Охота на мамонта. (Киносценарий) Часть 2

и снова пили! Ты знаешь, что Моцарт писал без черновиков. Только начисто! В этом и был его великий гений – протянуть руку и достать. Просто нужно найти туда путь. Все просто. И я тоже на какое-то время приложился к источнику, стоя у того ручья. Это было незабываемое время! Слово за словом рождались вереницы, сплетенные поэзией, образов, видений, полных смысла и жизни. То был восторг. За это можно было отдать все … Но однажды дверца закрылась. Сколько я ни ломился, сколько ни пил, не молился, снова пил – путь туда был закрыт... Перепил. Нельзя на пьяную голову создавать великое, вечное. За все нужно платить! А назад пути уже не было - только вперед. Поэтому снова пил...
Потом влюбился. Она нашла меня в каком-то кабаке и безоглядно пошла за мной. Была лет на тридцать моложе. Вместе мы прожили несколько месяцев. Все это время я любил ее, а она мне все наливала и наливала, я и не возражал. А когда после очередного возлияния отписал ей квартиру, сразу же оказался на помойке. Девушка оказалась непростой. Такой у нее был бизнес. И до сих пор она продолжает спаивать влюбленных дураков. Такая работа. Ничего личного - бизнес. Просто бизнес. Два года я просидел на улице, а потом эта комната. Все!

Фимка устал. Он сидел, молчал и смотрел куда-то вдаль.

ФИМКА: - Жалко одного. Последние стихи так и застряли у меня в глотке. Так их и не дописал. Все эти бутылки, которые мне еще искупать, ничто по-сравнению с этими строками.  А канал для меня закрыт и по сей день…

Лея потянулась к пакету, достала бутылку. Открыла ее и прямо из горлышка отпила. Коньяк больно обжег горло, но стало легче. Фимка сморщился и крякнул.

ФИМКА: - Завязывай с этим. (резко)

Глаза его горели, он серьезно, даже гневно смотрел на нее.

ЛЕЯ: - Что? А как же ваше пари?
ФИМКА: - Завязывай, говорю. Пари? Все это только игра. Сам разберусь – без тебя… Ты мне в дочери годишься… И еще… Спасибо тебе.
ЛЕЯ: - За что?
ФИМКА: - За все... Умеешь ты слушать.

Он заметил на себе ее трогательный, нежный, полный участия и сострадания взгляд, улыбнулся и весело произнес:

ФИМКА: - А хочешь посмотреть еще на одного страдальца?... Пошли, теперь я тебя гуляю! Любишь ночью бродить по кладбищу? Ведьма ты, наша! Будет весело – обещаю!
-------------------------------------

КЛАДБИЩЕ.

ФИМКА: - Вот мы и дома!...

Повсюду в сырой мгле мерцали фонари, отсвечивая памятники и монументы, которые зловещими тенями лежали на снегу, а Фимка весело перебегал от могилки к могилке что-то ища. Лея в ужасе ежилась, продолжая за ним наблюдать. Она замерзла, а Фимка в своем новом костюме холода не замечал. Он пританцовывал, перелезая через низенькие ограды, похлопывал надгробья, словно с кем-то здороваясь. Потом вспомнил о ней и крикнул:

ФИМКА: - Иди же сюда. Давай! Ну, что ты, глупая. Рано или поздно все окажетесь здесь!.. А вот и мой дружок! Заслуженный артист! Сыграл массу ролей в театре и кино. Почил, так сказать, на взлете, в совсем еще юном возрасте – не было и сорока пяти.
ЛЕЯ: - От чего?
ФИМКА: - На него упал кран. (хохочет) На стройке – его плохо закрепили. А Колька мимо тащил ведро с раствором.
ЛЕЯ: - Кого закрепили? Какой раствор?
ФИМКА: - Раствор цемента и песка, девушка. Какой же еще? А закрепили плохо кран, как ты понимаешь! Или не понимаешь?
ЛЕЯ: - А причем здесь цемент – он же был артистом. Заслуженным!
ФИМКА: - На стройке работал наш бедолага. Последние годы, как ролей не стало, а в театрах начали гнать всякую лабудень, ушел на стройку. Принципиально ушел! Не хотел мараться! А тут этот кран так кстати. Все проблемы махом и решил… Он уже там!... ТАМ! – и Фимка поднял указательный палец. Я имею ввиду Кольку, а не кран. Ну, ты понимаешь?!... А вот еще! Посмотри! Какой персонаж! Известный аферист! Любитель брачных дел. “Разводил” богатеньких матрон на деньги, а потом сбегал. Талант, умница! ГИТИС закончил! Герой-любовник. А как играл! И Хлестакова, и Волконского! Большой талант. Титан! Монумент! Глыба! В 90-е подался в бизнес. Гениальный парень! Доигрался, красавчик… Одна богатенькая вдова его разыскала и наслала на него своих парней. Ну, те и постарались. Хоронили его потом всем театром… Вернее, с теми, кто о нем вспомнил и еще остался... А вот еще… Бедняга! Спился! Ранимая, тонкая душа! Не выдержал нового времени. Не стал сниматься в рекламе и прочей ерунде. Сидел себе и тихо пил. И ушел тоже тихо-тихо. Спи, Ванек, спи родной. Нежная душа была у человека.
Вот еще парень. Интересная судьба. Когда из театра поперли, не стал искать другой площадки и терять время. Быстро заработал свой первый миллион, (иностранных рублей, естественно) потом второй. Пошел на третий, но в один прекрасный день достал пистолет и застрелился. С трудом его сюда на погост и определили. Теперь, встречаемся иногда. Болтается уже десять лет. Завис, конкретно завис. Я его спрашиваю – зачем? Ну, зачем? А он отвечает: “Тошно”! Не понимаю я таких людей. Не мог немного потерпеть? Не понимаю…

Фимка долго водил ее по забытым, заброшенным  могилкам, продолжая что-то рассказывать. Его экскурсии не было конца. Остановились – Лея смотрит на могилы.

ЛЕЯ (про себя): - Не хватает только сцены, можно было бы разбудить этих усопших и сыграть целый спектакль. Только о чем?
ФИМКА: - Да и зачем? На кой черт сегодня что-то играть? Не к чему это. Пустое.
ЛЕЯ: - Неприлично читать чужие мысли.
ФИМКА: - Извини.

Он уставился на могилы.

ФИМКА: - Здесь наш уголок. Все наши, все родимые. Немного осталось в живых на земле грешной. А теперь посмотри сюда.

Гордо сказал, замолчал и уставился на маленький камень, на котором в свете ночного фонаря отсвечивала фотография.

ФИМКА: - Узнаешь?

На плите лицо совсем еще молодого человека. Звали его Ефим Григорьевич, а ниже стояла короткая надпись: “Актер и Поэт. Вечная память тебе, дружище”. Фимка был при жизни обаятельным человеком.  Глаза его светились задорным огнем, за спиной на портрете была видна кулиса, и дальше сцена, а он произносил какой-то монолог.

ЛЕЯ (про себя): - Интересно, что думает, что ощущает, стоя на собственной могиле?

Посмотрела на Фимку, тот тактично промолчал.

ЛЕЯ (про себя): - Интересно, если бы он знал тогда, что это мгновение навеки застынет на его плите – что он подумал, что сказал бы в своем монологе и как сыграл бы роль?
ФИМКА: - Так или иначе, какая-нибудь фотография все равно окажется здесь. (философски)
ФИМКА: - Никогда больше не буду фотографироваться!... И выкину все старые. (дальше шепотом) Если останусь жива!

Прислушалась, в ужасе застыла на месте, потом закричала:

ЛЕЯ: - Что это?

Неподалеку раздался чей-то стон:

СТОН: - Ну, когда же? Ну, сколько еще?
ФИМКА: - Так, спокойно, тихо!

Фимка схватил ее за руку. А она уже собиралась бежать

ФИМКА: - Привыкай. Ничего страшного. Свеженький. Видишь его
ЛЕЯ: - Вижу! (в ужасе)
ФИМКА: - Видишь, видишь…

Там был человек, который стоял у могилы и раскачивался на легком ветру.

ФИМКА: - Этот еще не понял. Два дня всего прошло. Вот и мерзнет здесь…
Неужели видишь? Ну, ты и ведьма! То есть, я хотел сказать, молодчина ты, умница! Всего-то несколько дней с нами, а уже прозрела!
ЛЕЯ: - Я не с вами!... И оставьте меня в покое!

Отскочила.

ФИМКА: - Нет, нет, не с нами! Просто, научилась видеть и открыла свои большие, красивые глазища… Но, как быстро! Такое приходит намного позже! Ну, ты… Это Он тебе такое дал. Точно Он! Ты избранная! И за что Он тебя так полюбил? На моем веку такое впервые!... Значит, будет еще интереснее! Пойдем!

Потащил ее за руку в дальнюю часть кладбища. Они прошли пару сотен метров, свет от фонарей сюда едва доходил, и фигуры их меркли в сумерках ночи.

ФИМКА: - Иди сюда и не высовывайся!

Затолкал ее в памятник, который был вылеплен в форме арки, молча уставился вдаль. Замерли.

ФИМКА: - Сейчас придет. Его время!

Через несколько минут появилась большая, округлая фигура. Она медленно шла между могилами, кого-то ища. Это Палыч! Он остановился и замер. Его тучный силуэт зловеще навис над каким-то надгробьем… Лея чуть не закричала. Прямо перед Палычем возникло небольшое облако, а как на экране в объемном кино появилась фигура человека, который сидел за рулем автомобиля. Его раскачивало из стороны в сторону, он, едва держась за руль, уронил тяжелую голову, а  впереди возникла яркая вспышка света. И удар! Человек за рулем пробил головой лобовое стекло. Его туловище, как тряпка, повисло, переломившись пополам, и осталось висеть – часть на капоте, а нижняя часть в салоне. Короткая судорога и человек замер. Замер навеки!

ФИМКА: - Видела? (восторженно прошептал)

Лея молча кивнула и с ужасом продолжила смотреть на Палыча. Тот утробно замычал и пошел дальше. У другой могилы появилась в серебряном свете женщина с кухонным ножом в руке. Она размахивала им перед пьяным лицом какого-то мужчины, а потом вонзила ему в грудь по самую рукоятку. Потом был человек, который просыпался в своей постели, а рука его тянулась к стакану, стоявшему у изголовья. Он хватал его, а в нем была налита какая-то жидкость. Но рука дрогнула, и спасительное зелье разлилось по подушке. Человек отчаянно застонал. Он кусал наволочку, извивался, выл. Наконец, судорога парализовала все его тело, и он затих. Навеки, навсегда. А Палыч вдруг испустил нечеловеческий вопль:

ПАЛЫЧ: - Пьянь. Твари! Гады! Причем тут я?! Убогие, уроды!... (он вопил на все кладбище, как раненый зверь) При чем тут я!!! А-а-а-а!

Потом пьяный человек захлебывался в реке. У него не было сил выплыть - не хватало воздуха. И тонущее тело постепенно опускалось на самое дно, запутываясь в тине. Потом нетрезвая рука огромного детины задевала невзначай голову ребенка, и тот неловко падал, ударяясь виском о край стола. Женщины, взрослые мужчины, совсем еще юные парни и девчонки. Они падали с балконов, били друг друга насмерть, давили машинами, стреляли, душили. Снова фигуры в судороге, а потом в параличе, не в силах избавиться от невероятной ломки. А огромная тень Палыча металась от могилы к могиле, и вой его разносился на всю округу.
Вдруг Фимка выскочил из памятника и танцующей походкой направился к нему. Его галстук развевался на ветру, он размахивал короткими ручонками, стараясь привлечь внимание. Он забрался на какую-то плиту и начал танцевать чечетку. Потом закричал:

ФИМКА: - Палыч! Дорогой! Сколько тебе еще осталось? Не устал?! Ах ты, шалун эдакий! Ах проказник! Не перетрудись  там, родимый!

Тот замер и всем туловищем повернулся к нему. В глазах его застыл ужас и невероятные страдания, сменившиеся на гнев и ярость. Он был разъярен.

ПАЛЫЧ: - Ну, ты тварь! Какое твое собачье дело, гаденыш.  Ща я тебя!
ФИМКА: - А костюмчик-то казенный! (захохотал Фимка, пританцовывая) Нельзя, не положено! Зависнешь, жирный боров, по самое “мама не горюй”!

Палыч замер и на секунду задумался. Потом зловеще промычал:

ПАЛЫЧ: - Тебя я не трону, алкаш. Ты не мой клиент! А вот эту стерву! Ну, ты глянь, и ее сюда приволок! Держись, шалава!

Больше Лея не помнила ничего. Только чувствовала руку Фимки, который тащил ее за собой в стремительном беге или полете. Она не понимала, что это было. И только ледяной ветер свистел в ушах. А сзади раздавался вой озверевшего Палыча. Он, как кабан, несся за ними, а топот его копыт выбивал барабанную дробь по замерзшей земле, звучным эхом отдаваясь на многие километры. Но звук становился все тише и тише, пока не