дон Мигель дремал, привалившись к стенке кареты, а Беатрис изучала лицо неожиданного посланного ей Провидением жениха, как будто видела его в первый раз.
Отец и сеньор Рамиро, оба не находящие себе места от беспокойства, встречали их в воротах. Последний, заметив Сарацина с пустым седлом, привязанного позади кареты, и вовсе пришел в ужас. Он не стал ждать, пока Хайме остановит лошадей, а, бросившись вперед, распахнул дверцу и при виде бледного лица своего пациента только всплеснул руками:
– Всеблагой Боже!
– Брось, Франциско. Я все еще жив, как видишь, – однако дон Мигель вынужден был опереться на руку врача, выходя из кареты.
Сеньор Сантана в свою очередь воззрился на Беатрис, точно на выходца с того света.
– Отец, это я.
– Я вижу, дочь. Итак, ты вернулась? – тихо спросил он. – И ты принимаешь предложение дона Мигеля де Эспиносы?
Задавая этот вопрос, он кинул тревожный взгляд на будущего зятя, и Беатрис подумала, уж не опасается ли отец, что тот падет бездыханным или рассмеется и заявит, что им всем это показалось, или вовсе растворится в воздухе. Конечно, ничего такого не произошло, а дон Мигель обернулся и негромко, но твердо проговорил:
– Мы должны обсудить некоторые вопросы, сеньор Сантана. Я не хочу откладывать свадьбу.
...У Беатрис тоже состоялся весьма тяжелый, больше похожий на допрос с пристрастием разговор с отцом Игнасио. Священник появился в их доме в тот же день, к вечеру, и сначала долго беседовал с ее отцом и доном Мигелем, а потом взялся за нее. Точно спохватившись, он задавал самые откровенные вопросы, сверля Беатрис мрачно горящими глазами. Но ей нечего было скрывать, ведь святого отца больше интересовали вопросы плотского греха, и она отвечала спокойно и уверено, ни разу не дрогнув и не отведя взгляд. Отцу Игнасио пришлось оставить ее в покое, а когда они все собрались в гостиной, он лишь ядовито предположил, что их брак могут признать недействительным, поскольку гранду Испании нужно разрешение самого короля. Это встревожило Хуана Сантану, на что де Эспиноса невозмутимо ответил, что берется уладить и этот вопрос.
На другой день де Эспиноса категорично заявил, что больше не намерен оставаться в постели, и каким бы радушным ни был прием и приятным общество его невесты, накопившиеся дела требуют, чтобы он немедленно отправлялся в Санто-Доминго.
Он желал обвенчаться сразу после Рождества, что вызывало глубокое недоумение у Хуана Сантаны. Однако он не спорил с сеньором адмиралом, успев усвоить всю бессмысленность этого занятия. Церемония предполагалась скромной, де Эспиноса довольно пренебрежительно заметил, что за свою длинную жизнь устал от пышности — и не слушал робкие возражения огорченного Сантаны. Он ожидал приезда Беатрис и ее отца за две недели до празднеств и великодушно предложил снять для них дом, на что уязвленный сеньор Хуан ответил, что в этом нет необходимости – в
Ну уже такой классический любовный роман пошел. Интересно, что будет дальше)
